Работать! Все работать!
Симфония приобретает бешеный ритм. Николай Никанорович возвращается к себе.
Да… Так на чем я остановился?
А н д р е й. «Почему не начетверо».
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Что «не начетверо»? Ах да… Ты небось думаешь, что раз я начальник, то все зависит от меня. Так это вовсе не так. Я, между нами, тень, пустое место, видимость, мираж, более того — призрак. И в других отделах то же самое. Вся наша контора — эта такая контора… (Опять вскакивает, бежит к подчиненным, стучит кулаком по столу и возвращается.) Н-да… Горизонт, я бы сказал, исключительно мрачен. Ты меня понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Но ты, Андрей, не расстраивайся. Я еще попытаюсь тебя отстоять.
А н д р е й. Меня?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Тебя, родной, тебя. Обстановка, я бы сказал, исключительно неблагоприятная… Но мы им еще покажем! Я буду за тебя бороться. Тебя любят все, но я — больше всех. Ты мне веришь, Андрей?
А н д р е й. Верить-то я верю… Но я бы предпочел, чтобы вы боролись за кого-нибудь другого.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Андрей, голубчик, я бы тоже предпочел за другого, но за кого? Горизонт, я бы сказал, исключительно мрачен. Более того, твои шансы, между нами, близки к нулю.
А н д р е й. Почему?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. И ты еще спрашиваешь «почему»! Да по тыще причин! Взять хотя бы твой стаж. Ты ведь работаешь у нас недавно, а остальные лоботрясничают здесь давно. А это важно, понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. А главная твоя беда, что… как бы тебе объяснить… На работе ты занимаешься работой, понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Правда, ты у нас недавно, на собраниях еще не выступал, проявить себя не успел, заметить себя не дал и все такое прочее, но… ты меня понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ты можешь сказать, что хоть кому-то надо и работать. Голубчик мой, я это вполне одобряю, разделяю и, более того, поддерживаю. Но, с другой стороны, согласись: кому надо, чтобы ты работал? Кому от этого жарко? Кому холодно? Ты меня понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. У нас в отделе каждый — это кто-нибудь, а ты — никто. Ты просто работник, трудяга, инженер, понимаешь? А у нас, чтобы кем-то стать, надо обязательно быть еще кем-то.
А н д р е й. Я понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ну вот скажи: может, у тебя тридцать лет назад были какие-нибудь заслуги?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Может быть, ты, между нами, мать-одиночка?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Член редколлегии?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Член сборной?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Член профкома?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ну подумай сам, могу ли я тебе помочь! Если бы ты был членом хоть чего-нибудь…
А н д р е й. Я понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Но ты даже не член редколлегии.
А н д р е й. Я член научно-технического общества, член общества рационализаторов и изобретателей, член общества «Знание»…
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Андрюша, голубчик, не говори глупостей. Скажи лучше: может, у тебя там (показывает наверх) есть рука?
А н д р е й. Нет.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ну вот, видишь, у тебя даже нет руки. Только голова, и не там, а здесь. Разве так можно?
А н д р е й. Нельзя.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Андрей, я хочу, но в этих обстоятельствах просто не могу за тебя бороться. Ты как хочешь — по сокращению или по собственному?
Андрей пожимает плечами.
Я советую по собственному. Оно все-таки как-то более… Чего ты все молчишь?
Андрей снова пожимает плечами.
Я знаю, ты хочешь сказать, что я мог бы выставить Любу.
А н д р е й. Да ничего я не хотел сказать.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Так она, если хочешь знать, в редколлегии.
А н д р е й. Я понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. А впрочем, зачем тебе врать? Ведь, между нами, все равно все знают, что между нами… Ты понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я знаю, ты хочешь сказать, что Люба не конфетка, что она меня презирает, более того — не очень любит. Но я ничего не могу сделать. Я пойман в капкан, я в мертвой петле, я у нее на крючке. Ведь ей всего за двадцать, а мне, между нами, уже за сорок. Ты меня понимаешь?
А н д р е й. Понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Более того, в любой момент она может стукнуть жене. Что тогда?
А н д р е й. Я понимаю.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ну что ты все заладил: «понимаю» да «понимаю». Я и так знаю, что ты меня понимаешь. Лучше скажи что-нибудь.
А н д р е й. Что?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Как что? Скажи, что я сволочь, подлец, сукин сын…
А н д р е й. Зачем?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Мне будет легче. Скажи, что будешь протестовать, писать, жаловаться…
А н д р е й. Зачем?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Правильно, незачем. Ты парень с головой, так жалей ее, не бейся ею об стенку. Мы живем в век стали и железобетона, с большой буквы этого слова.
А н д р е й (берет авторучку). С какого числа писать?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Заявление-то? Через две недели. Но ты не думай — я не подлец. А если даже и подлец, то я не виноват. Я тебе дам самую лучшую характеристику.
А н д р е й. Спасибо.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Ты ее сам на себя сочини — подпишу, не гляди.
А н д р е й. Спасибо. (Протягивает заявление.) Вот, с четырнадцатого.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (подписывая). Ну, родной, выручил ты меня. Прямо гора с плеч, кость из горла, камень с сердца. Если бы ты знал, как мне жалко с тобой расставаться… Ты до четырнадцатого числа числись, но можешь сюда больше не являться. Плюнь ты на них на всех, иди ищи работу. Ты не думай, я не подлец! Мы им еще покажем!
Андрей выходит из закутка шефа и направляется к своему столу. Канцелярская симфония обрывается. Все взгляды устремлены на Андрея. В полной тишине он складывает в портфель свои вещи и прощается с товарищами по работе. На столе у начальника звонит телефон. Николай Никанорович берет трубку и, произнося обычные «алло» и «да», долго слушает.
Так… Так… Понятно.
Кладет трубку и окликает Андрея, который уже пожал руку последнему сотруднику.
Андрей, погоди! Новая директива.
Пауза.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а. С чего это вдруг?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (растерянно). Да вроде из-за моих предложений.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а. Каких таких предложений?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (еще растеряннее). Которые полностью приняты.
Ю р а. А разве вы что-нибудь предлагали?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Видимо, предлагал, потому что меня благодарят. За принципиальность, деловой подход, смелость, более того — за честность.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а. Это вас-то?
С т е п а н С е м е н о в и ч. Вы ничего не напутали?
Николай Никанорович озадаченно пожимает плечами.
А н д р е й. Николай Никанорович, я думаю, речь идет о том докладе, что вы днем подписали. Помните? Который я в комиссию передал.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. И что ты в нем предложил?
А н д р е й. Много чего…
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч (сокрушенно). И я это подписал?
Андрей разводит руками.
Л ю б а. Вы скажете, наконец, что случилось?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Во-первых, сокращение пока отменяется.
Взрыв энтузиазма. Все вскакивают со своих мест.
Во-вторых…
Поначалу его никто не слушает.
С т е п а н С е м е н о в и ч. Что «во-вторых»?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Наш отдел должны реорганизовать, распустить, более того — прихлопнуть.
Общее оцепенение.
Л ю б а. А мы?
М а р и я. Да, а как же мы?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. А нами — между нами — займется комиссия.
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а. А как же наш коллектив?
М а р и я. Да, мы ведь так привыкли друг к дружке… И вообще.
Л ю б а. Постойте, а вы?
М а р и я. Да, а как же вы?
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. Я? Я… (Свирепо.) Чего вы на меня уставились? Что ли, тут театр? Марш работать!
П р а с к о в ь я Ф е д о р о в н а (показывая на часы). Какое тут работать, когда уже по домам пора.
Н и к о л а й Н и к а н о р о в и ч. А раз пора, так и нечего тут торчать! А ну, живо в гардероб! По домам! Чтобы через минуту тут никого не было! Вы что, оглохли? Вам говорят! Все! Конец!
Последние слова бушующего шефа адресованы уже не столько подчиненным, сколько зрительному залу. Он еще продолжает кипятиться, но занавес уже опускается, и мы так и не успеваем узнать, какая судьба уготована нашему симпатичнейшему Николаю Никаноровичу и всему его сплоченному коллективу.
А. КургатниковДЕКАБРЬСКОЕ СОЛНЦЕ(Притча о ненависти)Пьеса в двух действиях
И г о р ь.
Л а р а.
Т а ш а.
А л г е б р о в.
Н а д ю ш а.
Г а в р ю ш а.