Влетела Т а ш а.
Т а ш а (увидев сборы). Фудзияма?!
Л а р а. Ты являешься позже всех.
Т а ш а. Было нечто. Сейчас расскажу. (Исчезла.)
Л а р а. У бедняжки нет пока настоящих мальчиков. И какой-то женской жизни. Уделяй ей тут без меня побольше внимания.
И г о р ь. Лоринька, давно проникся: ни минуты на сторону. (Покрутил диск.) Виктора Эммануилыча? Передайте, звонил отец Наташи.
Л а р а. Зачем?
И г о р ь. Надо же поддерживать напряжение сюжета. Пускай не забывает о нашем диалоге. Эмоции эмоциями, дела — делами.
Опять влетела Т а ш а.
Т а ш а. Вам известно такое имя — Дима Кирпичников? Гениальный человек. Мы сбросились по рублику и спровоцировали его на часовую лекцию. Дима знает абсолютно все насчет человеческой души. (Прикнопила плакатик.) Само собой, он нам всего открывать не стал, но хоть что-то. Таблица «Современные человеческие характеры». Каждый может найти себя по графе: «основные черты». Вам, родители, это просто необходимо.
Л а р а Сколько Дима заработал на вас?
Т а ш а. Он не может умирать с голоду. (Отцу.) Ты общался с Эммануилычем?
И г о р ь. Общался.
Т а ш а. И?
И г о р ь. Думаю, он тебя включит. Уверен на девяносто пять процентов.
Т а ш а. Блестяще. Судя по всему, черная полоска для нашей семьи светлеет. А твой Арифметиков, между прочим, вообще сбежал. Совесть заела Тригонометрова. Наша Кротова живет с ним в одном дворе, он там притча во языцех, она говорит: сегодня утром появился — рюкзак на спине, торжественно объявил лавочным старухам: «Уезжаю под иные небеса» — и уполз. Дурацкая история пришла к завершению. У меня такое чувство, что этого кретина и вообще не было.
И г о р ь. Был. Не был. Черт с ним.
Шорох в переговорном устройстве. На секунду все прислушались.
Т а ш а. Опять сломали код. Болтается на одном винте.
И г о р ь. Слушайте, ребята, я что-то здорово устал. Может, заляжем спать?
Л а р а. Можно. А то я тоже перестала соображать. Кладу в чемодан щипцы для орехов.
И г о р ь (достал серебристую упаковочку). Для полного отключения.
Л а р а. Пожалуй, и мне. Надо выспаться.
Т а ш а. Пап, дай тоже. У меня некоторое перевозбуждение.
И г о р ь. Эх, сказал бы мне кто-нибудь десять лет назад в Пелымском районе, где синие кедрачи, что я буду жрать эту гадость… Убил бы. (Смотрит таблицу характеров.) Вот, по-видимому, я. Тип «Т». «Все за компанию. С детства не хочет учиться. Чувствителен, при наличии контроля…»
Л а р а. Отвезете меня в аэропорт, как раз будет два. Пойдете пообедаете, там превосходный ресторан. Хоть на один день я буду спокойна.
Г о л о с (неуверенный, чуть заикающийся). Простите, могу я заглянуть буквально на пять минут?
И г о р ь (спокойно). Значит, код все-таки работает. (Нажал кнопку.) Входите, Николай Никифорович. (Взглянул на часы.) Двадцать два ровно. Самое нормальное время.
Вышел и тут же вернулся с человеком в плаще и шляпе, ботинки у него на толстой-претолстой подошве, но все равно он очень маленького росточка.
Н и к о л а й (снял шляпу). Здравствуйте. Я не очень поздно? Увидел свет во всех ваших окнах… Я зашел, чтобы сказать: дело приняло официальный оборот. Сегодня Алгебров принес заявление.
Пауза.
Вот собственно все, что я хотел. Я был убежден, он сам позвонит вам, не удержится… Поэтому решил зайти.
З а т е м н е н и е.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Все стоят так же, как в конце первой части.
Л а р а. Ташулька, принеси Николаю Никифоровичу шлепки.
Н и к о л а й. Я наследил? Эти ужасные рифленые подошвы… Нет-нет, я лучше еще вытру. (Так и делает.)
Игорь показывает Ларе и Таше: не надо настаивать на тапках: Николай маленького роста, а без рифленой подошвы станет совсем крохотным. Видя, что женщины поняли, улыбается.
Н и к о л а й (взглянул на улыбающегося Игоря). Вроде теперь порядок.
Л а р а. Я вообще считаю этот ритуал с тапками сомнительным. Правильно нас обличают женщины старого закала — просто мы стали плохими хозяйками, устаем, ленимся. Садитесь.
Н и к о л а й. Шел мимо вашего подъезда к себе, и вдруг в голову ударила эта мысль. Звонит вам Алгебров в двенадцать ночи и… Так и услышал, как он плетет небылицу о беседе со мной. Пугает. Представил ваше состояние — и рука невольно потянулась к кнопке… Живем рядом, по-соседски приятельствовали. Скользнула тень, ну что ж.
Л а р а. Еще бы! Мы — нормальные люди.
Н и к о л а й. Так что, пожалуйста, не нервничайте. По статистике, свыше шестидесяти процентов дел, где все держится на не очень надежных показаниях одного свидетеля, заканчиваются оправданием подозреваемого.
Л а р а. Мы очень благодарны, что вы зашли. По крайней мере будем внутренне готовы ко всей чепухистике.
Н и к о л а й (посмотрел на раскрытый чемодан). Меня, видимо, очень не вовремя занесло?
Л а р а. Готовлюсь к командировке в Японию.
Н и к о л а й. Японию?
Л а р а. Завтра вылетаю в Свердловск, оттуда — в Йохогаму.
Н и к о л а й. Это прекрасно. И удивительно! Желаю вам, как говорится… Надо идти.
Пауза.
Л а р а. Николай Никифорович. Это очень серьезно — то, что происходит? Заведомая ложь, оговор? Это весомо?
Н и к о л а й. В принципе, оговор — неприятная вещь. Если он к тому же удачно построен. Скажем так, профессионально. Но… Не принимайте, бога ради, мои слова впрямую. На практике, надеюсь, мне удастся разобраться. Летите спокойно в Страну восходящего солнца: вернетесь — я думаю, все будет нормально.
Л а р а. Знаете, в чем суть, Николай? Импульс, который вызвал все дело?
Николай удивлен.
Суть в том, что Алгебров нас всех ненавидит.
Н и к о л а й. Ненавидит? Это странно. За что?
Л а р а. Ненавидит. За что — не знаю. Когда он появился в то утро здесь, я сразу поняла. (Усмехнулась.) А, ладно. Вероятно, я гиперболизирую по интеллигентской манере. Просто рассчитывал получить десятку за шантаж, выпить на даровщинку.
Н и к о л а й. Может быть…
Л а р а. Если вы не очень торопитесь — чашечку чая? Перед вашим приходом как раз собирались почаевничать. Ташуль, чайник, наверное, уже кипит?
Таша с лету поняла, вышла.
Н и к о л а й. Ну, если по-быстрому…
Л а р а. Игорь, булку, сыр и тэ дэ.
И г о р ь. Чего хочет женщина… Но чаю, действительно, страсть захотелось.
Стол быстро уставляется едой.
Банка финского пива. Остался, увы, один экземпляр. Нам с вами, Николай Никифорович, по полстакана. Стакана-стакана́.
Т а ш а внесла чайник.
Т а ш а. Порядок.
Лара разливает.
Л а р а. Николай Никифорович, бутерброды.
Н и к о л а й. Да-да, спасибо.
Пауза.
Т а ш а. Николай Никифорович, а вот у нас в секции есть Кротова Валя. Она, конечно, широкой публике мало известна. Она, между прочим, ну, не в этом суть. Я к тому, что она живет в одном микроквартале с этим, с Тригонометровым. Так она говорит, он вчера или позавчера, я, конечно, не уточняла, но она говорит — он вообще уехал. Как же так?
Н и к о л а й. Видишь — не уехал. Он, знаешь, из тех, у кого семь пятниц на неделе: решает, потом перерешает.
Т а ш а. А вы знаете, Николай Никифорович, я вот вспомнила. Однажды этот Алгебров, представляете, заявился к нам в спортзал. Точно, он, на все сто. Закрытая тренировка, зрители не допускаются. Ка-те-го-риче-ски. Входит, садится и начинает ощупывать взглядом наши фигурки… с очень нехорошим подтекстом. Потом — что вы думаете? — достает какой-то пузырек, проглатывает содержимое и удаляется. Обследуем пузырек (трагически расширила глаза) — спиртовой настой боярышника!
Л а р а. Таша. Ты ведешь себя чересчур раскованно. И все-таки, Николай, не могу понять: зачем вы вообще приняли заявление у этого человека? Вы же могли просто не принять?
Н и к о л а й. Не совсем так, но… Почему не провести небольшое следствие? Может, он не из зловредства? Может, ему померещилось? Может, с того места, где он сидел, ничего и нельзя разглядеть? В этом случае обвинения отпадут сами собой.
Л а р а. А моральные потери? Мы же все невольно мучаемся. И вы, и мы. Честное слово, начинаешь склоняться к этой обывательской пошлости: лучше не вмешиваться. Если б Игорь ушел и все — не было бы никакого разговора. А он бросился немедленно, пытался спасти. Сделал максимум…
Игорь вдруг встал, ходит. Все смотрят на него.
И г о р ь (бормочет, не сразу стало слышно). «…На мосту ворона сохнет. Я беру ее за хвост и кладу ее под… Пусть ворона мокнет. Вот иду я…»
Л а р а. Игорь!
И г о р ь. Что?
Л а р а. Что с тобой?
И г о р ь. Ничего. (Сел.) Кстати, я не немедленно бросился. То самое «не вмешивайся» — тоже промелькнуло.
Л а р а. Но ты же преодолел!..
Т а ш а. А эта сволочь даже пальцем не…
И г о р ь. Девочки, не надо выступать. У меня есть язык и, говорят, неплохо подвешен.
Л а р а. Так, может, ты повернул фанерку? Признайся и иди в тюрьму.
И г о р ь. Уж сразу — тюрьму. Хотя эта фанерка мне здорово не понравилась.
Тяжкое молчание.
Н и к о л а й (тихо). Как не понравилась?
И г о р ь. Не люблю безграмотных надписей. «Осторожно! Опасная зона! Ведуться работы!» Ведуться — с мягким знаком. Жутко раздражило. Помню, даже щелкнул по этому поганому мягкому знаку.
Н и к о л а й. Щелкнули?
И г о р ь. Указательным пальцем. (Показал.)
Н и к о л а й (тихо-тихо). На днях вы заходили к сестре погибшего, Надежде Александровне?
И г о р ь. Воспрещено разве?
Н и к о л а й. В тот день, когда все случилось, вы неважно чувствовали себя?