Он раздевается до боксеров, складывает одежду на спинку стула. Я не хочу подсматривать, даже глаза закрываю, но любопытство берет верх, и я осторожно приоткрываю глаза. Наблюдаю за мужем, за тем, как перекатываются мышцы на его спине и плечах. В голову лезут непрошеные воспоминания о том, как я кусала эти самые плечи. Хваталась за них пальцами и царапала… Жмурюсь сильнее и мысленно ругаю себя за такие мысли.
Соберись, Виталина!
Кровать рядом прогибается, и в нос ударяет уже знакомый аромат парфюма, смешанный с запахом вишни и бисквита. Снова приоткрываю глаза и вижу, что Саша лежит на спине, заведя одну руку за голову. Взгляд устремлен в потолок, на котором медленно играют тени.
– Почти половина срока позади.
– Я знаю, – шепчу и украдкой гляжу на него, будто мне кто-то может запретить смотреть на мужа.
– Я соскучился, Лин. Очень сильно. По тебе. По Марку. По вам… по нам. – Каждое его слово как удар в самое сердце. Не знаю, как переварить услышанное и научиться дышать. Почва выбита из-под ног.
– Год, Саш.
– Помню. – Его тихий голос больше похож на мучительный стон.
Закрываю глаза и переворачиваюсь на другой бок, чтобы больше не было такого сильного соблазна смотреть на мужа. Ложусь удобнее, пряча обе руки под подушки, а простыню засовывая между бедрами по привычке.
– Лин… у нас ведь есть шанс? – Неожиданный шепот, на который так просто нельзя дать ответа. Я хочу сразу сказать «да», но это простое слово застревает в горле и никак не хочет произноситься. Как и нет. «Нет» я не смогу сказать. Язык не повернется.
– У каждого есть шанс, Саш.
– Хорошо. Спокойной ночи, Лин.
– Спокойной.
Просыпаюсь от резкого прыжка где-то рядом, а потом маленькие ладошки опускаются на мое лицо, касаются щек и медленно поглаживают их. Не знаю, как долго я сплю, но вот того, кто так ненавязчиво пытается меня разбудить, я узнаю с закрытыми глазами.
– Мама, ты спишь? – Марк трется носиком о щеку и тихо что-то бормочет, только разобрать не могу что. – И папа спит. Все спят. А я нет. Один не сплю. А вы все спите.
Он лежит рядом со мной еще немного, а потом слезает с кровати и быстрыми шагами убегает из комнаты, закрыв за собой дверь. Теперь после его ухода я не сразу замечаю непривычную тяжесть на талии и теплое дыхание, щекочущее затылок. Вспоминаю, что я засыпала с Сашей в одной кровати, чтобы не рушить нашу легенду, и, учитывая, что Марк проснулся рано, сделала правильное решение.
– Бабуль! Я встал! – доносится из-за двери, а вместе с тем я остро ощущаю сладкий аромат выпечки. Надежда Александровна снова что-то готовит?
– Ты чего раскричался, Маркуша? Родителям дай отдохнуть.
– Они спят. – Надо же, какой у сына громкий голос.
– Знаю, что спят. Пойдем в кухню. А то ты их, соловей мой, разбудишь.
– Почему я сововей?
– Соловей.
– Да, почему?
– Дак громкий ты, Маркуша. Вот и не кричишь, а все равно тебя хорошо слышно…
Шаги удаляются, а вместе с тем и голоса становятся тише.
Между мной и Сашей лежит простыня, которую я приготовила специально для него. Она скомкана и немного давит мне в поясницу, тело от лежания в одной позе затекло, но отчего-то я продолжаю лежать. Даже дышать стараюсь медленнее, будто от этого время замедлится. Глаза не открываю, и в этот момент кажется, будто и не было этих месяцев. У нас все хорошо, мы счастливы. Только вот непрошеные воспоминания о другой девушке лезут в голову, скребутся, словно дикие кошки.
– Саш, просыпайся, – все же первой говорю и ворочаюсь на кровати, пытаясь вырваться из его объятий и отползти подальше. Но как бы не так! Я лежу уже почти на краю огромной кровати, Саша так крепко меня держит, что просто не отпускает, и вдобавок ко всему… Черт, только этого мне не хватало.
– Не ерзай. Пожалуйста. – Едва слышный шепот ласкает ухо, а по коже бегут мурашки. Замираю, и Саша сам меня медленно отпускает, перед этим легко коснувшись губами шеи. Переворачивается на спину и перетягивает всю простыню на себя. – Прости, ты просто была так близко, вот организм и среагировал.
Он оправдывается?
– Все нормально, – сажусь на кровати спиной к мужу и тру сонные глаза. Поворачиваться к нему лицом я сейчас не хочу. Щеки горят так, будто это я проснулась с утренней эрекцией, а не он. Да, меня это все тоже навело на некоторые воспоминания, но спасибо матушке-природе, я могу их хорошенько скрыть, никто даже не заметит.
– Лин… я понимаю, тебе будет тяжело притворяться, будто все у нас хорошо, но, пожалуйста, ради родителей и Марка.
– Я же говорила, что никто ни о чем не догадается, – бросаю на мужа беглый взгляд, но, опомнившись, быстро отворачиваюсь. Ну вот, зря я это сделала.
Слишком долго не видела его загорелое тело при свете дня. И если бы не сила воли, то набросилась бы, как безумная и одичавшая кошка на него. На эти широкие плечи, спину и грудь. Я всегда любила его руки, то, какими сильными они у него были. Да и есть сейчас, скорее всего. Пару раз встряхиваю головой, прогоняя воспоминания, даже бедра приходится немного свести. Нет, это просто пытка какая-то.
Мой муж сидит позади меня, прячет за скомканной простыней утренний стояк, а я, как школьница, краснею и ничего поделать с этим не могу.
– Ты покраснела!
– Тут слишком жарко, – быстро нахожусь с ответом. Вот надо же! На секунду повернулась, и он сразу же заметил.
– Да, мне тоже. Думаю, это как-то связано с тем, что нас тут двое. Иди в ванную, а я пока тут… остыну.
Позорно сбегаю в ванную и долго стою под холодным душем. На улице, как и в доме, и так слишком жарко, потому мне нужно остыть. В другом состоянии я совершенно не могу ни о чем другом думать, кроме обнаженного мужа.
Переодеваюсь и заплетаю влажные после душа волосы в косичку, так и иду в кухню, откуда доносится смех Марка. В спальню больше не возвращаюсь. Еще больше неловкостей между мной и Сашей я просто не перенесу.
В кухне приятно пахнет выпечкой и фруктами. За широким столом сидит Марк, хлопает в ладошки и заливисто смеется, когда Павел Валентинович рассказывает ему очередную байку. Их у него так много, что со счета можно сбиться. Все же он вырос в многодетной семье, был старшим из шестерых. Но у самого родился лишь один сын, но об этом ни Павел Валентинович, ни Надежда Александровна не жалеют.
– Деда, синих коров нет! – смеется Марк, дергая ножками под столом. Дразнит этим старую кошку и Бублика, которые вдвоем сидят под столом и, словно заколдованные, следят за движениями маленьких ножек.
– Бывает, внучок. Ты что, деду не веришь?
Марк в сомнениях склоняет голову к плечу и немного щурится, покусывает губы. Подпирает щечку кулачком и продолжает смотреть на деда карими глазами, будто действительно думает – верить тому или нет?
– Верю, – как-то даже обреченно вздыхает Марк и тут же замечает меня. Улыбка озаряет его лицо, а сам он уже пытается выбраться из-за стола. При этом едва не проливает чай из кружки деда. – Мама, я уже соскучился. Ты так долго спишь! А где папа?
– Папа еще спит, – подхватываю ребенка на руки и вместе с ним сажусь в удобное плетеное кресло. – Доброе утро.
– Доброе, Линочка, – улыбается Надежда Александровна и вынимает из духовки пышный и воздушный бисквит. Замечаю на столешнице у раковины миски со свежими ягодами и кремом. – Мы вас разбудили? Ты уж прости, мы пытались не шуметь, но Марк Александрович делал все возможное, чтобы проснулись в этом доме все. Может, вам пора задуматься о втором ребенке? Так и Маркуше поспокойнее будет.
При мысли о втором ребенке я вся вздрагиваю, и это не может не заметить Надежда Александровна. Моя реакция понятна. Я категорично настроена по поводу второго ребенка. Не раньше того времени, пока мы все втроем не будем готовы к появлению еще одного малыша. Не хочу, чтобы Марк ревновал и чувствовал себя брошенным. Такие вопросы с бухты-барахты не делаются, тут нужно все взвесить и обсудить, а мать Саши убеждена в обратном и удивлена, почему это у нее все еще только один внук.
– Мы подумаем об этом позже, мама, – в кухне появляется Саша и перетягивает все внимание на себя. Целует мать в щеку и садится за стол, почти на то место, где не так давно сидел Марк. – А пока… давайте завтракать? Я жутко голоден!
Неловкие вопросы постепенно забываются, мы то болтаем о моей работе, то слушаем о том, какого сома как-то поймал Павел Валентинович. Рыба оказалась такой большой, что размаха рук не хватает показать ее величину. Марк перебирается за стол к Саше и тянется к миске, в которой лежат свежая клубника и малина. А я остаюсь в плетеном кресле, слушаю, но мало что рассказываю сама.
Родители приезжают после обеда. Мы как раз собирались садиться обедать на улице на веранде, как калитка открылась и во двор зашли мои родители. Первым бросился Марк. Что-что, а по бабушкам и дедушкам он очень соскучился, потом подошли мы с Максом, обняли каждого по очереди и только потом все остальные. Родителей я видела сравнительно недавно, но соскучилась ужасно. Мы все вместе садимся есть, Марк возле меня сам профессионально орудует ложкой. Ест окрошку и поглядывает на каждого из дедушек по очереди, те снова обсуждают рыбалку. Хвастаются, кто и кого поймал. Макс и Саша о чем-то тихо говорят, а моя мама и Надежда Александровна обсуждают предстоящее мероприятие. Нужно помочь с приготовлением нескольких блюд, и моя мама вызывается помочь.
– Деда, а ты золотую рыбку ловил? – так и зависнув с ложкой у рта, спрашивает Марк. Глаза горят в ожидании ответа.
– А то! – смеется Павел Валентинович. – Но ее отпустить пришлось. Золотая же!
– Почему? Почему отпустил? Она ж золотая! А продать!
– Ну, внучок, такую рыбку никто не купит.
– Так я бы купил! – серьезно говорит Марк.
– А тебе-то она зачем? – смеется мой папа, отодвигая от себя пустую тарелку. Берет в руки стакан с компотом и делает глоток как раз в тот момент, когда сын отвечает:
– Желание загадать хочу.
– И какое? Машинку новую?