И н н а. Могу, но не стану этого делать.
К о с т я. Невероятная наглость. Как ты умеешь употребить все в свою пользу!
И н н а. Я думаю о детях, Костя.
К о с т я. При чем здесь дети? Это наши дела.
И н н а. Не только наши.
К о с т я. Все на один манер! Чуть что, выпускают вперед детей. Это дети! Дети, а не тяжелая артиллерия. При чем здесь дети?
И н н а. Хорошо, ни при чем.
К о с т я. К чему эти недомолвки? К чему этот страдальческий вид? Говори прямо.
И н н а. Прямо?
К о с т я. Подожди. Двадцать лет. Ты сама вспомнила, так вспомни и ход вещей. Двадцать лет я чист, как слеза. Я перед тобой чист… был. Я работаю как вол.
И н н а. Я это знаю. Я уважаю твой труд.
К о с т я. Двадцать лет — работа и дом, работа и дом. Больше ни черта. В две стороны, как маятник. А я человек. Пойми! Я устал. Даже на отдыхе я не отдыхаю. В состоянии ли ты это понять? Или ты можешь видеть только то, что у тебя перед носом? Только то, во что тебя ткнут носом. Извини. Я груб… Но я раздражен.
И н н а. Возьми себя в руки. Что же делать?
Пауза.
Так, очевидно, было нужно. Это неизбежность. Необходимость.
К о с т я. Необходимость? Как это понять? Что?
И н н а. Ты должен был сюда приехать в конце концов.
К о с т я (задумался). Думаешь, это необходимость?
И н н а. Да, это судьба.
К о с т я. Судьба?
И н н а. Да. И пусть она все решит сама.
К о с т я. Ты… Это допускаешь?
И н н а. Конечно. Судьба, знаешь, и камни ранит.
К о с т я. Хорошо сказала, молодец. Я не ожидал. Ты хорошо мыслишь.
И н н а. Ты отвык слушать меня. Ты скоро перестанешь узнавать меня. Мы вчера говорили с Жанной…
К о с т я. С Жанной?
И н н а. Она уже не ребенок и все понимает Она сама начала разговор на эту тему.
К о с т я. На какую?
И н н а (значительно). На эту.
К о с т я. Сама начала?
И н н а. Конечно. Она неглупа, и очень неглупа.
К о с т я. И ты поддерживаешь с ней такие разговоры?
И н н а. А что в этом плохого? Не могу же я ей сказать: «Не смотри. Не думай!»
К о с т я. Прекрасно. Дожили. А чего еще можно ожидать? Это совершенно закономерно. Мне давно следовало заметить, что ты формируешь из ребенка урода. Сначала подносить туфли, одевать, выдавливать зубную пасту на щетку… Ребенок не знает труда, не знает трудностей. Все позволено!
И н н а. Что же ей позволено?
К о с т я. Все! Ты бегаешь по жаре за ее панамой. Она не может сходить с бабушкой раз в неделю на базар. Старуха таскает тяжести. Ее надо сечь.
И н н а. Я не позволю сечь ребенка.
К о с т я. Меня в ее возрасте секли. Секли жестоко.
И н н а. И к чему это привело?
К о с т я. Ты иронизируешь?
И н н а. Секут детей только изверги.
К о с т я. Мой отец был добрейшим человеком, и мать добра. Ты посмеешь это отрицать? Что она тебе сделала дурного? Она когда-нибудь косо посмотрела на тебя?
И н н а. Костя, зачем мы ссоримся?
К о с т я. Моя мать — интеллигентный человек. Она была учительницей. Да, она била меня. Пусть символически. Но это верно. Ребенок должен знать, что можно, а чего нельзя.
Из дома выходит В а н я с бутылкой вина.
И н н а. Я ничего не понимаю, абсолютно ничего.
К о с т я. Ты все отлично понимаешь. (Уходит в дом.)
В а н я. Инесса! Хотите выпить?
И н н а. О чем вы говорите? Что выпить? В такую жару?
В а н я. Это очень приятно.
И н н а. Зачем вы пьете такую гадость?
В а н я. Я сейчас вне средств. О, Инесса! Ха! ха!
И н н а. Ваня, зачем вы фиглярничаете? Вы же взрослый человек — и в таком виде с утра.
В а н я. Инесса, будьте проще. Хотите выпить?
И н н а. Ну, давайте немного.
В а н я. Вот это верно. (Наливает ей вина.) Хотите, я вам прочту стихи? Свеженькие. Прямо с корабля вынашивания на бал судейства.
И н н а (пьет вино). Прочитайте.
В а н я. Нет, я не буду читать.
И н н а. Не читайте.
В а н я. Не доверяю вашему вкусу.
И н н а. Что вам угодно, Ваня? Что вам от меня нужно?
В а н я. Я жалею вас, Инесса!
И н н а. Я понимаю, вы привыкли, вы желаете быть оригинальным, но ничего, кроме грубости, оригинальным не считаете. Это смешно. В ваши-то годы!
В а н я. Я вас обидел, Инесса?
И н н а. Ваня, уверяю вас, что я общаюсь с вами только по необходимости. Нужно помнить, что мы все-таки родственники, и соблюдать нормы. Я не знаю, почему вы меня ненавидите.
В а н я. Знаете, что я видел сегодня ночью?
И н н а. Вы не любите и Костю. Я это понимаю и не понимаю. Вы все-таки двоюродные братья. Откуда эта недоброжелательность? А Костя вас любит.
В а н я. Любит?
И н н а. И не смейтесь. Вы не представляете, как ему сейчас тяжело. Я одна это вижу.
Костя идет из дома к калитке.
Костя, ты куда?
К о с т я. Пройдусь.
И н н а. В такую жару? Пойди к Жанне на речку!
Костя уходит.
Ему сейчас невыносимо трудно. Я знаю, что он чувствует. Этот приезд, конечно, был необходим. В конце концов, мать не вечна, к нам она приезжает редко, и Жанна просилась сюда. Она вообще очень романтически воспринимает эту деревню.
В а н я. Это город.
И н н а. Ну, городок. У Котика не все сейчас ладится по службе, хотя внешне все гладко. Может быть, все и обойдется, он тоже не беззащитен, у него тоже есть кое-кто наверху, но есть и противники. Сейчас во время отпуска все может решиться не в его пользу. Как он волнуется! Я одна это вижу! Если бы мы отдыхали в цивилизованных условиях… Если бы была возможность позвонить, набрать номер… Или к нам могли бы позвонить, сообщить… Господи! Здесь даже нет станции, здесь только «ветка», поезда стоят три минуты. Как сюда доходят письма? Очевидно, с запозданием?
В а н я. Фантасмагория.
И н н а. Отчего люди так озлоблены? Котик — прелестный человек. Пойдемте на речку.
В а н я. Нет, Инесса. Благодарю.
И н н а. Как хотите. (Уходит.)
В а н я. Наденька, можно вас на минутку? Надя!
Н а д я (появляется в окне). Что вам нужно, Ваня?
В а н я. А чем вы недовольны? Я мешаю?
Н а д я. Да, мешаете.
В а н я. Не ожидал.
Н а д я. Я вам разрешаю раз и навсегда брать в погребе в моем углу что угодно и сколько угодно. Пейте, пока не выпьете все. Понимаете?
В а н я. Да.
Н а д я. Очень прекрасно.
В а н я. Нельзя говорить «очень прекрасно». Нельзя. Понимаете?
Н а д я. Я буду говорить так, как хочу. (Исчезает.)
В а н я. «Очень прекрасно» — это что-то чудовищное.
Во двор входят А н н а Ф е д о т о в н а П е р н а т а я и Т а н я.
П е р н а т а я. Ванечка, деточка, помоги нам, возьми у Танечки кошелку. Такая тяжесть, не знаю, как бы я одна донесла. Узнаешь Танечку?
В а н я (берет у Тани кошелку). Узнаю. Здравствуйте!
Т а н я. Здравствуйте, Ваня.
В а н я. А зачем вы такие тяжести таскаете?
П е р н а т а я. Сначала вроде бы и не тяжело было. Танечка, узнаешь Ваню?
Т а н я. Совсем большой и…
В а н я. Старый.
П е р н а т а я. Поставь кошелку в комнате. Дома никого нет?
В а н я. Нет. (Уходит в дом.)
П е р н а т а я. Правда, похож на Иру?
Т а н я. Ой, как похож! Те же глаза…
П е р н а т а я. От Гриши нет ничего в лице.
Т а н я. Нет, почему же…
П е р н а т а я. Ничего нет. Только характер. Характер — не приведи господи. Как это он тебя сразу узнал? Да ты и не изменилась. Что же ты так несмело? Не узнаешь? Здесь все, как было. Заходи.
Т а н я. Скамейки прежде не было.
П е р н а т а я. Была за сараем.
Т а н я. Погреб ниже стал.
П е р н а т а я. Ива разрослась.
Т а н я. Ива!.. Как же она так выросла! Что это такое делается? Мы ведь прежде на погребе загорали, и хватало места.
П е р н а т а я. Вы были меньше, Таня, вдвое.
Из дома выходит В а н я.
В а н я. Зачем вы такие тяжести таскаете с вашими-то ногами?
П е р н а т а я. Сначала вроде бы и не тяжело было. А ты Таню сразу узнал?
В а н я. Сразу. Зачем вы столько яиц купили? Ведь свои куры есть.
П е р н а т а я. Разве это куры? Одно название. Не несутся. Это просто изумление! Что им делать, как не нестись?
В а н я. А помидоры зачем? Пройдите два метра и сорвите свои.
П е р н а т а я. Свои, Ваня, плохонькие и безвкусные — выродились. Нужно другие сажать.
В а н я. Куры не несутся, помидоры выродились… (Спускается в погреб.)
П е р н а т а я. Ваня, ты учитываешь — там слева все Надино?
В а н я. Учитываю.
П е р н а т а я. Скоро все придут. А мы пока поговорим. Хорошо, что ты приехала. Я рада, Таня.
Т а н я. Я сразу про вас спросила, а мама говорит: «У Пернатой радость». Я спрашиваю: какая?..
П е р н а т а я. Да, Таня, радость.
Т а н я. Мама говорит: «Старая Пернатая помолодела».
П е р н а т а я. Приехали они неожиданно. Я ждала каждый день, а все равно неожиданно. А ты помнишь Костю?
Т а н я. Конечно, помню.
П е р н а т а я. Хорошо помнишь?
Т а н я. Да.
В а н я выходит из погреба.
П е р н а т а я. Ваня, ты куда?
В а н я. В сад, позанимаюсь. (Уходит.)
П е р н а т а я. Позанимайся, позанимайся, скоро обедать будем. И радость, и горе… Все вместе (смеется). Понимаешь? Как веревка, жизнь сплетена. Не разберешь, где что начинается.
Т а н я. Ой, не говорите.
П е р н а т а я. Как ты живешь?
Т а н я. В целом, хорошо.
П е р н а т а я. Ты не постарела — значит, хорошо живешь. Далеко вот только. Ну как там? Дикий край?
Т а н я. Что вы, плодородный цветущий край!
П е р н а т а я. Скучаешь?
Т а н я. Скучаю. Но фрукты там замечательные.
П е р н а т а я. А я половину дома продала. Теперь эта половина дома моя, а та уже не моя. Мне теперь и половины дома много.