Мирзоев стоял надо мной, держа в одной руке «Полароид», а в другой — свеженькую фотографию.
— Никогда не говори мужчинам такое, курва. Поняла или еще раз объяснить?
— Спасибо, все понятно… — Я не узнала свой голос.
— То-то же.
Он еще раз присмотрелся ко мне на прощание и вышел. Я и не пыталась встать — все равно не смогу. Наверное, с полчаса боль в боку была невыносимой. Кроме того, саднили губы и лоб. Я только пыталась утирать кровь с глаз и ровно дышать, чтобы не позволить своим легким снова остановиться. Но потом стало легче, трудно было только шевелиться.
Однако выводов мне удалось сделать целую кучу. Впрочем, больше нечем было заняться, как только выводами: долгие часы ко мне никто не входил. Хотелось пить, потом — есть. И теперь догадалась, для чего Черенок принес ведро. Я воспользовалась им, когда смогла встать. Потом легла на кровать и стала раздумывать. Пытаясь не впадать в отчаяние, прокрутила в мозгу сцену избиения. В первый раз эта тварь лупила по лицу и в неполную силу — для дела, чтобы сделать снимок. А вот во второй раз — весьма показательно — он бил из мстительности, намного сильнее. Это было, так сказать, личное!
Что еще? Ах да! Перед тем как ударить, он помедлил: то ли раздумывал, стоит ли, то ли реакция плохая. Причем мне ближе второе. Он больше похож на тугодума.
Глава 22
Размышляя, я заснула. Просто слишком много оказалось впечатлений, и я устала. Проснулась оттого, что услышала над собой голос Мирзоева:
— Просыпайся, просыпайся, пора звонить!
Он стоял надо мной с мобильником в руке.
— Скажешь, чтобы он скорее продавал дело. Расскажи ему правду, как тут с тобой обращаются. И помни, если твой муженек тебя не послушается, я прямо после разговора отрублю тебе палец. Сама выберешь, какой.
Говорить с Миром по телефону мне не хотелось. Я боялась услышать его голос и размякнуть, разрыдаться. Тогда не будет никакой надежды на спасение, да еще и умру в соплях. Это отвратительно.
— Знаете что, весь ваш план — туфта полная!
— Делай, что сказал, и молчи, а то по морде получишь.
— Мир не согласится. Он не любит меня. Вы убьете меня, он поплачет и другую найдет, а за свой бизнес он будет сражаться до последнего.
Черенок презрительно скривился:
— Конечно, другую найдет. Такого барахла, как ты, на любой помойке полно. О себе думай! Позвонишь, скажешь все, и я дам тебе поесть.
— Зря это. — «Он сейчас меня изобьет!» — Я же знаю! Ну, давайте телефон.
Он набрал номер и передал мне трубку. Мир ответил сразу после первого гудка, видимо, Черенок звонил в назначенное заранее время:
— Да, Шахов.
Как я и предполагала, от звука его голоса в горле стал комок, ладони покрылись потом.
— Мир, это я.
— Ленка? Ты жива? Где ты?
Хотелось зарыдать и закричать, попросить помощи, потребовать, чтобы он сделал все, что они хотят. Но тут включился инстинкт противостояния, и я, глядя прямо на Мирзоева, сказала:
— Мир, со мной все в порядке! Мирзоев тут. Он мне угрожает всяким, но ты не обращай внимания.
Как я ни старалась говорить быстро, Черенок все же озверел раньше. Он выхватил трубку из моих дрожащих рук. Последнее, что я крикнула, было:
— Я в России!
Потом кулак Черенка надолго потушил для меня свет шестидесятиваттной лампочки, горевшей в комнате.
«Смерть от побоев еще хуже пули или ножа!» — такова была моя первая мысль через пару часов после разговора с мужем. Мне пришло на ум, что если Черенок будет и дальше так меня лупить, то я очень скоро сдамся. Ну, сдамся, и что? Что изменится? До смерти четыре шага, и, судя по всему, я уже один сделала. Если я погибну, а Мир так и не примет условия бандитов, то они могут похитить и его самого. Вынудить все подписать или просто убить. Конечно, его смерть усложнит дело. Ведь надо будет вклиниваться в бизнес своими путями, и притом легально. Думаю, у Мирзоева с этим проблемы. Если Мир согласится из-за меня отдать свое дело… Лучше не думать об этом. Какой выбор он сделает между главным, что он сделал в жизни, и нелюбимой женщиной? Есть еще порядочность и сострадание… Есть еще органы правопорядка двух стран, на которые и осталась надежда. Да, я просто постараюсь продержаться.
Голод и жажда уже серьезно допекали меня, когда Черенок поставил рядом со мной на кровать кружку и положил ломоть белого хлеба. Я, не раздумывая, выпила холодную сырую воду, отметив про себя, что кружка пивная — керамическая, грубо слепленная и к тому же треснувшая. Кстати, треснувшая посуда — к несчастью. Пока жадно ела хлеб, Мирзоев вещал:
— Зачем сопротивляться? Чего добиваешься? Твой муж проиграл еще до начала игры! Как только я заинтересовался его делом, он проиграл! За мной такие люди стоят! Серьезные люди! Ты же видишь сама — я не боюсь ни милиции, ни полиции. Все куплено давно. Нужна ты мужу, не нужна — один хер! Подпиши бумажки, уговори его то же сделать — и вали себе! Шахов головастый, он еще что-нибудь придумает! Будете жить. Хочешь жить?
Если бы я сказала правду, он бы не понял, поэтому я кивнула.
— Только ты все равно меня убьешь! Что бы я ни сделала.
— Да нет, не убью. Нужна ты мне! — Он говорил как добрый дядюшка. — Я сам не убиваю. Теперь. Я стал большой шишкой.
— Прогнулся перед кем надо? — Снова меня понесло. Это от нервов. Кто-то плачет, а я болтаю.
— Не, — ухмыльнулся он. — Прогнул, а не прогнулся! Кстати, а ведь ты была женой подельника Шахова? Такой щуплый мальчишечка, в камере его повесили.
— Он с собой покончил, — поправила я.
— Это менты так говорят. А то ж признать придется, что в зоне блатные хозяева. Как скажут, так и будет. Это его с воли заказали. Только не мы.
— А кто же? — Вот это новости! Жору убили! Но это больше похоже на правду. Я никогда по-настоящему не верила, что он может покончить с собой. — Откуда вы это знаете?
— Вот дура! Знаю, и все! Мы же тоже разбирались, почему это он сдох. Будь моя воля, это Шахов бы сдох, а не тот. Жора твой мне лично обещал возить, что я ему скажу. За бабки.
Вот так. Значит, мы не ошибались. Все правда.
— А в Париже тогда, когда Жору арестовали за убийство сестры, вы за нами следили? Детективов из «Консула» вы наняли?
— Какой-такой консул? Первый раз слышу! Зачем мне следить за вами в Париже? Мне и в России хорошо. Только фирма твоего Шахова нужна!
— Что это ты мне все рассказываешь? Я же в милиции показания давать буду. — Мне уже казалось, что не зря он болтает — не выйти мне живой отсюда никогда. Не боится, потому и болтает.
— Будешь, будешь. Мне просто скучно. Здесь же нет никого. Только я да Коляныч. Поболтать не с кем. А ты девушка образованная. Ладно, бывай. Пойду спать.
Он ушел, а я с трудом доползла до ведра. Вернувшись на кровать, задумалась: он и Коляныч. Ну да! А сколько человек надо, чтобы охранять такую некрупную особь, как я?
Наутро я проснулась до прихода Мирзоева. Холод заполнил мое узилище, но вылезать из-под одеяла было просто необходимо. Я встала и, постанывая, трясясь, хромая, причитая, стала растирать руками тело и разминаться, прохаживаясь от двери к окну. Прошло довольно много времени, прежде чем кровь побежала по жилам и зубы перестали выбивать чечетку.
А вскоре пришел Мирзоев. Он снова принес воду в керамической кружке и кусок хлеба. Кроме того, в руках у него была папка с документами, которые я должна была подписать.
— Как спалось? — поинтересовался бандит светским тоном.
— Угу, — ответила я, выпивая воду.
— Давай, ешь быстрее. Звонить будем.
— А, кстати, откуда у тебя документы фирмы? — Это вдруг действительно показалось мне интересным.
— Одна девушка дала. Хорошо попросил ее, она и дала, — закудахтал азиат.
— Девушку ту не Сюзанна зовут?
— Сюзи — Музи, какая разница! Не задавай глупых вопросов. — Черенок довольно ухмылялся, вспоминая приключение с белокурой француженкой.
Вдруг все стало на свои места. Сюзи вытащила из Поля все сведения, о которых ее просил любовник. Это с ним она месяц встречалась, когда училась болтать по-русски. Мирзоев благодаря Сюзанне знает о фирме Мира все. Дела намного хуже, чем казалось вначале.
— Ты правда убьешь меня? — Я пыталась изображать страх. Получалось очень даже реально.
— Ну, сказал же — сделай, как просят, и пойдешь домой.
— И пистолет у тебя есть? — гнула я свое.
— Зачем тебе? — спросил он, не понимая, к чему я клоню. Я придала голосу проникновенности и произнесла:
— Хочу посмотреть, из чего меня застрелят.
Мирзоев сунул руку за спину, достал оружие и показал мне:
— Смотри. — Это было доказательством правильности моих подозрений. Пора было действовать.
К этому моменту я уже слезла с кровати и находилась в двух шагах от Черенка. В руке у меня была тяжелая кружка. Голова вроде не кружилась, я собралась с мыслями, представила, как заболит бок, когда рвану вперед. Все, чего я боялась, так это того, что у кружки отлетит ручка в момент удара, тогда Мирзоев просто получит шишку, а вот я — пулю.
— Он на предохранителе?
— Уже нет. — Его забавляла эта игра. Он направил дуло пистолета вверх, в потолок, и выстрелил, чтобы продемонстрировать мне боевую готовность. Я сделала один быстрый шаг к Мирзоеву, немного оглушенному собственным выстрелом, размахнулась и, вложив все свои силы, ударила его, целясь в висок. От удара меня мотнуло, и я повалилась на пол. Как ни странно, но Черенок тоже упал и выронил пистолет. Я же недаром заметила, что у него плохая реакция! Через секунду я стояла на ногах, задыхаясь, но с оружием в руках.
Мирзоев лежал передо мной с закрытыми глазами и не шевелился. От виска расплывалось кровавое пятно. Неужели я его вырубила? Так не бывает! Рядом лежала расколотая кружка. Ручка не подвела! Я перехватила увесистый пистолет поудобнее правой рукой, а левой обхватила запястье, как американский полицейский в кино. Не из подражательства, а потому, что руки были очень слабы. Навела дуло на лежащего. Стрелять или нет? Я была в страшном напряжении, чувствовала, что силы сейчас покинут меня. А ведь еще надо выбираться из дома! Вдруг его веки дрогнули, от неожиданности я вся дернулась и судорожно нажала на курок. Сила отдачи просто потрясла меня, но пуля прошила грудь моего мучителя. Следовало бы сказать что-нибудь типа «Собаке — собачья смерть!», но времени не было. Сейчас кто-нибудь прибежит на звуки выстрелов, и мне крышка. Кажется, Мирзоев говорил о каком-то Коляныче.