Я уже сделала несколько тестов, но все они отрицательные. Это меня успокаивает. Но и немного расстраивает. Я все еще не знаю, буду радоваться своей беременности или нет. Если это произойдет. Потому что мы с Сашей не предохранялись. И если бы это было лишь один раз, то я бы еще надеялась на стопроцентный отрицательный результат. Но это было не единожды! И даже не дважды!
– Айс с двойной порцией соленой карамели. – Голос Макса выуживает меня из собственных мыслей. Он плюхается рядом, а уже спустя несколько секунд к нам несется Марк. Подбегает и обнимает Макса, а потом оперативно отжимает у него стаканчик с молочным коктейлем. Ладошками держит стакан и жадно пьет сладкий напиток.
– Люблю тебя, Макс, – провозглашает Марк, отставляя стаканчик на лавочку рядом со мной. Вытирает пыльные руки о шорты, которым теперь один путь – сразу же в стирку, и тянется к бумажному пакетику с выпечкой, которую тоже принес Макс.
– Руки, приятель. Эти булки слишком вкусные, чтобы есть их грязными руками. – Макс перехватывает пакет и двигает его ближе к себе.
Марк показывает брату язык, пока я вытираю ему лицо и руки. Потом он берет чистую влажную салфетку и приводит себя в порядок еще раз сам. Ведь взрослый уже.
Наплевав на игру, сын забирается на скамью рядом с Максом и достает из пакета круассан. Уверена, с шоколадной начинкой.
– Мама, пить! – командует он, и я протягиваю ему стаканчик. Так и едим.
У Марка молочный коктейль и круассан, а мы с братом обходимся холодным кофе. Только у меня с соленой карамелью, хотя я такой лет сто, наверное, не пила, а вот у брата с зефирками. Тот поглядывает на меня краем глаза, но молчит.
– Все хорошо, Лин? Потому что у меня четкое осознание того, что я чего-то не знаю или не вижу. И чувствую себя дерьмовым братом, – тихо бормочет Макс, склонившись ближе ко мне.
– Мам, а что такое дерьмовый? Это как? – Марк слизывает шоколад с губ и обхватывает ими трубочку. Пока пьет, смотрит на меня, явно ожидая правдивый ответ.
Ну спасибо, братец, помог.
– Плохой, Марк. Это значит плохой.
– Хм… Сеня как-то забрал мою машинку и не вернул. Он поступил плохо. Значит, он дерьмовый? – Он говорит это медленно, но слишком уверенно для своих лет.
– Ну спасибо, Макс. Он же теперь не забудет это слово! – шепчу брату, а тому хоть бы хны. Сидит и едва не смеется из-за того, как рассуждает его племянник. – Нет, малыш. Это не совсем так. Дерьмовый… это, когда человек ведет себя слишком плохо. Так плохо, что тебе с ним не хочется разговаривать.
– Тогда Сеня не такой. Он мой друг.
– Вот видишь. Он хороший, – облегченно выдыхаю и делаю пару глотков кофе. Вроде бы пронесло. И сын не заострил внимание на новом слове.
После того как Марк уходит снова на площадку, он роется в песке с другими ребятами и строит замки и куличи. Я мысленно прикидываю, как долго буду отстирывать своего строителя, а Макс снова начинает говорить:
– Так вот, вернемся к теме, Виталина.
– Все хорошо, Макс. Ты прекрасный брат. И еще не случилось ничего такого, о чем тебе нужно знать.
– Это хорошо. Потому что наша мать названивает мне ежедневно и читает нотации о том, почему я им ничего не рассказал. Ты не поверишь, но они вас уже развели! Думают теперь над тем, как вас мирить. Уверены, что вы все худшее от них скрываете! Вчера мать вообще заикнулась, что думает… только не смейся, хорошо? – Я киваю и в нетерпении ерзаю на лавочке. – Что ты собираешь вещи, чтобы вернуться домой! Твою старую комнату вот сейчас ремонтируют! Мать пилит отца, чтобы тот поскорее доделывал там ремонт. Ты ведь вернешься в родительское гнездышко со дня на день.
– Я не вернусь.
– Я знаю. Но они убеждены в обратном! И с этим нужно что-то делать. Потому что пока ты не разговариваешь с ними, Саша, кстати, тоже успешно игнорирует любые разговоры, связанные с вами, то страдают ни в чем не повинные люди. То есть я!
Вздыхаю и обнимаю брата, кладу голову на его плечо и прикрываю глаза. Даю себе слабину, чтобы расслабиться и хорошенько обо всем подумать.
Верный ответ приходит в голову моментально. И уже дома, в нашей квартире, когда Марк купается в компании резиновых уточек и двух пингвинов, я принимаю окончательное решение. Укладываю сына спать и смотрю на часы – половина десятого. Он вряд ли спит, поэтому я выхожу в кухню и звоню оттуда.
Спустя коротких два гудка он отвечает на звонок. Ничего не говорит и не торопит меня, ведь за последние месяцы я впервые позвонила ему сама.
– У Марка каникулы. Давай… давай съездим на пару дней к моим? – тихо предлагаю я и слышу на том конце провода облегченный выдох.
Я все еще ничего не сказала о том, что вспомнила свои желания. И их осталось всего два. Хочу сказать, чтобы он ничего не делал. Но язык не поворачивается. В глубине души мне хочется, чтобы он исполнил их все.
– Я завтра решу дела на работе, и мы можем поехать. Может, на недельку?
– Да, хорошо. На недельку. Тогда я буду завтра собирать вещи.
– Хорошо, – слышу я и больше ничего не говорю.
Мы оба молчим. Дышим и слушаем дыхание друг друга, словно в мире больше ничего нет. Весь мир свелся к нам двоим и нашему телефонному разговору в эту минуту.
– Мне понравился подарок, Саш. Спасибо. – Слова срываются с губ, и остановить их я уже не могу. Мягко улыбаюсь и с замиранием сердца жду, что он скажет.
– Я рад, что он тебе понравился, – улыбается. Я вижу, как он улыбается. – Спокойной ночи, Лина.
– Спокойной ночи, Саш.
Сбрасываю вызов и прижимаю телефон к груди. Сердце бьется так, будто я не вела сейчас разговор по телефону, а бежала кросс в попытке получить призовое место. Прикрываю глаза, и губы сами собой расплываются в улыбке.
Прошло всего несколько месяцев.
Полгода.
Половина срока, а я уже сдаюсь.
Сорок четвертая глава
Маша
Погода стоит наипрекраснейшая! Либо я слишком давно не была на море, либо тут действительно так хорошо, как мне кажется. Солнце припекает, и панамка, которую я стащила у Филиппа, спасает меня от обморока. Даже под широким зонтиком в тени мне жарко. Но я довольная! Лежу на шезлонге и слушаю шум волн, а нос щекочет приятный запах жареного мяса. Слишком далеко, но я его остро чувствую! Чуть больше получаса назад Филипп и Ваня ушли в сторону дома, на заднем дворе участка они еще днем нашли мангал и теперь готовят нам ужин. Я осталась на пляже и наслаждаюсь тихим и спокойным вечером на берегу моря.
– Привет, – раскрываю глаза, и прямо надо мной возвышается высокая мужская фигура, которая одета лишь в широкие пляжные шорты. Незнакомец нагло улыбается и без разрешения садится на край моего шезлонга, а руку опускает на мое бедро. Радуюсь тому, что я накинула минут десять назад на ноги полотенце, собиралась уже уходить, но что-то меня остановило.
Я ему ничего не говорю. Знакомиться с кем-то не имею ни малейшего желания. Особенно сейчас, когда знаю, что метрах в трехстах от этого места меня ждут любимый мужчина и… мальчишка, который мне тоже небезразличен. Я не могу назвать его своим сыном, ведь я не его мать. Да и пасынком он мне не является. Но Ваня мне не чужой. Он мой личный ежик, который уже меньше шипит и колется, позволяет проводить нам недолгие минуты наедине в компании кружки молока и персикового варенья. Ту баночку мы все же взяли с собой.
– Шел бы ты отсюда, – ворчу и все же поднимаюсь. Поворачиваюсь к незнакомцу спиной и слышу его одобрительный свист. Мерзость!
– А ты сзади еще лучше, чем спереди!
– А на тебя с какой стороны ни посмотри, все равно в восторге не останешься.
– А ты дерзкая, мне нравится.
– А ты тупой. Меня такие не интересуют, – собираю вещи в пляжную сумку и уже планирую уходить, когда крепкая мужская ладонь звонко шлепает меня по заднице. Так резво, что я подскакиваю на месте и быстро оборачиваюсь. А он доволен собой! Улыбка от уха до уха, а в глазах похабный блеск, от которого мороз по коже.
Уже хочу ответить, как до меня доносятся быстрые шаги. Незнакомец отходит на пару шагов и тоже смотрит на бегущего парнишку, позади которого семенит черный кот. Да-да, Салема мы тоже взяли на море.
– Пойдем, мы с папой все уже приготовили. – Ваня не улыбается. Напротив, он слишком хмур. Неужели они снова успели поругаться с Филиппом, пока меня с ними не было?
Такое уже случилось этим утром, когда мы только ехали сюда. Они начали ругаться из-за какой-то ерунды, ведь оба упертые как бараны. Разругались и не разговаривали друг с другом больше часа! А мне приходилось терпеть эту отвратительную звенящую тишину. Но долго я не продержалась. Включила музыку и начала подпевать, а там и Ванька подобрел.
Так неужели они снова разругались? Меня ж полчаса с ними не было!
– Да-да, уже иду.
Ванька смотрит на незнакомца, потом на меня и снова на него. Его взгляд улавливает то, как близко мы находимся и наверняка то, что я этим фактом недовольна.
Мальчишка подходит ко мне сам, отнимает у меня сумку. Свободной рукой берет меня за ладонь и слегка сжимает. Это так непривычно, но мне нравится.
– Пойдем, мам, – говорит тихо, но уверенно.
Мам.
Никогда бы ни подумала, что это простое и короткое слово, созданное лишь из повторений слогов, вызовет у меня такие яркие эмоции. Мурашки бегут по коже, а сердце бьется еще быстрее! На щеках появляется алый румянец, в голове пролетает такой ворох мыслей, что если собрать их все в кучу, то получится как минимум письмо на всю тетрадь в девяносто листов.
– Мама? Какая-то у тебя молодая мамочка, парень.
– Шли бы вы отсюда, дяденька, – говорит, а руку мою не отпускает. Голос тих, и я без проблем узнаю интонации самого Филиппа. Ваня молчит. Ведет меня в сторону дома, несет мою сумку, а Салем следует за нами или лишь за мальчишкой, как верный страж. Я не знаю, что это было и что заставило Ваню назвать меня своей матерью, но ощущение и осознание, что я для него не чужой человек, слишком приятное. И мне не хочется с ним прощаться.