Мне предлагали оформить доставку, но завтра. А стол мне необходим уже сегодня. Я планировала его дотащить, собрать и поставить в заранее приготовленное место к возвращению Марка.
– Ой, мамочка, а ты чего тут делаешь? – так меня и встречают Марк и Саша. Оказывается, я не рассчитала время, или это они приехали раньше положенного. Они встречают меня на лестничной площадке. Марк с любопытством прыгает около коробки, стараясь заглянуть внутрь, а Саша… он смотрит на меня сверху вниз, сведя брови к переносице, и молчит.
В этом взгляде кроется все от элементарного бешенства до слов: «И ты его сама сюда тащила? Чем ты думала, Лина?!»
Саша молча отодвигает меня, просит Марка придержать ему дверь, а сам несет коробку. Раскрывает содержимое, расставляет детали стола и занимается сборкой. И сейчас продолжает. Сидит в комнате и собирает стол, а Марк в компании Бублика крутится рядом с ним, задавая все новые и новые вопросы. Сейчас у него возраст такой, когда ему нужно все-все знать.
Приготовив ужин, я ставлю тарелки на стол, а сама иду в сторону комнаты. Ступаю тихо и аккуратно, прислушиваясь к тому, о чем переговариваются Саша и Марк. Заглядываю в комнату и вижу, что Марк валяется на животе рядом с папой, а Саша сидит спиной ко мне и заканчивает сборку стола. Бублик ползает по полу и постоянно норовит цапнуть Марка за голую пятку. Боги, когда этот ребенок перестанет в квартире снимать носки!
– Пап, а когда мы будем жить вместе?
– Еще немного. Осталось сделать пару дел. – Я вижу, как Саша напрягается, но на вопрос отвечает.
– Немного? А это сколько? День?
– Ну, точно сказать не могу.
– Секрет? – Марк подползает ближе, и я готова поклясться, что сейчас его глаза чуть ли не блестят. Что-что, а слушать секреты и хранить их мой сын любит и умеет.
– Секрет. Я тебе его чуть позже объясню.
– Позже? А это когда?
– В следующие выходные, – кивает Саша и убирает отвертку в коробку.
– А мама с нами поедет? Я хочу, чтобы поехала.
– А вот это, Марк Александрович, полностью зависит от вас. – Приходится спрятаться за дверь, чтобы Саша меня не заметил. Он поднимается и поворачивается к Марку, но больше я ничего не вижу, только слышу.
– От меня?
– Только от тебя и Бублика, – уверяет его Саша. Они говорят о чем-то еще, но я решаю больше не подслушивать. Залезать в личное пространство никогда не предвещало ничего хорошего.
Они заходят в кухню меньше чем через десять минут, оба уставшие, но довольные. Марк тащит в руках Бублика, прижав рыжий комочек к груди. Опускает его на рядом стоящий стул, а сам встает на табуретку и моет руки. Саша обходит его, целует в макушку и садится на один из свободных стульев.
– Пап! А ты почему балуешься? – Не перекрывая воду, Марк поворачивается и сводит брови к переносице, точно так, как и его отец. Саша лишь оборачивается и смотрит на сына, ничего не понимая. Да и я сама мало что понимаю.
– Это почему я балуюсь?
– Ты руки не помыл. Они у тебя грязные. Мама говорит, что перед едой надо мыть руки. А ты не моешь.
– Ну, раз мама говорит…
– А маму надо слушать. Это уже ты мне говорил, – замечает Марк.
Сын слезает с табуретки, вытирает руки и садится на стул. Рукава кофты мокрые, пару пятен на груди и половина волос тоже влажные, но сын доволен, улыбка от уха до уха. Мы едим и слушаем щебетание птиц под окном, шум мимо проезжающих машин и гомон людей, которые бродят там под вечерним небом. Закатные лучи окрашивают комнату в красно-оранжевый, хочется поскорее подорваться и взять телефон, запечатлеть этот момент не только в памяти, но и на мобильном.
Саша собирается после ужина уезжать, но Марк снова тащит его в комнату. Они вдвоем еще раз перетаскивают стол в другую сторону, заполняют его карандашами и фломастерами, белыми листами и цветной бумагой. Расставляют по небольшим, но вместительным ящичкам. После душа разрешаю сыну немного порисовать, а Саша тем временем уже собирается уезжать. Грустно признавать, но за то время, что он пробыл с нами в квартире, я привыкла к нему. Все будто вернулась в прошлое, когда мы были семьей, а не чужими людьми, живущими под одной крышей.
– Я понимаю, что ты не хочешь принимать мою помощь ни в каком виде, но, пожалуйста, больше не таскай тяжести сама, хорошо?
Останавливаюсь напротив Саши и складываю руки на груди. Сейчас мы так близко находимся друг к другу в этой крошечной прихожей, что стоит мне сделать лишь один шаг, как окажусь в его объятиях.
– Хорошо, – соглашаюсь, спорить смысла не вижу. Все равно сейчас он прав.
– Хорошо, – повторяет эхом и оглядывается по сторонам, будто что-то забыл. – Ты ведь помнишь про годовщину? Не передумала?
– Нет, я поеду.
– Хорошо. Тогда я пошел?
– Да, спасибо… что помог. Со столом. – Саша лишь кивает и смотрит мне в глаза. На долю секунды мне кажется, что сейчас он плюнет на все и поцелует. Но Саша лишь разворачивается и уходит, не сказав больше и слова. А я так и стою перед закрытой дверью, в комнате рисует сын, а за окном кто-то кричит и лает пес.
Бросаюсь к двери, открываю ее, чтобы догнать Сашу и обнять его. Я соскучилась. Но резко останавливаюсь, замечая перед дверью конверт. В прошлый раз его содержимое меня никак не обрадовало, но сейчас, мне кажется, все будет иначе. Поднимаю его и возвращаюсь в квартиру, заперев после этого дверь. Все, Саша наверняка ушел, и бежать за ним будет глупо.
Заглянув в комнату и убедившись, что Марк увлеченно рисует и смачно зевает, захожу в ванную и закрываю дверь изнутри. Пальцы немеют, а руки дрожат в странном предвкушении чего-то нового и необъяснимого. Распечатываю конверт и достаю из него фотографию и сложенный втрое небольшой стикер, на обратной стороне снимка написано короткое предложение:
«Я люблю тебя. Правда. Люблю. Я помню тот день, когда влюбился в тебя. Но не знаю, когда полюбил настолько сильно. Не знаю зачем и как, почему и что будет в итоге. Просто люблю. Я. Тебя».
А на фото – я. Я помню тот день. Гуляли в парке с подругами по институту и фотографировались на фотоаппарат мгновенной печати. Было безумно жарко, а на мне лишь одно легкое ситцевое платье. Я долго не думала и отдала фотоаппарат подруге, а сама побежала к фонтану. Мне срочно нужно было охладиться. Вот и на фото я, вся мокрая, стою в кругу брызг, позади виднеется яркая радуга. Я улыбаюсь, нет, смеюсь. Если прислушаюсь, то услышу собственный смех. Помню, как тогда на меня все косо посмотрели. Особенно подруги, ведь мы все взрослые, а я купаюсь в фонтане, чтобы охладиться. Но мне было так все равно, что я наплевала на их мнение и еще станцевала под аккомпанемент уличных музыкантов. Я помню тот день, но не помню, чтобы кто-то из девочек сделал этот снимок. Не помню…
«Во-вторых, я хочу что-то, что есть у тебя, но больше ни у кого. И это что-то точно должно быть связано со мной».
Тридцать четвертая глава
Маша
Мы приезжаем в пункт назначения уже вечером. И если изначально я пыталась выпытать у Филиппа, куда мы все же едем и почему так долго, то спустя пару часов я устала и уснула. Просыпаюсь уже от хлопка двери и шума снаружи. С непосильным трудом раскрываю глаза, и первое, что я вижу, – это худощавого и длинноногого парнишку, который припечатался носом к окну и с любопытством рассматривает меня, как букашку под стеклом.
– А ну кыш отсюда! – в момент напрягаюсь и осматриваюсь по сторонам. Замечаю, что Филиппа нет, но кондиционер в машине еще включен. Моя сумочка на заднем сиденье лежит, а мальчуган все еще глазеет на меня. – А ну пошел отсюда, кому говорю!
Ничего не остается, кроме как резко открыть дверь. Парнишка не успевает отпрыгнуть и падает, распластывается на зеленой траве, как звезда. Он не плачет, но я вижу, как краснеет его худощавое лицо, которое сейчас кажется мне смутно знакомым, особенно глаза и светлые волосы. Отбрасываю непрошеные мысли и выхожу из машины. Филипп куда-то ушел, и мне нужно его найти, видимо, в этой деревушке, в которую он меня зачем-то привез, малышня слишком редко видит красивые и дорогие машины, раз клеится к ним так, что хрен отдерешь!
– Ванечка, а ты чего тут?.. – из двора, рядом с которым Филипп припарковал машину, выбегает старушка и бодренько подходит к парнишке. Тот уже сидит и потирает затылок, гневно так смотрит на меня. На вид ему лет десять, не больше, но злости и ненависти в глазах уже достаточно, чтобы просверлить во мне смертельную рану. Какой потенциал!
– Упал. – Он поднимается и отряхивает листики и траву со светлых и… дизайнерских шорт. Я, может, моментами и глупа, но отличить дорогую вещь от реплики или банального массмаркета без проблем могу. Вот и сейчас вижу, что паренек одет не просто так, не на блошином рынке каком-нибудь вещички покупал.
Больше мальчик ничего не говорит, еще раз смотрит на меня и уходит во двор, не закрыв за собой калитку. В деревне такого уровня я была последний раз в далеком детстве, когда меня родители отвозили на все каникулы к бабушке. Сейчас же все здесь кажется таким… странным и неправильным, что хочется вернуться в город поближе к цивилизации.
– А вы, видать, Мария? – Теперь старушка полностью переводит внимание на меня. На голове повязан платок, под которым проглядывают седые волосы. Поверх сарафана желтый фартук, а на ногах самые обычные резиновые тапки насыщенно-малинового цвета.
– А вы?.. – решаю перейти в наступление, но быстро замолкаю. Из двора появляется Филипп, он уже переоделся, и теперь на нем лишь обычные шорты. Он подходит ко мне, обнимает за плечи, и я мгновенно расслабляюсь. Теперь-то мне объяснят, что здесь происходит.
– Проснулась? – обращается он ко мне, а потом смотрит на старушку перед нами. – Маруся, знакомься, это Клавдия Ивановна…
– Можно просто баба Клава. – Старушка не дает договорить Филиппу. Сканирует мою одежду взглядом и недовольно хмурится, даже языком цокает. – Ничему тебя жизнь не учит, Филька. Затаскивайте вещи, ужинать пора. Ванька вон уже от голода в обмороки у меня падает.