Слабость силы: Аналитика закрытых элитных игр и ее концептуальные основания — страница 20 из 75

5. Вся указанная игра особенно опасна в силу того, что она ведется при участии так называемых патриотических сил, что делает игру трудно дезавуируемой. Тем важнее вовремя распознать ее суть и обезвредить тем самым, хотя бы отчасти, это весьма опасное начинание.

6. Игра базируется на неких химерах, весьма привлекательных для многих. Это, с одной стороны, химера антиамериканизма (строим отдельную Европу, вариант – Евразию). Это, во-вторых, химера евразийства (якобы возможный союз от Дублина до Владивостока, создающий подлинный макросубъект, в отличие от мини-России; на деле речь идет об антироссийской игре в очень коварном обличье). Это, наконец, химера советской реставрационности, под прикрытием которой дезинтегрируется российское государство.

Задача состоит в том, чтобы изгнать все эти химеры. Что вовсе не означает отказа от позитивной имперскости, сочетаемой с идеей развития, мощным интегративным процессом, высоким и действительно глобально-историософским полем русской идеи (вбирающей в себя и советский «красный» вариант), мощной государственностью.

7. Поведение рассматриваемых нами политических фигур антиэлитно. Нарушены все принципы и правила поведения, слагающие элитный кодекс в любом сильном государстве. Это недопустимо, это должно получить соответствующую оценку.

8. Ссылки на непрофессионализм в этом вопросе достаточно неубедительны. Однако даже принятие этих ссылок не меняет существа дела. Ибо сейчас наступило время профессионалов, а стране, в конце концов, неважно, кто ее губит – дилетанты или люди с двусмысленной политической и иной мотивацией.





Статья имела последствия. Поскольку мои рефлексии касались не только геополитики (на которую всем было наплевать), но и властных судеб, а также поскольку все происходило именно так, как я это описал. Многое – еще более грубо и омерзительно.

Родионов был снят. Некий «проект», в рамках которого все это разворачивалось, что называется, «грубо похерен». В стиле тогдашней, между прочим, весьма эффективной, когда это касалось ее прямых интересов, политической власти.

А на меня обрушились «пострадавшие». Евгений Киселев, главный инструмент информрепрессий Гусинского, посвятил моей «зловещей» личности непомерный кусок передачи «Итоги». И пообещал, что будет заниматься моей личностью в нескольких следующих передачах.

Почему он не выполнил свое обещание? Потому что я дал соответствующую пресс-конференцию, в которой обсудил издержки подобного рода затеи. Причем именно в жанре адекватных апелляций к феномену ЗС. Как это происходило конкретно – не так уж важно. Важно, что Киселев устроил по ничтожному поводу непомерную истерику, касающуюся моей «всепроникающей зловещей руки». Непомерность истерики ощутили все. А Киселев пообещал, что непомерность будет возведена в квадрат, куб или еще более высокую степень. После чего «сдулся».

Анализирую я все это вовсе не потому, что это меня касается. Как я могу это не анализировать, если речь идет о фактах, которые подтверждают гипотезу? Эти факты добыты мною, так сказать, путем активного вмешательства в процесс. Меня интересует правомерность гипотезы. Имею ли я право не рассматривать факты, коль скоро они меня касаются? Я обязан рассматривать все, что позволяет оценить весомость гипотезы. В противном случае, я не исследователь.

Но тогда надо что-то обсуждать хотя бы с минимальной детальностью. Например, почему я считаю, что истерика Киселева носила непомерный характер. И никак не отвечала поводу, который он сам указывал как резон для своей атаки. Потому что в качестве повода обществу была предъявлена какая-то довольно бессмысленная бумага о «Газпроме». Почему эта бумага была так ужасна – не понял никто. Но еще менее понятно было, какое я имел к этому отношение. Киселев не давал никаких разъяснений. Он буквально говорил следующее: «А если предположить, что это писал Кургинян?». И дальше переходил к непомерно длинному разбору:

а) моей личности,

б) моих мотиваций,

в) моих политических связей (в разборе почему-то должен был участвовать министр внутренних дел Анатолий Куликов, другие лица),

г) моих этнических корней (точнее, окончания в моей фамилии).

А к этому всему (обсуждаемому в течение двадцати минут в ситуации идущего тогда в России острого политического кризиса) добавлялись посулы насчет продолжения.

Ясно было, что настоящий повод для этой затеи – не вялая бумага о «Газпроме». Тем более, что уж, как минимум, близкий к «Газпрому» Гусинский легко мог узнать, кто писал эту бумагу. Бумагу эту написала одна известная пиарщица (по просьбе «Газпрома»). Эта пиарщица потом пришла ко мне и слезно извинялась. Конечно, ничего не опровергая публично – да кто бы и дал-то ей.

Звонили журналисты, рассказывавшие, как именно их Гусинский пытался привлечь к этой затее. Причем объясняли, что затея почему-то предполагала, по замыслу авторов, участие авторитетных армян. И недоумевали, к чему бы это.

Вне контекста «Армянгейта» это необъяснимо. А раз так, то я путем активного вмешательства в процесс («Аукцион на Кавказе» и прочие сопряженные с этой темой аналитические рефлексии) получил неоценимые доказательства в пользу моей версии природы этого самого «Армянгейта». А эта версия влекла за собой определенные оценочные и прогностические выводы. Из которых, в свою очередь, не могли не вытекать «алгоритмы противодействия».

Вот что такое активное вмешательство в качестве одного из аналитических инструментов. Я приведу сравнение, используя свою предыдущую профессию – геофизику. Вы можете исследовать параметры объекта (например, железорудного месторождения), замеряя естественные поля, порождаемые этим глубинным объектом на поверхности земли. Это пассивный метод.

Применительно к «Армянгейту»: идет политическая кампания (информационная, в том числе). Вы замеряете ее параметры, исследуете структуру – и все.

А вы можете (вновь возвращаюсь к железорудному месторождению) активно возбуждать объект теми или иными импульсами (электромагнитными, например). Это уже активный метод.

В моем случае – я возбудил не железорудное месторождение, а Гусинского с Киселевым. А также те ЗС, которые стояли за ними. Они ответили, а я получил бесценную информацию вкупе с определенными размышлениями о скверных свойствах моей личности и низменности моих мотивов.

Могу ли я отказать себе в удовольствии «интерпретировать интерпретаторов»? Я считаю, что не могу и не должен.

Во-первых, малые удовольствия – часть нашей жизни. Если я не могу экспроприировать экспроприаторов, то пусть будет хоть это.

Во-вторых, такая деятельность – часть методологической работы. Потому что «интерпретатор» не интерпретирует. Он запутывает. Петляет. Дезинформирует. Причем сознательно. Не оказывать ему в этом противодействие – значит, помогать ему. А почему я должен ему помогать, если весь смысл в том, чтобы бороться с ним и теми, кто стоит за его спиной?

Итак, существовала подлинная причина, по которой группа Гусинского жестко «наезжала» на меня. Причина состояла в том, что эта группа (и стоящие за ней ЗС) затеяла «Армянгейт», а я сорвал эту затею.

Сказать, что «наехали» за это – для них значило саморазоблачиться. Выдумали бумагу о «Газпроме». Но выдумка была шита белыми нитками. И кроме того, любой такой «наезд» имеет разных адресатов. Кто-то должен был верить, что это все – за «Газпром». А кто-то – читать между строк. Такие «междустрочные послания» – часть лжеинтерпретационной деятельности.

Между строк говорилось следующее: «Ну, мы-то с вами доки и понимаем, что газпромовские бумажки тут не при чем. Но давайте не увлекаться рассуждениями этого господина. Потому что за его пафосом, на который так легко поддаться, стоят очень очевидные низменные мотивы... Ну, там армянский... сами понимаете... и другие».

Интерпретатор, стремясь (вновь использую геофизический профессиональный сленг) «разрядить» и «дезактивировать» текст, должен был представить мою статью (а также все остальное) как некий заказ. Чей? Ну, конечно же, армянский (тут можно было поспекулировать на фамилии). Потом уже конкретно военный.

Интерпретация интерпретаторов сводится к следующему.

Во-первых, такое (голословное, основанное на похмыкиваний «знаем, знаем») толкование чужого поведения всегда в чем-то саморазоблачительно.

Во-вторых (и это уже методологически существенно), участнику любой истории легко приписать низменные мотивы. Это всегда нетрудно сделать. Но это легче всего сделать, когда история локальна. Как говорил Леви-Стросс, синхрон поливалентен вне диахрона. Локальная история, которую я только что описал, – это синхрон. А вот линия от этой истории к тому, что буду описывать, – диахрон. И тут вариативность описания все же снижается. Конечно, для того, кто хочет соблюдать минимум добросовестности при описании. Сомневаюсь, что такие найдутся. И все же исхожу из отсутствующего как имеющегося.

А что еще остается делать?

Во всем, что связано со мной и моей командой, диахрон слишком уж однозначен. Это можно игнорировать. Но не без последствий. Тот, кто игнорирует, все же рискует репутацией. Очень хочется рискнуть? Ну, что ж, я мешать не буду.

Наш Клуб «Содержательное единство» работает 12 лет. Есть слушатели, которые все это время участвуют в работе. И их немало. Они помнят, как любители измерять все своими мерками трактовали создание Клуба? Как желание неких коммунистических антагонистов Зюганова, сидевших в зале, «завалить» Зюганова. Что мы тогда могли сказать? Только – «по своим меркам судите».

Но эта наша реплика на тот момент была не столь уж и весома. Весомой она стала через 12 лет. При том, что 10 лет из этих 12-ти никаких коммунистических антагонистов Зюганова на Клубе нет и в помине. Сам Зюганов уже не интересует, наверное, даже его ближайших поклонников. А каждое слово, сказанное нами тогда в его адрес, сейчас является абсолютной очевидностью для всех. Вот только мы это говорили в тот момент, когда эта очевидность казалась дикостью. Мы дали диагноз тогда, когда болезнь только вызревала и ее еще можно было лечить.