бавляет его пакетированным молоком и снова возвращается к столу. Делает он это все так, будто каждый день только этим и занимается. Я теряюсь. Волновалась, что Филипп будет косо смотреть на все в моей квартире, бояться коснуться, не то что есть из посуды. Но мои ожидания рушатся.
– Расслабься, Машуль. – Шнайдер подмигивает мне и запихивает оставшийся кусок слойки в рот. На губах снова остается немного варенья, на этот раз персикового, и почему-то теперь мне хочется перегнуться через стол и слизать эту проклятую каплю языком. Впрочем, почему я должна останавливаться. Я так и делаю. Чувствуя сладость на языке, наблюдаю за тем, как загорается огонек в голубых глазах Филиппа. Если до этого момента я боялась и переживала, то один этот взгляд заставляет меня заткнуть все страхи и просто насладиться ужином с Филиппом, которому нравлюсь я, а не только то, что между моих ног.
После успешной сдачи первого экзамена я убегаю в кафе в компании Любы. Та что-то затеяла, крутится вокруг меня, словно верная собачка, и на шаг не отходит. Я не допытываюсь, ведь Люба такой человек, который сам все расскажет, только дай возможность выговориться. Мы с ней останавливаемся в кафе недалеко от универа. Заказываем по стаканчику холодного кофе и десерт. Я останавливаюсь на диетическом «Наполеоне», а Люба… берет лишь один небольшой кусочек воздушного зефира ручной работы.
– Ты чего? На диете? – приподнимаюсь, опираясь руками о стол, и скептически осматриваю фигуру сестры. Она у меня девушка с формами, которые, надо признать, ей чертовски идут. К тому же, судя по взглядам Степашки и по тому, как он собственнически обнимает мою сестру при любом подходящем моменте, эти формы – одна из его любимых составляющих Любови.
– Почти. Мы с Валерой летим на полтора месяца на море. Не за границу, конечно, тут, недалеко, но все равно. Я не хочу ударить в грязь лицом. И так последнее время я стресс сладким заедаю. А что, если я в купальник не влезу?
– Купишь новый, – пожимаю плечами.
М-да, раньше я бы так не сказала. Скажи мне обо всем этом до того рокового разговора со Шнайдером, я бы запретила Любке и близко к сладкому подходить, велела бы томить себя диетами и есть только воздух, приправленный щепоткой пыльцы фей.
– Ты какая-то другая. – Люба скашивает взгляд на официанта, не спешащего к нашему столику. Такое чувство, будто мы заказали не обычный кофе и десерты, а как минимум две статуи из бисквита в наш рост!
– Обычная.
– Нет, в тебе меньше… стервозности. Тебе ее будто вместе с волосами в салоне откромсали. – Люба упирается локтями в стол, а подбородок кладет на плотно соединенные пальцы. Смотрит на меня, сощурив глаза. На лице нет и тени улыбки. – Я тебя такой последний раз видела, когда ты пешком под стол ходила.
– Говоришь, будто старше меня лет на десять минимум.
– У нас разница меньше года, но, сама посуди, я окончила школу раньше, учусь на курс старше, и у меня есть парень, который меня любит. – Она загибает пальцы. Новый красный маникюр так и бросается в глаза, а слова немного ранят. Особенно последняя фраза.
Хочется похвастаться тем, что у меня тоже появился… мужчина. Парнем Филиппа я точно назвать не могу, не по статусу. Но я не хочу о нем говорить. В последний раз, когда я рассказала Любе о своих отношениях, они закончились через пару недель. Да, пусть там все и вело к разрыву, но все равно я решаю смолчать.
– Кстати… ты как-то говорила что-то о летней свадьбе. – Люба будто читает мысли.
Мне мешает ответить подошедший официант. Жду, когда он уйдет, чтобы все объяснить сестре. Вести личные беседы при посторонних я никогда не любила. Только раскрываю рот, чтобы что-то ответить, как Люба снова перебивает:
– Я надеюсь, ты бросила затею вернуть его? Маш, разрушать чужую семью – отвратительный поступок. В мире столько свободных мужиков, чего ты прицепилась к одному женатику, а?
– Уже отцепилась, – парирую я и получаю неимоверное удовольствие от того, как расширяются зрачки Любки. Да, я ее определенно удивила!
– Ты? Вот так просто?
– Да. Мир не крутится вокруг него, стоит уделить внимание и другим представителям сильного пола.
– Во-от, такой настрой мне нравится. Узнаю прежнюю Машку.
– Не будем больше обо мне, ты мне лучше о вашем отдыхе побольше расскажи…
И Люба рассказывает. Они планируют сразу после ее сессии и Валериной защиты диплома уехать на побережье, снять там домик и провести беззаботных полтора месяца вдали от знакомых и шумных улиц нашего города. Надо признать, мне нравится то, как все это будет выглядеть. Я на море была в последний раз… даже не припомню когда. В последние годы ограничивалась походами в бассейн под открытым небом, но ощущения все равно были не те. Далеко не те.
Мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Люба идет к себе, а я брожу по парку и не спешу домой. Покупаю мороженое в ларьке и неторопливым шагом иду вдоль дорожек. В это время на улицах города малолюдно. К тому же сегодня будний день, многие на работе, а другие не выбираются из дома в такую жару. Снова думаю о Филиппе и о том, что между нами. Эту тему мы не поднимали, но я катастрофически не хочу быть для него «одной из…». Не претендую на его сердце, но хочется стать особенной.
Стоит мне только вспомнить про Шнайдера, как я его вижу. Его машина стоит у моего подъезда, а сам Филипп сидит на водительском сиденье и курит, свесив руку в окно. Заметив меня, Филипп выходит из машины, выбрасывает сигарету и тушит ее носком ботинка, идет ко мне.
– Я сдала, – решаю похвастаться. Пока даже родители не в курсе того, как прошел экзамен. Но мне хочется, чтобы Филипп был в числе первых.
– Знаю, ты не могла его провалить. Мы слишком усердно готовились.
– Да ну тебя, – бью его ладонью по плечу и тихо смеюсь. – А ты чего тут? Мимо проезжал?
– Не угадала. Иди собирайся, я тебя похищаю на ближайшие два дня. Обещаю, к следующей подготовке к экзамену верну.
– Ты ведь знаешь, что о похищении заранее не предупреждают? – наклоняю голову и с трудом сдерживаю улыбку.
– Поторопись, Маруся. Иначе мы опоздаем из-за тебя.
Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как останавливаюсь и поворачиваюсь к Филиппу.
– Как ты меня назвал?
Меня так давно никто не называл. Обычно для всех я Маша или Маня, Мария или просто красивая девушка.
– Мару-уся, поторопись, у тебя в запасе двадцать минут, или я похищаю тебя в том, в чем ты сейчас. – Он улыбается, а глаза озорно блестят. Не знаю, что он задумал и почему из сотни женщин выбрал меня, но думы об этом хочу отложить на более поздний срок. Сейчас я быстро чмокаю его в щеку и убегаю, потому что Шнайдер прав – у меня в запасе лишь добрых двадцать минут, чтобы собрать себя и вещи к предстоящей поездке.
Тридцать третья глава
Виталина
– Всего доброго, – улыбаюсь я клиенту и провожаю его взглядом. Скоро конец нашей смены, а сил уже нет. Единственное, на что я сейчас готова, – завалиться спать до самого утра. Но вместо этого нужно убрать рабочее место, приготовить два букета на завтра, забежать за сыном в сад… Список может продолжаться бесконечно долго. Короче говоря, на отдых у меня сейчас совершенно нет времени. Ни единого окошечка!
В зале играет музыка, Лилька тихо бубнит что-то, и я не сразу разбираю слова песни. Губы растягиваются в улыбке, смотрю на подругу, и та на самом деле поет. Копошится с цветами, осторожно красит гипсофилу в нежно-голубой и золотой, добавляет букету немного зелени, но продолжает петь.
Двери магазина открываются, и я поднимаю голову, чтобы поприветствовать гостя. Но вместо потенциального клиента на меня смущенно смотрит курьер, парень лет семнадцати. В руках держит небольшую плетеную корзинку и планшет.
– Здравствуйте. Мне нужна девушка по имени Виталина, – произносит парень и смотрит сначала на Лилю, а уж потом на меня.
– Это она, – сдает меня с потрохами подруга, указывая веточкой эвкалипта.
– Да, это я, – соглашаюсь и выхожу из-за стола.
Парень подходит ближе и протягивает мне корзинку, в ней вижу целую гору свежей черешни, сладкий аромат которой сразу же бьет в нос. Уже не помню, когда в последний раз объедалась этой вкуснятиной. Наверное, еще до беременности.
– Распишитесь. – Приходится убрать корзинку на столик, чтобы поставить закорючку. Пытаюсь выхватить взглядом имя отправителя, но там стоит прочерк, да и курьер мне ничего не говорит.
– Гляди, – оборачиваюсь и вижу Лилю с белой открыткой, зажатой между пальцами. Лиля машет ею и как-то странно улыбается. Будто узнала тайну на миллион долларов и хочет поделиться. – Во-первых, я хочу черешню. Целую корзинку. Не прямо огромную, конечно, но и не крошечную.
Читает она и снова поднимает взгляд на меня. Мне остается лишь стоять и хлопать глазами. Выхватываю у нее открытку и пробегаю глазами по тексту. Слова смутно знакомые, но в голове сплошной туман.
– Колись. Кто это тебе подарил? Удовольствие не из дешевых, Лина. – Лиля выбирает одну ягоду, обтирает о фартук и закидывает в рот.
– Знаю. Но я также знаю, что понятия не имею, от кого это.
– Ну-ну, – тянет подруга и хватает еще пару ягод. Закидывает их в рот и уходит к столу заканчивать букет. Я стою и смотрю на эту корзинку, на черешню, которую обожаю с детства, и на открытку в руке. Пытаюсь как-то все связать, найти объяснение, но ничего более-менее адекватного не придумывается. Прихожу к выводу, что заморачиваться по этому поводу не буду. Если ошиблись адресом, то верну деньги за ягоды, а если не ошиблись, то… мой тайный поклонник, так или иначе, объявится. Долго прятаться он не сможет.
Порой мне кажется, что стиральная машинка в прошлой жизни была ракетой. Она так стремительно перемещается по крошечной ванной комнате, что каждый раз мне приходится возвращать ее обратно, ругаясь и вспоминая ту прелесть, оставленную в нашей прежней квартире. Я могла бы купить новую машинку, денег хватает, но не вижу необходимости покупать что-то столь существенное в съемную квартиру. Я уже приобрела ковер в кухню, потому что из-за хождения босиком по холодной плитке Марк начал чихать, купила новые шторы и ночник, прикроватную тумбочку, и вот я, превозмогая усталость, тащу на третий этаж огромную коробку, в которой бережно упакован стол. Небольшой, специально для Марка. Он всегда много рисовал, а заниматься этим на кухонном столе крайне неправильно. У ребенка должен быть свой угол в квартире, место, за которое он будет нести ответственность, расставлять вещи там так, как сам того пожелает.