сок, испытывает на прочность. Подходит к мужчине, поглаживает его по затылку. Складывает аккуратно руку к руке. Снова гладит по затылку, нежно шипит: «Чшшш…» Связывает ему руки за спиной.
Виктор Петрович безмолвен. Вероятно, до него не совсем доходит, что его просьба так просто осуществилась. Пытается заглянуть за собственное плечо. Что там? Ничего ему не видно.
Д и н а (старательно связывает). Не больно?
Виктор Петрович коротко и нервненько похохатывает.
Не встряхивайся, мешаешь… (Довязывает.) Ну как?
Виктор Петрович вертит головой. Слышно, как у него поскрипывают шейные позвонки.
Доволен?
В и к т о р. Милая моя, ты всерьез?..
Дина Федоровна проверяет работу рук своих на прочность.
Ой!..
Д и н а. Что?
В и к т о р. Ты решилась? Со мною связаться? Все-таки?..
Д и н а (запевает). Ах, с тобою, ах, не с другою… (Неожиданно строго.) Советую о себе чересчур много не думать.
В и к т о р. Связаться со мною… интересно… Зачем ты это сделала, удивительная?.. Зачем я тебе?.. Я всем в обузу. Я шел и думал… К тебе шел и думал: скажу ей честно, что со мною… что от меня… нельзя, ты меня понимаешь?..
Д и н а. Могу, пожалуйста! Развязать?
В и к т о р. Нет! Ты не поняла: мне хорошо, с тобой хорошо, мне замечательно, и ты правда удивительная, но…
Д и н а. Я не понимаю, чем ты недоволен.
В и к т о р. Собой. Только собой!..
Д и н а. Больно? Развязать?
В и к т о р. Не знаю.
Д и н а. Ну, знаешь, если ты и дальше будешь такой неконкретный!..
В и к т о р. Не буду!.. Ничего не надо. Все, я решился, пусть как ты скажешь, только… Приложи ладонь ко лбу.
Дина Федоровна прикладывает ладонь ко лбу.
Мне, пожалуйста.
Она прикладывает свою ладонь к его лбу.
Спасибо.
Д и н а. Не за что.
Пауза.
В и к т о р (горячо и часто целует ладонь женщины и кричит). Очень хочу жить!.. Наконец я хочу жить! Мне нравится жить и любить! Мне прекрасно, я очень хочу!..
Д и н а (зажимает ему рот ладонью). Чшш… Не надо так кричать, люди услышат.
В и к т о р. Прекрасно!..
Д и н а. Тише, у нас между квартирами двадцатипятипроцентная слышимость.
В и к т о р. Пусть слышат хотя бы на двадцать пять!
Д и н а. Чшшш… Я тебе говорю: люди давно спят.
В и к т о р. Люди… Спят… А нам хорошо… А они спят… А нам хорошо…
Д и н а. Нам хорошо, а им не так хорошо.
В и к т о р. Им сегодня, наверное, как мне прежде, — не так. А знаешь, почему не так?
Д и н а. Знаю.
В и к т о р. Потому что любят не так.
Д и н а. Кто?
В и к т о р. Все!
Д и н а. Откуда, Виктор Петрович, вам известно, как любят все?
В и к т о р. Я сам по себе знаю. Дни без любви — они… Я знаю, что это такое — дни без любви!.. Бесплодные, бессмысленные… Дурацкие… Их нельзя помнить, они — пустые. Ты знаешь, я хочу… пытаюсь вспомнить прошлое — не могу… пусто!..
Д и н а (поглаживает его по затылку). Что-то с памятью твоей стало…
В и к т о р. Нет, я все помню!..
Д и н а. Вспомнил.
В и к т о р. Помню, что ничего не было — пустота. Длинное ожидание чего-то… чего-то такого!.. Такого чего-то такого!.. Жизнь прошла!..
Д и н а. Ой-ой, как мы жалуемся, как мы себя жалеем… (Поглаживает его.) Еще не прошла, еще ничего… Еще… Нет, интересно устроены некоторые мужчины: вроде бы сначала им хорошо, а потом жаловаться начинают. Как дети, чтобы пожалели. Ну, зачем? Не надо, маленький, морщиться, дай пожалею… Ну, дай, ну, дай, вижу ведь — исхотелся весь…
В и к т о р. Лучшие годы — к черту…
Д и н а. Локти не затекли?
В и к т о р. Все иначе, иначе должно было быть!..
Д и н а (склоняется к самому уху). Я спрашиваю: локти не затекли?
В и к т о р. Локти, душа, жизнь — все!..
Пауза.
Ладони покалывает. Прохладно, горячо…
Д и н а. Так лежать еще не надоело?
В и к т о р. Дина Федоровна, я стихи писал. Вы скажете… Я и сам знаю, все равно… Мечтал стать писателем, а стал аптекарем. Почему так?
Д и н а. Хорошая профессия; хорошее лекарство сейчас не достанешь. Кто-то, вот такой же, как ты, может, еще завидует тебе! Мечтал стать аптекарем, а стал писателем. Я спрашиваю: лежать еще не надоело так?
Виктор Петрович молчит.
Надоест — скажешь.
В и к т о р. Не надоест. Надоело!.. Я хочу, наконец, быть связанным. По рукам и ногам. Есть в этом доме… Свяжи меня еще по ногам… Пожалуйста… крепко-крепко!.. Чтобы не шевельнуться!.. Не дернуться!.. Не рвануться!.. Пойти, побежать не мог!..
Д и н а. Кто бы возражал… (Идет к шкафу, достает поясок, возвращается, связывает Виктора Петровича по ногам.)
В и к т о р (пока женщина его связывает, приговаривает). Так меня… так… меня так надо… Только так со мною можно… Так… еще… еще, пожалуйста…
Д и н а. Пожалуй, что хватит.
В и к т о р. Ох, мне больно… (Стонет.)
Д и н а. Где?
Виктор Петрович трется носом о диван.
Что ты бормочешь там?.. Я не понимаю.
В и к т о р. В пояснице кольнуло.
Д и н а. В каком месте?
Он постанывает, она ищет то место на его пояснице, где кольнуло.
В и к т о р. Нет…
Д и н а. Выше?
В и к т о р. Левее…
Д и н а. У тебя ребра, как у паровой батареи. Только холодные.
Его разбирает смех, корчит и крючит. Виктор чуть с дивана не скатывается. Она едва успевает его удержать. Как внезапно рассмеялся — так смолкает. Дышит.
Д и н а. Смешно?
В и к т о р. Ха!.. Ха-ха!
Д и н а. Мне тоже ха!
Виктор Петрович трется носом о диван.
Поломаешь нос и будешь некрасивым мужчиной без носа. Дай почешу. (Почесывает ему нос.) Замри!.. Вот так, не дергайся, а то… (Почесывает.)
В и к т о р. Крылья ноздрей… Крылья, пожалуйста…
Д и н а. Какие крылья? Вот это ты называешь крыльями? (Почесывает то, что Виктор называет крыльями ноздрей.)
В и к т о р. Хорошо… все хорошо…
Д и н а. Где-нибудь еще почесать?
В и к т о р (вздыхает). Спасибо.
Д и н а. Не за что. (Садится рядышком, гладит по затылку.)
Пауза.
В и к т о р. Знаешь, о чем я думаю?
Д и н а. А ты не думай.
В и к т о р. Я думаю о том…
Д и н а. А ты не думай о том.
В и к т о р. Нет, я хочу думать.
Д и н а. Тогда думай.
Виктор Петрович молчит.
Ну же, о чем думаешь?.. (Гладит.) О чем думаешь, спрашиваю?
В и к т о р. Еще, пожалуйста. Гладь…
Д и н а (убирает руку). Сначала — о чем думаешь, а потом еще. Ну?..
В и к т о р. Черт знает!.. Никого счастливым не сделал!.. Знаешь, я тебе честно скажу… то, что думаю, только ты не думай…
Д и н а. Не буду.
В и к т о р. Нет, ты не думай, будто я… неискренен… Наверное, я не заслужил, чтобы со мною так… Спасибо вам.
Д и н а. Тебе.
В и к т о р. Тебе. Спасибо.
Д и н а. Не за что. А несчастливой сделал?
В и к т о р. Несчастливыми люди могут быть и сами по себе. Без меня. Я никого счастливым не делал. Это, наверное, очень ненормально… Пожалуйста, на спину… Будь доброй, помоги на спину… Мне трудно без глаз. Хочу говорить с тобой и видеть твои глаза, у тебя замечательные…
Дина Федоровна перекатывает мужчину на спину.
Спасибо, мне хорошо…
Д и н а. Не за что.
В и к т о р. Теперь вижу, теперь хорошо. Спасибо… А на собственных руках, оказывается, даже удобно… Теперь буду только так… Мне хорошо, я обласкан, у меня привязанность, я связан… Мне хорошо, и ничего… Ничего мне больше…
Д и н а. И будешь так здесь у меня лежать?
В и к т о р. Так — здесь — буду!..
Д и н а. Долго-долго?
В и к т о р. Долго-долго!
Д и н а. А я буду кормить тебя из ложечки три раза в день.
В и к т о р. Меня так часто не кормили даже в медовые месяцы!
Д и н а. Через два дня на третий в обед будет мясо, через три дня на четвертый — рыба, а в остальные — молоко, ряженка, творог и некоторые овощи. Недурно?
В и к т о р. Меня никогда так вкусно не кормили.
Д и н а. Завтра пойду к главному за отпуском, пускай дает. Скажу — не откажет, я знаю, что скажу. Забыла: завтра воскресенье, завтра женимся. Потом три дня гуляем, и еще у меня четыре своих отгула. В следующий понедельник и пойду, а завтра только позвоню домой. Ты только не думай, что все так просто. Сейчас такое время — не всякому дадут. А я еще старшая, меня так просто не подменишь, не каждая справится. Вообще, год от года работать труднее… Телефонисток не хватает, абоненты все нервные, все торопятся, спешат — куда спешат?
В и к т о р. Дина Федоровна, я хочу у вас спросить. Скажите…
Д и н а. Скажи.
В и к т о р. Скажи, прости. У тебя есть ощущение важности… острой необходимости для тебя лично в том, что ты делаешь?
Д и н а. Есть. В каком смысле?
В и к т о р. Ну… Не знаю… Без тебя всем станет очень трудно. Для меня будет плохо. Одним словом… плохо. Есть?
Д и н а. Мои девочки прямо говорят: Дина Федоровна, без вас тоска, а не работа. И главный у нас на междугородке прямо говорит: погибли бы. Я его понимаю, он прав: я же с людьми разговаривать умею. Я же все жалобы ликвидирую. Так сказать. Они без меня и премиальных в глаза бы не видели.
В и к т о р. Вы очень счастливая.
Д и н а. Да уж конечно!..
В и к т о р. Двадцать два года работаю, а такого чувства у меня… нет.
Д и н а. Где ты стрижешься? Кто тебя стрижет?
В и к т о р. Не знаю… не помню, где-то… У меня какое-то хроническое ощущение неисполненного долга…
Д и н а. Очень тебя плохо подстригли.
В и к т о р. Лет, прожитых зря…
Д и н а. Больше там не стригись. Я тебе скажу, где надо стричься, даже сама отведу.