Баба Клава качает головой и уходит обратно во двор, а следом за ней семенит грациозной походкой кот, неизвестно откуда появившийся.
– Не бери в голову, она у меня добрая. – Филипп целует меня в щеку и отходит в сторону. Окончательно глушит мотор, достает из багажника две сумки с вещами – одну мою, а вторую, по всей видимости, его. – Пойдем, Марусь. Я и правда проголодался.
– Мы тут будем жить все выходные? – забираю из салона сумочку и догоняю Филиппа уже около забора. Он пропускает внутрь меня, а затем заходит сам.
– Да. Не волнуйся, тебе понравится, – наклоняется, чмокает меня в кончик носа и уходит, оставляя одну.
Во дворе этого дома, надо признать, уютно. Небольшой навес, обтянутый виноградной лозой. В палисаднике несколько кустовых роз и множество других маленьких цветов, забор из колышков, на каждый надет не то баллон, не то какая-то кружка. Обычный металлический кран, а рядом лежит скрученный шланг. В самом доме я еще не была, но внешне он тоже отдает уютом. Обычный кирпичный, с кружевными занавесками на окнах и цветами на подоконниках. Дверь в дом приоткрыта, и оттуда выходит все тот же кот, который, по всей видимости, здесь живет вместе с бабой Клавой и этим Ванечкой.
– Иди сюда, Салем. А то и тебя стукнут, будто так и надо. – Парнишка появляется неожиданно, и кот, как оказалось, это именно он, радостно бежит к нему. Ваня подхватывает его на руки и уходит с ним в сторону другой постройки, которая является здесь кухней. Оттуда так вкусно пахнет, что даже у меня появляется аппетит. Прохожу туда и вижу, как баба Клава накрывает на стол под виноградной беседкой. В последний раз я ела так на улице тоже в детстве. Ели мы арбуз, и меня тогда больно укусила пчела. Приятного было мало.
Видимо, парень на меня серьезно обиделся, хотя… не вижу повода для ссор. Он первый заглядывал в машину, рассматривал меня, словно зверушку, а теперь строит обиженку. Если он здесь, то явно не последний человек для Филиппа, и мне срочно нужно с ним как-то помириться. Портить отношения со своим любимым мужчиной из-за малолетнего обиженки мне вовсе не хочется.
Пока баба Клава бегает то на улицу, то обратно в кухню, я подсаживаюсь за стол прямо напротив Вани. Он не смотрит на меня. Замечаю, что уже переоделся и теперь на нем обычные черные шорты и льняная футболка. Может, мне те дорогие вещи привиделись?
– Слушай, Ваня…
– Иван. Для вас, тетя, я Иван Филиппович. – Стоит заговорить, как этот мелкий наглец прерывает меня, поднимает голову и нагло рассматривает. Такой серьезный, что я удивляюсь, как он умудряется так нежно гладить кота, удобно уместившегося на угловатых коленках.
Не сразу я прихожу в себя.
Тетя? Он назвал меня тетей? Да как он вообще смеет!
– Какая я тебе тетя? – поднимаюсь и нависаю над парнишкой, упираясь руками в стол. Было бы тут что потяжелее, стукнула б мальца.
– Самая обычная. – Он остается спокоен. И это его напускное спокойствие напрочь выводит меня из себя. И в кого у него только такой характер? Его родителям срочно нужно взяться за воспитание парня, пока его кто-то другой хорошенько не воспитал.
– Ну, знаешь ли, Ва… Иван Филиппович, я хотела с тобой по-хорошему…
– …и поэтому ударила меня дверью? Но ты не волнуйся, отцу я все равно ничего не расскажу. У него таких, как ты, было… я уже сбился со счета, – сжимает губы в тонкую линию, и я вижу все то презрение, которое он чувствует ко мне. Такой маленький, а так сильно меня ненавидит. И из-за чего? Из-за того, что я его стукнула дверью? Так не надо было пялиться на меня!
– Да плевать мне на твоего отца! – Голос немного повышаю, но вовремя одумываюсь.
– Да? Раз плевать, то улепетывай отсюда. Чего ж приехала? – Теперь он наклоняется ближе ко мне, но Салема с колен не отпускает. Кот довольно мурчит, будто ему нравится наблюдать за спектаклем с первых мест. Конечно, нравится, любому бы понравилось. – Тебе здесь не рады, поняла… тетя?
– Да как ты…
– Вы уже познакомились? – к нам подходит Филипп. Ставит на стол графин с яблочным компотом, дольки фруктов покоятся на дне, и с любопытством переводит взгляд то на меня, то на мальчика. Улыбается так довольно и подходит ко мне. Фил становится позади и легко приобнимает меня за талию. Постепенно успокаиваюсь. Вот как у него получается так действовать на меня? – Вижу, что познакомились. Ваня, знакомься, это Маруся, моя девушка. А ты, Маруся, знакомься, это Ваня… то есть Иван Филиппович, мой сын.
Меня словно водой ледяной окатили. Если бы не руки Филиппа, точно бы упала. А так стою, крепко хватаясь пальцами за стол, и лицезрю довольную улыбку, больше похожую на оскал, на худощавом лице этого десятилетки. Он же наслаждается этим! Гаденыш!
– Рад знакомству… мамочка, – глумливо произносит этот паршивец и поднимается из-за стола. Уходит в кухню, а своего блохастого оставляет на месте.
– Не бери в голову, Марусь. Он просто шутит. – Его тихий шепот ласкает ухо. Филипп целует меня в щеку и усаживается рядом. Я едва не падаю, так дрожит все тело от этой новости. Я обескуражена! После такого срочно нужно выпить, и побольше. Боюсь, одним бокалом я не обойдусь. Но проблема в том, что на столе лишь один графин компота. Холодного. Думаю, понадобится два. А то и все три.
Ужин проходит отвратительно. Нет, я не строю из себя невесть кого, но то, как ведет себя этот мальчишка, выводит из себя. Он прямо-таки нарывается на грубости. Нет, я против рукоприкладства, особенно по отношению к детям, но этого мальца хорошенько бы отшлепала! И как только у Филиппа родилось такое мелкое и противное исчадие ада?
Но эти мысли отошли быстро и дали свободу другим, более интересным – кто мать Вани? Я отказываюсь называть его Иваном Филипповичем, называлка у него для этого еще не выросла. Если он живет тут с бабушкой летом, а с Филиппом я его ни разу не видела, значит ли это, что все остальное время мальчик проживает с матерью? Вероятно, я права. Тогда… может ли эта особа заявиться сюда на правах бывшей жены? Я могу выдержать многое, включая заносчивого сынка и странного кота, который как-то подозрительно поглядывает на меня, но только не бывшую жену.
– Если хотел познакомить меня с сыном, то мог бы предупредить. Вышло некрасиво, – уже в доме, оказавшись вдвоем в небольшой комнате, в которой кроме кровати, шкафа и картины на стене ничего нет, начинаю разговор. Но комната от этого не кажется пустой. От потолка до пола тянется белоснежная занавеска с витиеватым узором, солнечные лучи отбрасывают на стены схожие узоры. Выходит волшебно. Совсем как в детстве.
– А ты приехала, если бы знала, кто здесь будет? – Фил сидит на кровати, вытянув ноги и скрестив лодыжки. – Я уверен, что нет. Ты бы придумала тысячу и одну причину, чтобы остаться дома или вообще не встретиться со мной.
– Именно поэтому ты меня обманул. Я была уверена, что эти выходные мы проведем вдвоем! – едва не кричу. Я в отличие от него лишена спокойствия.
Мне здесь нравится и не нравится одновременно. Баба Клава смотрит на меня с безразличием, будто я пустое место. И то, как она отозвалась обо мне и Филиппе – что-то вроде того, что жизнь того совсем не учит… Это она о чем? Этот мелкий сорванец Ванька, я уверена, что он только ждет подходящего случая, чтобы что-то учудить. В этом я не сомневаюсь. Он слишком похож на отца, а Филипп, насколько я успела его изучить, просто так ничего не делает и пытается предугадать следующий шаг соперника или партнера.
– Маруся, не кричи, – задирает голову и хватает меня за руку. Тянет на себя, и я покорно сажусь на колени к Филиппу. Глаза напротив глаз. Голубые, как чистейшее небо в летний день, и карие, как насыщенный темный кофе. – Мы тут вдвоем. Я и ты. Если ты расстраиваешься по поводу Ваньки, то не бери в голову. Он себя так ведет со всеми, может, немного жестит с тобой, но это потому, что не знает тебя еще. А баба Клава… старый человек.
– Ты кого старым назвал? – гремит где-то рядом голос старушки. Резко подрываюсь на ноги и осматриваюсь в комнате, но ничего не вижу. Взгляд цепляется за раскрытое окно, под которым что-то шелестит.
– Тебя в детстве не учили, что подслушивать взрослые разговоры как минимум невежливо, бабуль? – Фил качает головой и тоже поднимается с кровати. Шагает к окну и опирается на небольшой подоконник, после чего продолжает: – Ты зачем это сама тащишь? Сейчас выйду и помогу.
– Ага, как же, взрослых нашли. – Тихое ворчание сопровождает шаги Филиппа, пока тот выходит из комнаты. Я же остаюсь внутри. Тихо, словно мышка, подхожу к окну и наблюдаю за старушкой. Та поливает цветы, высокие и красивые кусты роз. Лишь сейчас чувствую их пьянящий аромат. Только собираюсь отойти, как слышу голос бабы Клавы: – Взрослые. Ха. Как же. Думал, ребенка родил, и все, повзрослел сразу. Пигалицу нашел себе и снова за старое взялся. Эх, Филька-Филька, чего ж тебе спокойно не живется…
– Ты меня тут обсуждаешь, бабуль? – Филипп подходит к окну и задирает голову, чтобы подмигнуть мне. Видимо, с той стороны меня было очень хорошо видно. Баба Клава теперь тоже меня видит, и по ее взгляду понимаю, что она знает. Знает, что я все слышала. – Ну-с, командуй, что делать.
– Тащи шланг сюда, нужно новые лунки полить. Васька Андревна дала пару кустов. Английские какие-то. Посмотрим, как эти европейцы приживутся на моих грядках.
– Да на твоих грядках, бабуль, все, что хочешь, приживется, – смеется Филипп и тянет шланг туда, куда указала старушка. – Ты Ваньку не видела? Сбежал куда-то, лишь бы тебе не помогать?
– На огороде он. Пошел клубнику собирать да грядки потом прополоть. Только от него и помощь, – снова ворчит старуха и упирает сжатые кулаки в бока. – И не смей так с ним разговаривать, понял, Филька?
Отхожу от окна, поймав на себе взгляд Филиппа. Но не могу заставить себя уйди, слишком любопытно узнать, что еще скажет старуха.
– Он твой сын, нравится тебе это или нет. И он, а не ты приезжает и помогает мне тут. А ты… приехал со своей пигалицей.
– Машей…