– Пока ты нужен Дмитрию Васильевичу, – жестко отрезал Белявский. – Слышал такую поговорку: лес рубят, щепки летят? Могу еще добавить: есть человек, есть проблема; нет человека, нет проблемы.
– Любимые изречения дедушки Сталина. Кто же их не слышал, – уныло согласился Станислав. Он взял себя в руки и решил снизить накал беседы: – Да-а, попал я под раздачу! Причем под чужую… Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Вот уже и я фольклором заговорил. Евгений Серафимович, есть хоть какая-то надежда, что я выберусь из этого дерьма? Ведь я никого не убивал! И за что в розыск угодил? Мне что теперь, как крысе в норе всю жизнь прятаться?
Глаза Белявского после причитаний Стаса немного потеплели.
– Выбраться поможем, – солидно кивнул Бес. – Это не от себя говорю, а повторяю то, что пообещал Анчар. Скажу по секрету – Дмитрий Васильевич тебя уважает и как человека, и как специалиста. И он слов на ветер не бросает. Снять с тебя убийство охранника сможем ли, не сможем, это уже не важно…
– Как не важно? – округлил глаза Гордеев. – На меня труп повесили, а вы говорите…
– Подставу готовили профессионалы, – остановил его Белявский. – Доказать, что ты чист перед законом и людьми, будет очень сложно, если это вообще возможно. И поверь моему опыту, бывает так, что проще уйти через черный ход, а не ломиться в закрытое парадное. Жизнь – штука сложная!
– Что вы имеете в виду, Евгений Серафимович? – наморщил лоб Станислав. – Какое парадное, куда уйти?…
– Об этом пока рано говорить, – сказал Белявский и глянул на наручные часы. – И некогда. Я с тобой и так лишних две минуты проболтал. Пора лететь. Ты на досуге прикинь, о чем я с тобой беседовал. И запомни, главное – не принимать близко к сердцу неприятности, а искать выход. Не паникуй, пока трудись, перенимай опыт Француза, может, когда и пригодится.
Белявский, оставив задумчивого и растерянного Станислава в тени ангара, быстрым шагом направился к вертолету. Буквально на минуту он задержался, коротко переговорив с Французом.
Потом сел в вертолет и улетел.
Паники не было, а вот чувство безысходности или близкое к тому на Гордеева навалилось. Было некое ощущение, будто он попал в сети и никак не может выпутаться. Барахтается в мутной воде, пытается освободиться, еще больше запутывается. Уже и воздух на исходе, и некому помочь…
Это ему пришло из сна. Но и проснувшись, Стас не мог вздохнуть полной грудью. Воздуха по-прежнему не хватало.
Он встал с кровати, подошел к окну и распахнул форточку.
Струя свежего воздуха окатила его прохладой с головы до ног. Хоть и жаловался Белявский на необычную для этой поры жару, но по утрам сентябрь уже брал свое. И листья на деревьях кое-где желтизной подернулись, и паутинки летают. На дворе осень золотая, бабье лето, а в душе – хмарь и зима беспросветная…
Взгляд Станислава остановился на бумажнике, лежащем на тумбочке. Неожиданно накатила злость. Он схватил тяжелую стеклянную пепельницу, рывком расстегнул ремешок портмоне и несколько раз с силой ударил по помятой кнопке замка. Он ее уже «ремонтировал» подобным образом, когда покидал дом Анчара.
– Ну и что? – обратился к окончательно изуродованной кнопке бумажника Станислав и сам ответил: – А ничего! Зеро без палочки!
– Рота, подъем! – послышался из коридора бодрый голос Француза. – На зарядку стройся!
– Уже поднялся! – буркнул в ответ Гордеев. – Сейчас выйду.
Эмоции эмоциями, а распорядок надо выполнять. Тем более не последний день своей жизни Станислав Гордеев землю топчет, еще, глядишь, побарахтается…
Стас быстро натянул майку, спортивные трусы и надел кроссовки. Через минуту он уже стоял на бывшем плацу бывшего учебного центра.
– Зарядка стандартная: кросс, растяжки, силовые упражнения, – скороговоркой дал указание Француз. – Занимайся сегодня самостоятельно. На подстанции поломка. На кухню и в гараж электроэнергия не поступает. Электрик уже приехал, надо проконтролировать работу. Завтрак организуем по минимуму, на скорую руку. После завтрака встречаемся в тире.
– Опять снайперская подготовка? – поморщился Станислав. – Сколько можно?
– Сколько нужно, столько и можно, – отрезал Француз. – Согласно утвержденному плану.
– Ладно, бюрократ, как скажешь, – махнул рукой Стас. – Я погнал!
Желания выкладываться по причине хренового настроения не было. Гордеев со старта взял невысокий темп и потрусил по привычному для него маршруту. С плаца он завернул на дорожку, ведущую в спортивный городок, миновал гимнастические снаряды, пробежал мимо полосы препятствий и выбрался на полевую дорогу.
Поначалу она шла, рассекая на две части обширное поле. Точнее, поле, в полном смысле слова, было справа – уже убранное и распаханное под зябь. А слева от дороги простирался дикий луг, заросший невысоким бурьяном. По всем приметам, здесь раньше было стрельбище.
Примерно через полкилометра от полосы препятствий начиналась лесополоса, разделяющая поле и луг. Она упиралась в настоящий лес, плотной зеленой стеной закрывающий горизонт. До него от «объекта» было порядка двух километров. По лесополосе пролегала натоптанная тропинка, идущая параллельно грунтовке. Бежать здесь было приятнее, особенно в жару: и солнце не палит, и сквознячок гуляет между деревьями и кустами.
Маршрут был знакомый. Каждый день на зарядке Станислав и Француз накручивали по этой тропинке стандартную утреннюю «пятерку» или около того. Сегодня Гордеев бежал в одиночестве, которому эпитет «гордое» никак не подходил. Точнее было бы «в унылом одиночестве». И уныние это происходило не от отсутствия компании, век бы того Француза не видеть, а от дурного настроения. Потому и двигался Гор со скоростью черепахи, бегущей от инфаркта.
Он пробежал по лесополосе метров триста и перешел на шаг. И не оттого, что решил поволынить, а потому, что бронхи забились и захотелось прокашляться. Стас набрал в легкие воздуха, но кашлянуть не успел.
В следующую секунду он успел совершить многое. Отработанным переступом Гор метнулся в отчаянном вираже с тропинки, уходя от возможного удара. А еще он успел осмотреться, принять боевую стойку и даже попытаться идентифицировать голос невидимого человека. Это была реакция на насмешливый, раздавшийся едва не над ухом возглас:
– Сачкуем, капитан?
Нападать никто не собирался. Да и в ближайшем рассмотрении окрестностей Станислав никого не увидел. Было реальное ощущение, что голос исходит от одной из березок или от орехового куста.
– Реакция хорошая, а вот с наблюдательностью проблемы, – констатировал все тот же голос.
Невысокий зеленый холмик рядом с тропинкой, бесформенная кочка, поросшая густой травой, зашевелилась, и из нее выглянуло улыбающееся лицо. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть Гордеев, так именно этого человека. Вернее, увидеть желал всей душой, но не в таком обличье…
– Здравия желаю! – растерянно произнес Станислав, глядя на поднимающегося с земли генерал-майора Веклемишева.
– Здорово, Стас! Кавалерию вызывал? – бодро и весело поприветствовал его Веклемишев и тут же заботливо посоветовал: – Челюсть прибери, а то простудишься. Ты что, никогда генералов в «лохматке» не наблюдал?
– Никогда, Вадим Александрович, – честно признался Стас. – Генерал в секрете, в маскхалате разведчика – это из области сюрреализма. Нет, я про вас слышал немало, но не думал…
– Есть порох в пороховницах! – небрежно бросил Веклемишев и глянул на наручные часы. – Тебе бегать еще минут двенадцать, время поговорить есть.
Глава 15. Лубянка. Три месяца назад
Веклемишев встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Генеральские апартаменты простором не баловали, места для маневра было немного. Семь шагов вперед, шесть в сторону и опять семь шагов до стенки. А тут еще Гордеев сидел у приставного столика, его нужно было обойти.
– Ничего я не смог сделать, Станислав. Уж извини! Генералы нынче не в чести. Их слово ничего не значит. Вот сволочь сынок майор при штабе и папе функционере – это сила!
– Да ладно, Вадим Александрович. Не переживайте за меня, не пропаду. Хоть и с волчьим билетом увольняют, да кто на него сейчас на гражданке особо смотрит. Как-нибудь устроюсь…
– Что не пропадешь, знаю. Жалко, что хорошие люди, спецы уходят, а гниды остаются, – удрученно качнул головой генерал.
– Что сделано, то сделано, не стоит перемывать уже мытое, – поморщился Гордеев.
– Не стоит, значит, не стоит, – согласился Веклемишев. – А пригласил я тебя, Станислав, не только для того, чтобы высказать сожаление по поводу твоего увольнения, а о деле переговорить.
– И какие у меня сейчас могут быть дела? – усмехнулся Стас. – Я нынче птица вольная. Погоны с плеч долой, гуляй, босота, от рубля и выше!
– А дела у нас серьезные, – не обращая внимания на ерничанье Гордеева, произнес генерал и опять прошелся по кабинету. – Даже – очень серьезные. И напрямую касаются тебя.
– Не понял, Вадим Александрович, уточните, – удивленно посмотрел на Веклемишева Стас. – Меня сейчас в этом ведомстве уже ничего не касается. После того, что со мной сделали…
– Касается, голубчик, еще как касается, – резко оборвал его Веклемишев. – А что не женились после того, что сделали, так не ты первый, не ты последний. Лучше помолчи, капитан, и послушай!
Генерал остановился у кресла, будто раздумывая, присесть ему или нет. Не сел. Легонько ударив кулаком по спинке кресла, Веклемишев отошел к окну, постоял, видимо, собираясь с мыслями, и повернулся к Станиславу:
– А дело, о котором я тебя хочу проинформировать, состоит вот в чем. Четыре месяца назад в пригороде Рима был обнаружен труп неизвестного мужчины возрастом лет примерно сорока, может, чуть больше. Он был убит ударом ножа в шею. Документов при убитом не оказалось. Случай не из ряда вон выходящий, можно сказать, рядовой для окраины итальянской столицы, где это произошло. Там проживает большая диаспора выходцев из Румынии, в большей части нелегалов. Криминал цветет пышным цветом. Убитый так бы и остался неопознанным, если бы следователь оказался не столь дотошным. Более того, он служил когда-то в спецназе и знал, что убить человека подобным способом непросто, навыки нужны. По его убеждению, работал профессионал. При вскрытии на предплечье и под мышкой были обнаружены следы уничтоженной татуировки. Кое-что сумели восстановить…