Я же ухожу в ванную. Раздеваюсь и рассматриваю обнаженное тело в зеркало во всю стену. Уж не знаю, зачем Филиппу понадобилось оно именно в ванной комнате, но сейчас это меня слишком радует. Так я могу в мельчайших деталях увидеть загар, золотистый и ровный. Кожа сверкает.
Не думая, беру телефон и снимаю несколько кадров. Так, на память. Включаю фоном музыку и делаю шаг в сторону душевой кабинки, как дверь открывается и в комнату заходит Фил. Он избавляется от футболки и шорт, подходит ко мне и останавливается позади. От него не укрывается телефон в моих руках. Мы стоим напротив зеркала, и это самая красивая картинка, которую я видела.
– Снова баловалась, да? – шепчет и опускает руки на мой живот. Спиной чувствую жар его тела. Прижимаюсь ближе, и вот между нашими телами не осталось ни сантиметра свободного пространства.
– Самую малость.
Филипп тихо смеется, а после убирает крабик с волос и позволяет им опуститься легкими волнами. Они едва касаются моих плеч. Легкие поцелуи обрушиваются на шею, а ладони продолжают блуждать по телу. Мне ничего не остается, как наблюдать за каждым движением в зеркало напротив. И это… завораживает.
– Я же знаю, что ты этого хочешь. Снимай.
И я повинуюсь. Включаю камеру на телефоне, и она все снимает. Его руки, мои вздохи, наше дыхание. Делаю несколько фото, а после возвращаюсь к видео. Обязательно буду пересматривать его, когда останусь одна в холодной постели.
Он целует мое плечо. Мягко кусает за шею и зализывает место укуса. Шепчет что-то о том, какая я красивая сейчас, и сам смотрит на нас. Я полностью обнажена. Вся одежда в стиральной машинке, но та еще не включена. А Фил стоит позади меня лишь в черных боксерах. Слишком мало ткани отделяет нас друг от друга.
Глаза закрываются, а с губ срывается один хриплый и тихий стон за другим. Как бы сильно я ни любила этого мужчину, мне всегда будет его не хватать. Хочется снова и снова касаться его. Быть с ним. Хочется не отпускать. И я не отпущу. Я буду с ним, а он со мной.
Резкий толчок выбивает почву из-под ног, те подкашиваются, и если бы не сильные руки, то я бы точно рухнула на пол. В руке все еще телефон. В глазах все двоится, не могу разглядеть, как долго идет съемка. Пальцами другой сжимаю грудь, мне мало его прикосновений. Хочется ощущать Фила каждой клеточкой тела, но если он коснется меня, то съемка закончится. А я не хочу заканчивать ее.
Если у нас с ним все закончится, то это будет единственным напоминанием о том, что я любила. Меня любили.
Из этой квартиры я больше не выезжаю. Мы с Филиппом перевозим мои вещи сюда и решаем жить вместе. Шнайдер мне не предлагал этого, лишь поставил перед фактом. Одним вечером, когда мы лежали на кровати уставшие, а в воздухе слишком явно ощущался аромат нашего общего возбуждения, он лишь сказал, что завтра мы поедем за моими вещами.
– Да-да, конечно. – Я кивнула и ни капли не поверила. На тот момент я жила у него уже чуть больше трех дней, Ваня находился с нами. Подружился с ребятами во дворе и большую часть времени проводил там, а мы с Филиппом, когда он не работал, проводили доскональное изучение друг друга. Нам было хорошо и мало. Нам всегда мало.
И утром следующего дня, когда я сидела за столом, Филипп пил чай, а кофемашина варила мне кофе, то он снова сказал:
– Тебе удобнее до или после обеда разобраться с вещами?
– После? – спросила я, ведь было уже почти одиннадцать утра.
– Решено. Ближе к двум поедем к тебе и заберем вещи. Я заказал машину, так что в нее все сложим, а в нашу положим лишь все самое ценное.
В нашу.
Почему от этого слова так быстро бьется сердце, а щеки заливаются румянцем?
И мы перевозим все вещи. В моей старой комнате остается лишь мебель, которая там была всегда, а все остальное я забираю. Оставляю часть посуды, моей соседке по комнате она пригодится. Весь вечер занимаюсь распаковкой коробок, развешиваю платья и блузки на вешалки, расставляю обувь на полки. В нашей с Филом спальне большой шкаф-купе на всю стену, и если раньше он был почти пустым, то сейчас трещит от обилия одежды. Несколько коробок так и остаются с вещами, там хранится то, что в этой квартире никак не смотрится.
Но что-то вроде моей выпускной ленты, совместных фотографий с Любой или девчонками из команды, с подругами, с которыми в последнее время я почти и не общаюсь (в особенности с Леной, у нас, как оказалось, слишком разный образ жизни и взгляды), не нашло свое место в новой спальне.
– Ты теперь будешь жить здесь всегда, да? С отцом? – Хоть Ваня и спрашивает меня, но его интонация говорит об обратном. Он утверждает, просто констатирует факт. Как и его отец.
– Да. Это касается и тебя, когда будешь приезжать к нам на каникулы. Ну и на выходные.
– Она не отпустит меня. Пока я живу с ней, отец платит деньги. Как только я буду жить с ним, он это делать перестанет. Отчим хоть и зарабатывает неплохо, но деньги никогда не бывают лишними, – слишком по-взрослому говорит Ваня. Я замираю с небольшим зеркальцем в руках. Только собиралась поставить его на столик с косметикой, как задумалась о словах мальчишки. Это явно не его слова, вероятно, мать не стесняется в выражениях при ребенке.
– А с кем хочешь жить ты? – отрываюсь от расстановки вещей и смотрю на мальчишку. Он молчит. – Давай так… Ты будешь писать мне или своему отцу, когда захочешь приехать к нам, а мы… приедем и заберем тебя. И твоя мать ничего не сможет сделать. Поверь, я и не с такими занозами в заднице разбиралась.
Ванька смеется и качает головой, светлые волосы уже такие длинные, что ему явно мешают. Мальчишка убирает их назад, но пряди спадают на глаза. Думаю, нужно сходить с ним к парикмахеру. В ближайшее время. А еще прогуляться. Невероятно, но мне, Маше Шейкиной, нравится находиться рядом с этим мальчишкой, заботиться о нем. Не могу сказать, что это материнский инстинкт. Скорее, сестринский. У меня никогда не было родных братьев или сестер, родители решили остановиться на мне одной. Люба – другое дело, мы с ней сестры, между нами есть связь, но она мне не родная, хоть я такой ее и считаю. С Ваней же все как-то иначе. Он мне практически чужой человек, который стал таким родным и близким, что я уже не могу представить свою жизнь без него. Как и без его отца.
Сорок седьмая глава
Виталина
Два месяца спустя
Единственное, чего мне сейчас хочется, – это напиться. Марк спокойно спит в нашей кровати, а я сижу на полу в ванной и держу перед собой уже десятый тест. Последний. И все они, будто сговорившись, показывают один-единственный результат – положительный. Осознание того, что я беременна, пришло в тот самый момент, когда я разговаривала с Лилей в магазине и призналась, что переспала с Сашей. Внутри что-то шевельнулось, кольнуло, и сомнений у меня не осталось никаких. Эта задержка… Потом поездка к родителям, которая прошла так хорошо, что, возвращаясь в город, я и забыла, что мы живем отдельно. Но все же мы снова разъехались. И продолжаем видеться только по выходным, когда Саша забирает Марка к себе или привозит обратно.
Я все спихивала на нервы. Постоянное напряжение. Но знала, что ошибаюсь.
На часах всего лишь половина десятого, и вряд ли он уже спит. Я медлю и нахожу его номер в последних набранных. Пара гудков, и голос единственного человека, которого я могу и хочу сейчас слышать, говорит со мной. Голос того, кто никогда не осудит и всегда, несмотря ни на что, будет на моей стороне.
– Лина, я тебя, конечно, люблю, но уже слишком поздно для семейных разговоров, не находишь? – Мне хватает секунды, чтобы расплакаться.
Всхлипы вырываются из груди, поджимаю под себя ноги и плачу. Сквозь слезы рассматриваю пустые упаковки использованных тестов и тот один, который все еще держу в руках.
– Лин, что-то с мелким? Что случилось? – Голос брата гремит на фоне музыки и других разговоров. Он не дома, веселится, а я отвлекаю его своими проблемами. Только собираюсь сказать, что все хорошо и ничего не случилось, но брат прерывает меня: – Вы ведь дома? Все, я еду! И это не обсуждается, Виталина!
К моменту, когда в дверь раздается звонок, все упаковки с использованными тестами спрятаны в мусорном ведре. Остался лишь один. Последний. Который показывает примерный срок в неделях, и тот совпадает с годовщиной родителей Саши. В этом у меня даже нет сомнений. Никаких. Тест прячу в карман кофты, а сама открываю дверь. На меня налетает Макс, хватает за плечи, ощупывает руки, глазами шарит по лицу и телу. Внимательно осматривает и потом забегает в комнату. Ему хватает секунды, чтобы удостовериться в том, что с Марком все хорошо и проблема во мне.
Без слов достаю из кармана тест и протягиваю его брату. В прошлый раз он узнал все от меня и Саши. Мы вместе рассказывали о том, что я беременна и у нас будет ребенок. И Максу, и нашим родителям. А сейчас я говорю это одна младшему брату и понятия не имею, скажу ли об этом Саше.
– Это… что? – Он подносит тест ближе к глазам, переводит взгляд с меня на него и обратно.
– Тест на беременность.
– Тут написано, что беременна.
– Да.
– Кто беременна?
– Я, – пожимаю плечами и крепко обнимаю себя руками. Осознание моих слов доходит до брата не сразу. Он снова смотрит сначала на меня, потом на тест и тихо ругается. Держит его в одной руке, а второй крепко обнимает меня за плечи. Прижимает к груди, позволяет уткнуться в нее лицом и снова хорошенько прореветься.
Легкие поглаживания по спине, прикосновения и слова о том, что все будет хорошо, успокаивают. Мы с Максом переходим в кухню. Он усаживает меня за стол, а сам хозяйничает. Ставит чайник, достает из холодильника рулет с начинкой крем-чиз, один кусочек отрезает себе, а один мне. Мне хватает секунды, чтобы отодвинуть от себя блюдце и попросить лишь обычный черный чай.
– Понял. В этот раз исключаем сладкое, да? В прошлый раз ты что терпеть не могла? Все соленое? – Он пытается подколоть меня, улыбнуться, но сейчас мне совершенно не до шуток.