Все с воодушевлением чокаются и выпивают. Женщины складывают стаканы и тарелки. Мужчины хотят поставить на место столы и стулья, но начальник их останавливает. Все остаются сидеть вокруг импровизированного общего стола.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Товарищи, прошу внимания. Оно, конечно, неудобно, что в праздничный день и все такое, но, как начальник и осознавая необходимость…
Л ю б а. В чем дело?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я должен сообщить вам пренеприятное известие.
А н д р е й. К нам едет ревизор?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет, насчет ревизора я ничего не слышал. Хватит и комиссии. Но моя новость не слаще.
М а р и я. Не томите, Николай Никанорович.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а. Перестройка, что ль, какая?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Подумаешь, перестройка… Они у нас по три раза в год.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Премию отобрали?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Подумаешь, премия… Я же вам объясняю: вопрос тяжелый, более того — кадровый. Сейчас на заседании было выступление… И нам дано указание…
С т е п а н С е м е н о в и ч. Чего?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я говорю: выступление и указание!
Л ю б а. Вы скажете когда-нибудь, в чем дело?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (решительно). Значит, так. Нашему учреждению дано указание без промедления провести сокращение.
Все в волнении встают.
Ю р а. Это как это?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. В частности, в нашем отделе надо сократить одну единицу.
М а р и я. Это что, окончательно?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Окончательно, положительно и отрицательно. Более того — бесповоротно и апелляции не подлежит. Не позднее, чем сегодня, я должен дать наверх фамилию.
Общий шок.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а (испуганно). Чью фамилию?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Вот я и сам думаю: чью фамилию? (Пристально рассматривает по очереди своих подчиненных. Те расползаются по своим рабочим местам.)
М а р и я. Господи, что делать-то теперь?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (свирепо). Как что? Работать! Работать — с большой буквы этого слова! Перерыв, по-моему, давно кончился. Или, может быть, кто-нибудь из вас не хочет работать?
М а р и я (испуганно). Хочет… Хочет… Я хочет.
Сотрудники судорожно хватаются за свои инструменты. Симфония возобновляется. Шеф расхаживает между столами, останавливаясь временами то возле одного, то возле другого своего подчиненного и скептически рассматривая его. Наконец он направляется к себе, зовя за собой Андрея.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Андрей, зайди-ка ко мне.
Николай Никанорович и Андрей переходят в закуток начальника. Поскольку действие теперь долго будет происходить только в «кабинете» Николая Никаноровича, основное помещение отдела можно либо закрыть занавесом, либо убрать за сцену, либо разыгрывать в нем подходящие к случаю пантомимы: подслушивания, ссоры, нервные припадки, приступы бешеной трудовой активности и т. д.
А н д р е й. Николай Никанорович, я почти закончил доклад о перестройке работы. Только схему еще не успел. Вот, посмотрите. (Протягивает папку.)
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (обрадованно). Так быстро? Ну молодец, выручил. Давай-ка я его сразу подпишу — и немедленно к начальству.
А н д р е й. Вы бы прочитали сначала, потому что…
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Чего тут читать, я и так тебе доверяю. Да и до того ли мне сейчас? Видишь, что творится? (Подписывает.)
А н д р е й. Все-таки хотелось бы посоветоваться…
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Потом посоветуемся. А сейчас беги и сдавай. Прямо директору. Чтоб раньше других отделов. В нашей конторе главное — опередить и отрапортовать. Тем более комиссия. Говоришь, тебе только схема осталась? Большая?
А н д р е й. Схема-то? Тридцать две позиции.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я тебя спрашиваю: она будет большая?
А н д р е й. Так я вам и говорю — тридцать две позиции.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. А я тебя спрашиваю: она будет большая? (Встретив непонимающий взгляд Андрея.) Ну, сколько квадратных метров?
А н д р е й (озадаченно). Не знаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Так я тебя прошу — чтобы она была большая. И чтоб цветная, ты меня понимаешь? На начальство это произведет. И что много формул — это тоже хорошо. (Осененный идеей.) Знаешь что? Один экземпляр ты отдай директору, а другой — прямо председателю комиссии. Так и скажи: Николай Никанорович просил передать. В общем, пока не доведешь это дело до конца, не возвращайся. Ты меня понимаешь?
А н д р е й. Понимаю. (Встает.)
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Постой. (Понижает голос.) Скажи, Андрей, кого будем сокращать?
А н д р е й. Это уж вам решать.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Решать-то мне, а вот думать можно и вдвоем. Может, Степан Семеныча? К чему нам слесарь?
А н д р е й. Почему слесарь? Он ведь инженер.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Инженер-то он инженер, а по ведомостям проходит как слесарь.
А н д р е й. Почему?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Чтобы пенсии не лишаться, дурья твоя голова. А может, Прасковью? Баба она тупая, вздорная… Что скажешь?
А н д р е й. Ничего не скажу. Будь я им начальник, другое дело. А я их товарищ, такой же работник, как они.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ты, Андрей, больно деликатный. Я тоже им товарищ. Мы все тут товарищи. Но на одного товарища у нас должно быть меньше, понимаешь? Тут уж ничего не попишешь. Про товарищей надо забыть и думать только о се… то есть… это… об интересах дела. С большой буквы этого слова. Понимаешь?
А н д р е й. Понимаю. Но только не лучше ли вам сначала с каждым в отдельности побеседовать? Может быть, доброволец найдется?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (подумав). Дело говоришь. Надо побеседовать. Позови-ка для начала Пра… (запинается).
А н д р е й. Прасковью Федоровну?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет.
А н д р е й. Юру?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет.
А н д р е й. Марию?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет.
А н д р е й. Любу?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет.
А н д р е й. Степана Семеновича?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Нет.
А н д р е й. Тогда кого же?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. М-да… Ну, хоть бы и Степан Семеныча.
Андрей уходит. Входит С т е п а н С е м е н о в и ч.
Степан Семеныч, дорогой, садитесь! Да посвободнее, поудобнее! (Протягивает сигареты.) Прошу.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Здесь вроде бы нельзя дымить-то.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Кому нельзя, а кому и можно. Ведь вы у нас человек уважаемый, заслуженный, убеленный, более того — маститый. Вы один из первых работников нашей конторы, в некотором духе ветеран, зачинатель, основатель, стояли, так сказать, у кормила, у руля, у истоков, вы у нас маяк, прожектор, более того — светило…
С т е п а н С е м е н о в и ч. Чего?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Вы, говорю, у нас маяк! С большой буквы этого слова.
С т е п а н С е м е н о в и ч. А-а. Какой я маяк… Так, фонарик.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ну-ну, не скромничайте. Ведь вы у нас ударник, передовик, новатор, первопроходец… На вас, в некотором духе, равняются, за вами тянутся, более того — между нами — берут с вас пример…
С т е п а н С е м е н о в и ч (прерывая). Короче — вы меня турнуть хотите, что ли?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я? Хочу? Да вы с ума сошли. Как вам только в голову могла прийти такая нелепая мысль! Но, Степан Семеныч, голубчик, войдите в положение — надо! Я не хочу, но надо! Надо кого-то уволить.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Но ведь не меня же!
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Не вас, конечно, не вас! Но… собственно, почему и не вас?
С т е п а н С е м е н о в и ч. Вы это серьезно, что ли?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ни в коей мере! Шутка, допущение, теоретическое предположение… Ведь вы у нас маяк, новатор…
С т е п а н С е м е н о в и ч. Слышал уже.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Так вот, я и говорю — уйдите, Степан Семеныч! Сделайте личное одолжение, Христом-богом молю. Мы вас с оркестром проводим, подарками засыплем, путевку дадим, на два месяца фиктивно оформим. Мы вам постоянный пропуск сделаем, в почетную книгу запишем, в вечные списки занесем…
С т е п а н С е м е н о в и ч. Нет, нет и нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Но почему нет, дорогой мой? Вам давно пора на заслуженный. Ведь вы уже — между нами — и слышите плоховато…
С т е п а н С е м е н о в и ч. Чего?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Слышите, говорю, плохо!
С т е п а н С е м е н о в и ч. Прекрасно вижу.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. И годов вам уже немало. Семьдесят два вроде?
С т е п а н С е м е н о в и ч. Семьдесят один.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Степан Семеныч, между нами — семьдесят два?
С т е п а н С е м е н о в и ч. Семьдесят один.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. По анкете — семьдесят два.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Один.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Два.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Один. Ошибка в документах.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Хорошо. Пусть будет семьдесят три. Скажите честно — не пора ли?
С т е п а н С е м е н о в и ч. На свалку?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. На отдых.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Нет, на свалку.