Э д и к. Володя, я уже сказал, что понимаю…
В о л о д я. Думаешь, я не понимаю!.. Хочешь, я перед тобой на колени встану? Хочешь?
Э д и к. Почему передо мной?
В о л о д я. Как перед ее возлюбленным. Я у тебя прощения попрошу. За нее и за тебя! Молчи! (Становится на колени.) Ведь ты же за нее страдал, подлец, когда мне заявление на стол бросил…
Э д и к. Володя, встань. (Пытается поднять его.) Володя, дай я тебя поцелую…
В о л о д я. Нет! Меня нельзя целовать! Подожди. Не встану, пока все не скажу…
Э д и к. Не надо, Володя…
В о л о д я. Надо! Надо! Шесть лет я ее добивался! Шесть! Как она сопротивлялась, ты бы знал!.. Хотя ты один и знаешь. (Смеется вдруг.) А теперь все! (Хлопает себя по карману.) Узаконили мы наши отношения… Но я не об этом… Я вот что хочу сказать… Не сказать — вот я в чем поклясться тебе хочу! Слышишь?
Э д и к. Слышу, Володя.
В о л о д я. Клянусь, я теперь к этой девушке близко не подойду! Встречу ее на улице и отвернусь. Честно! Потому что я даже смотреть на нее не имею права! Ты меня понял?!
Э д и к. Хорошо, что ты сам это понял. Это очень здорово…
В о л о д я (встает с колен). А ты, подонок, с первого курса издеваешься надо мной. Знал ли ты, кто такой Сущев? А?
Э д и к. Володя, я не знал. До сегодняшнего дня не знал.
В о л о д я. Только ты меня теперь больше не дразни. У меня в душе ангелы поют. Ты меня больше не дразни. Дай слово.
Э д и к. Даю слово, Володя.
В о л о д я. Спасибо, Сачок. (Целует Эдика.) Пошли. Идем! Скорей!
Э д и к. Куда?
В о л о д я. К свету! (Поет.) «Снова туда, где море огней, снова туда с печалью своей!» Хорошо-то как, господи! Идем, Сачок! Идем!
Э д и к. Уже ночь, Володя.
В о л о д я. Какая ночь? Еще совсем светло. Идем.
Э д и к. Это белая ночь, Володя.
В о л о д я (подходит к окну). Пятнадцать лет здесь живу и никак к этой аномалии не привыкну. Дикость. Вот у нас в Николаеве ночь так ночь, день так день. Сачок, поехали в отпуск в Николаев?
Э д и к. Поехали.
В о л о д я. А у вас? Сплошные сумерки. Только название красивое — «белые ночи». А ведь это просто сумерки! И больше ни черта! Сумерки богов. Бред. С ума можно сойти. Давай выпьем.
Э д и к. Тебе хватит, Володя.
В о л о д я. Хватит — когда схватит, как мой батька говорил. (Смеется, натыкается на шкаф, испуганно.) Это кто тут? Кто?
Э д и к. Это шкаф, Володя.
В о л о д я. Дикость. Почему ты, гений, в этой дикости живешь? Хочешь, куплю тебе стенку югославскую «Микадо»? Хочешь? Хочешь, куплю тебе люстру чешскую хрустальную? Хочешь? Только скажи.
Э д и к. Зачем? Мне и так светло.
В о л о д я (ласково). Светляк ты мой. Люблю. Хорошо. Сижу, читаю без лампады. Да? Если бы ты знал, Сачок, с чем я к тебе пришел! Подонок! Если бы ты знал! Ты бы мне тоже в ноги упал! Клянусь! Хочешь, на Петропавловку перекрещусь? Все-таки какая-никакая, а церковь, хочешь?
Э д и к. Не надо, Володя. И так поверю. И упаду. Говори.
В о л о д я. Улыбаешься? Опять улыбаешься? (Вдруг.) Все! О делах ни слова!
Э д и к (улыбаясь). Нет, ты говори. Говори, если уж начал.
В о л о д я. Только улыбочку убери! Убери! Думаешь, я отрезвею и все по-прежнему останется? Нет, мерзавец! Не останется. Знаешь почему? Потому что я люблю тебя, негодяй! Понял? (Поднимает стакан.)
Э д и к. Говори. А то я пить не буду. Ты меня знаешь.
В о л о д я. В том-то и дело, что знаю! (Хохочет.) Очень я тебя хорошо знаю, паразит! (Вдруг останавливается.) Мама дорогая, я же тебе такой сюрприз привез! Закачаешься!
Э д и к. Ты от темы не уходи.
В о л о д я. Я и не ухожу. Наоборот. (Поет басом.) Хочешь, возьми коня любого, возьми булатный меч! А? (Смеется.) Не догадался?
Э д и к (улыбаясь). К себе в лабораторию приглашаешь?
В о л о д я. Да подожди ты! (Поет.) А хочешь ты пленницу с моря дальнего, дивного? А? Не допер? Я же невесту тебе привез! И забыл, мерзавец!
Э д и к (удивленно). Какую невесту?
В о л о д я. Розовое чудо. Яблочный пирог! Сувенир из столицы! Спасибо скажешь. Как же я ее мог забыть, паразит!
Э д и к. Где ты ее нашел?
В о л о д я. Она сама меня нашла. Иду я к тебе по Фонтанке, вдруг навстречу розовое чудо, яблочный пирог! Вся умиление. (Поет.) Ах, Ленинград, Ленинград, зоопарк и Летний сад…
Э д и к. Знакомую, что ли, встретил?
В о л о д я. Какую знакомую? Она в Ленинграде первый раз в жизни! Подходит это чудо ко мне и говорит (копирует московский говор): «Простите, пожалуйста, не подскажете, что это за особняк? — и показывает на Горсуд. — И кто его построил?» Я говорю: «Чудо мое, этот дом построил Джек». — «Какой Джек?» — спрашивает. Я говорю: «У нас все приличные учреждения одни Джеки строили. Джек Растрелли, Джек Кваренги, Джек Росси. Выбирайте любого». Она смеется и не уходит. И тут меня осенило! Я говорю: «Чудо мое, я сам в этом сказочном городе только свою контору и проспект Ветеранов мало-мальски знаю. А вот поехали к моему другу, у которого все деды и прадеды в лейб-гвардии Уланском полку служили, он вам такое покажет — закачаетесь!» Она без разговоров согласилась. Сейчас я ее приведу. Только не пей без меня.
Э д и к. Угомонись. Сколько времени прошло. Так она тебя и ждет.
В о л о д я. А куда она денется? Она же в тачке сидит. Что она, дура, свою пятерку мастеру швырять? Она же москвичка! Этим все сказано.
Э д и к. Вот тебе пятерка. Отпусти машину.
В о л о д я. То есть как отпусти? Я уже ей сухого купил.
Э д и к. Сами выпьем.
В о л о д я (грустно). Не принимаешь моего подарка?
Э д и к. Не принимаю.
В о л о д я. Ты хоть посмотри на нее. Вдруг понравится.
Э д и к. Не понравится. Не люблю москвичек.
В о л о д я (вздохнув). Видишь, как трудно с тобой. Жуткий ты человек. Жуткий. Только я, с моим характером, тебя терпеть могу… только я.
Э д и к. Спасибо, Володя. Отпусти машину.
В о л о д я. Если бы я так Тамарку не любил, я бы сам от нее не отказался. Такое розовое чудо! Ну, просто яблочный пирог!
Э д и к. Ты же мириться ко мне пришел.
В о л о д я. А мы разве не помирились? Ты считаешь, мы еще не помирились?! Тебе все мало, паразит?!
Э д и к. Помирились, Володя. Мы помирились.
В о л о д я (обнимая Эдика). Так в чем дело, подлец? (Целует его.) Ты только подумай, мерзавец! Мы с тобой ссоримся, миримся, а быть может, вот это последняя наша весна! Последняя наша белая ночь?!
Э д и к. Почему последняя?
В о л о д я. Сорок лет! Тебе, Сачок, сорок. Мне сорок три! Это же самый критический возраст. Бегаем, прыгаем, как пацаны, коньяк пьем. А в наши двери уже раки скребутся, инфаркты звонят, камни в почках побрякивают… Давай, Сачок, украсим эту нашу последнюю весну яблочным пирогом из Москвы! Я уверен, она тебе понравится. Такая не может не понравиться. Хочешь, на Петропавловку перекрещусь? Яблочное чудо…
Э д и к. Я отвык от сладкого, Володя… У меня изжога.
В о л о д я. Выпей соды. Не возражать! Уже подписано в углу: «Сущев». (Уходит.)
Пауза.
Э д и к (некоторое время стоит, улыбаясь неизвестно чему, потом садится на тахту, подвигает к себе телефон, набирает номер). Алло… это Тамара?.. Привет. Это Эдик говорит… (Пауза.) Алло, алло… Не бросай трубку. Я по делу. Честное слово. Ты меня слышишь? Что же ты молчишь?.. Володя? Володя был. То есть он и сейчас здесь. Нет. Позвать не могу. Он вышел… Вышел за сухим вином. Как это для кого вино?.. Для тебя. Конечно, для тебя. Алло, алло… что-то опять звук пропадает. А ты меня слышишь? Тамара, бери машину и лети ко мне. Срочно. Да. Что? Да, ты мне нужна. Да. Очень нужна. Слышишь, Тамара? Алло, алло… (Вешает трубку, ложится на тахту, улыбается.)
Настежь распахивается дверь, в дверях стоит совершенно мокрая, босая д е в ч о н к а. Мокрые волосы по плечам, как у русалки, мокрое розовое платье прибилось к коленям. Девчонка прижимает к груди босоножки, смотрит на Эдика и смеется. За ее спиной В о л о д я с двумя бутылками сухого вина.
В о л о д я. Эй, хозяин! Лейб-гвардии улан! Стыдно лежать в присутствии дамы! Встать!
Э д и к (встает). Прошу. Мой дом — моя Петропавловская крепость.
В о л о д я. Гений! Что я говорил? Улан! Вылитый!
М а р и н а (протягивает Эдику мокрую руку). Марина из Москвы.
Э д и к (после паузы). Марина?..
В о л о д я. Ты ее знаешь?
Э д и к. Где-то я вас видел?..
М а р и н а. Я в Ленинграде первый раз.
Э д и к. И уже в Неву успели упасть?
М а р и н а. Я засмотрелась, а на меня поливалка наехала.
В о л о д я. Слышь, на минуту оставил, к ней уже пристают.
М а р и н а. Шофер извинился. Даже сударыней назвал. У нас такого не услышишь.
Э д и к. Она же в такси сидела.
В о л о д я. Ты представляешь! Она тачку отпустила, чтобы мастеру за простой не переплачивать. Вот это Москва! Экономика должна быть экономной! Понял?
Э д и к. А если бы Володя за вами не пришел?
М а р и н а. Он не мог не прийти. Он же обещал. Он же ленинградец.
В о л о д я. Слыхал! (Поет.) Мы ленинградцы, а это значит — мы не теряем бодрость духа никогда! Мы Ленинград не променяем ни на какие в мире города!
Э д и к (Марине). А вам не холодно?
М а р и н а. Что вы… Володя, там одна бутылочка уже распечатана. Я отхлебнула в параднике для согрева, пока тебя ждала.
В о л о д я. И на здоровье, чудо мое! Ну, как тебе твоя комната?
Э д и к (удивленно). Почему это ее комната?
М а р и н а. Он мне про вас в машине все уши прожужжал. Какой вы.
Э д и к. Какой?
М а р и н а. Какой вы завидный жених. Вид-то, вид-то какой. (Подходит к окну.) У нас такого не увидишь. Жутко люблю высоту. Прямо улететь хочется.