Ваня еще сидит в машине. Выходить ему не хочется, это можно увидеть и невооруженным взглядом. Он слишком оттягивает этот момент. Сумки в квартире собирал медленно, постоянно что-то проверял и был в последние дни в плохом настроении.
– Иван! – кричит женщина, и в голосе ее нет ничего материнского. Она не просит его выйти из машины и подойти, нет. Она приказывает. И даже не скрывает этого. Не пытается спрятаться за маской дружелюбия. И как только у этой женщины мог родиться такой мальчишка?
Ваня нехотя выходит из машины. Они с Филиппом переносят большую часть сумок. Когда Ваня возвращается за рюкзаком, я не выдерживаю и выхожу из автомобиля. Обнимаю его, напрочь проигнорировав взгляд женщины, направленный на меня.
– Если ты захочешь приехать, обязательно пиши. Если просто захочешь поговорить, пиши. Просто пиши мне, Вань, хорошо? – шепчу ему на ухо и целую в щеку. Он кивает, улыбается мне, а у самого слезы в глазах. Хоть и пытается казаться взрослым, но он ребенок. Маленький мальчишка, который точно не хочет быть с этой женщиной в одном доме. С той, которую даже матерью не называет.
Ваня скрывается за забором, а я сажусь в машину. Эта женщина лишь одним своим видом выводит меня из себя. И как только у Фила хватает терпения с ней разговаривать?
– Ты зачем ее притащил, а? – доносится до меня.
– Это тебя никак не касается.
– Она ошивалась рядом с Иваном все это время, Филипп? Эта малолетка?
– Прекрати истерику. В твоем положении это вредно.
– Я в прекрасном положении, Филипп! Единственный, кто постоянно заставляет меня нервничать, – это ты! Ты умудряешься раздражать меня даже на расстоянии. Я ведь знала, что тебе нельзя доверять его. Он был у твоей бабки в богом забытом месте. Он должен был быть там, а не с тобой и этой… Сколько ей лет, а? Не боишься загреметь в тюрьму за растление малолетних, Шнайдер?
– Замолчи и прекрати говорить о нашем сыне и о Маше подобным тоном. А не то я действительно попаду в тюрьму, но уже по другой статье.
– Ты мне угрожаешь?
– Не придирайся к словам, а лучше подумай о ребенке.
– Ох, так я только о нем и думаю. – Она гладит живот с улыбкой. С любовью смотрит на него и с нежностью следит за ладонью.
– Я о Ване. Не вымещай на нем злость из-за меня.
– Я не виновата, что он весь пошел в отца!
– Я рад, что от тебя ему практически ничего не досталось.
Они продолжают ругаться, а я слушаю и уже собираюсь уткнуться в телефон, как замечаю в одном из окон дома движение.
На подоконнике сидит Ваня и тоже смотрит на родителей, слушает их ссору. Он не плачет, даже не хмурится. Слушает внимательно и не сразу замечает, что я его увидела. Но даже после этого он не прячется. Уходит лишь тогда, когда его мать ударяет Филиппа по лицу. От звонкой пощечины я сама вздрагиваю и перевожу взгляд на них. Женщина, имени которой я не знаю, осыпает Филиппа последними проклятиями, а после уходит и громко стучит калиткой.
Оставлять с ней Ваню мне не хочется. И по взгляду Филиппа я понимаю, что ему тоже. Но я также не могу понять, почему он не заберет его к себе. Может, пора прекратить ее содержать и начать воспитывать сына самому? Точнее, со мной? Я не против этого, к собственному удивлению.
– Истеричка. Просто конченная истеричка, – ворчит Филипп, садясь в машину. Мы уезжаем, оставляя Ваню здесь. Я не видела ее мужа, но знаю одно – чтобы терпеть такую, нужно быть святым человеком.
Филипп молчит, лишь сжимает руль все сильнее. Мне кажется, что он его скоро оторвет. Шнайдер не сводит глаз с лобового стекла, сосредоточенно следит за дорогой, но я вижу, как он зол. К тому же алый след на его щеке меня напрягает. Кто вообще такая эта женщина, чтобы бить моего мужчину?
Не так далеко замечаю небольшой съезд с дороги и прошу Филиппа съехать туда. Говорю, что срочно захотелось в туалет и до города вряд ли дотерплю. Он тихо что-то ворчит, но сворачивает и тормозит между деревьями. Гул машин остается на трассе, а тут мы окружены лишь деревьями и редким пением птиц.
Когда он глушит мотор и устало откидывается на спинку сиденья, я ловко пересаживаюсь на его колени, скинув перед этим с себя спортивные штаны. Филипп вопросительно смотрит на меня, изогнув бровь, но я молчу. Он все поймет. Он слишком напряжен, а ехать в машине рядом с мужчиной, который мысленно уже убил и расчленил другую, не самая хорошая идея.
– Марусь, а ты что задумала? Ты хотела выйти.
– Уже не хочу. Я передумала, – отмахиваюсь и тянусь к ремню на его брюках. Сперва нужно разобраться с ним, а потом уже целовать. – Я знаю, что тебе это нужно. И я хочу тебе это дать.
Он улыбается и ждет. А я сама наклоняюсь к нему для поцелуя. И в тот момент, когда наши губы соприкасаются, у него будто срывает крышу. Он стискивает меня в объятиях, пальцами сжимает бедра. Оставляет на них алые отметины. Прижимает меня к себе так близко, что я ощущаю его желание каждой клеточкой тела. Целую и кусаю губы.
Мы вдвоем в салоне автомобиля. Где-то там далеко проезжают машины, а здесь мы одни. Окна запотевают, дыхания сливаются в унисон. Он двигает меня сам. Сам задает темп и управляет мной. Я полностью в его власти и от этого схожу с ума. Стоит мне запрокинуть голову, как в шею впиваются любимые губы. Они берут все, что хотят. Ничего не просят взамен, кроме одного – любви. И я даю это.
Для этого мужчины мне хочется сделать все. Все, чтобы вытеснить из его головы другую женщину. Стать для него всем. Всем его миром. Быть той единственной, которая никогда не бросит и не предаст. И я буду ею. Из кожи вон вылезу, но буду.
Сорок девятая глава
Виталина
Через несколько недель я все же собираюсь с мыслями и соглашаюсь на встречу с Сашей. Избегать его дальше просто нет смысла, а до конца нашего срока осталось чуть больше месяца. Не люблю говорить эту фразу, но часики-то тикают. Нет, вру. Я не смогла убедить себя на встречу с мужем, но другого варианта у меня не было. Он мне его не оставил. Пришел ко мне на работу и отказывался уходить, пока я с ним не поговорю. А Лиля, самая настоящая предательница, а никакая не подруга, лишь ему поддакивала во всем. И, как итог, сейчас мы с ним гуляли. В машину садиться я отказалась. Большая вероятность, что мне станет плохо именно в ней, а не на пешей прогулке.
Мы с Сашей заходим в небольшую кофейню, и я, сославшись, что звонит Лиля, пулей вылетаю из нее. Боже, почему там так воняет сладким?!
Стою чуть в стороне, прижав телефон к уху, и киваю, будто на самом деле слушаю подругу. А на самом деле дышу часто и тяжело, чтобы тошнота прошла. Если так дальше пойдет, то мне придется обновить гардероб, ведь с таким режимом питания я сброшу не только все лишние, но и нужные мне килограммы.
– Решил взять тебе ягодный чай. – Голос Саши звучит так близко и неожиданно, что я вздрагиваю и быстро прячу телефон в карман. Он, вероятно, замечает, что экран был погасшим, я ни с кем не попрощалась, но молчит. Лишь улыбается уголками губ, но не произносит по этому поводу ни слова.
– Малиновый? – улавливаю кислый фруктовый аромат и, о чудо, понимаю, как сильно я хочу купить лукошко малины и в одиночку всю ее съесть.
– Да, с лимоном. Мне показалось, тебе нехорошо, а ягодный чай, к тому же натуральный, не может не помочь.
– Спасибо, – отзываюсь и делаю глоток.
Чай действительно вкусный. В нем нет ни ложки сахара, как я люблю. Лимон дает нужную мне кислинку, а сладковатая малина – насыщенный вкус и аромат. Усталость и недомогание постепенно отступают. С таким настроением я смогу немного прогуляться. К тому же до того, как мне нужно идти в сад за Марком, еще пара часов, так что… решаю прогуляться с Сашей.
Погода в меру ветреная. Листья кружатся в разноцветном хороводе под ногами, голые деревья стоят по обе стороны от парковых дорожек. Еще несколько месяцев назад в этом парке все было зеленым, а сейчас серое и мрачное. Небо затянуто тучами, но по прогнозу синоптиков дождя сегодня не предвидится. Кроме нас, в парке почти никого нет. Лишь несколько молодых мам с колясками, те моментально привлекают мое внимание. Стайка школьников, спешащих домой после занятий, влюбленная парочка, милующаяся на скамейке. Они держатся за руки и выглядят счастливыми. И мы. Я и Саша. Идем рядом, плечи соприкасаются, и даже через слои одежды я чувствую тепло его тела. Он всегда горячий. Ему всегда жарко, а мне холодно.
– Лин… не люблю этот вопрос, но я устал от этой неизвестности. Что случилось?
– В каком смысле? – говорю и аккуратно поправляю вязаную повязку, убираю выбившиеся светлые пряди, чтобы те не лезли мне в глаза и в рот. Из-за ветра волосы, хоть они и собраны в неопрятную косичку, устроили настоящий беспорядок на голове. Я ежусь от холода, пусть и одета тепло – в толстовку и куртку, лосины с начесом и высокие сапожки на миниатюрном каблучке.
– В самом прямом. Ты меня избегаешь, Лина. И если ты думаешь, что я этого не замечаю и просто так это оставлю, то ты слишком плохо меня знаешь.
Поворачиваю голову и натыкаюсь на хмурые карие глаза. Ветер подхватывает отросшие темные пряди, закрадывается под расстегнутую куртку. Под ней у Саши лишь легкий свитер. Я помню, как мы его покупали. Как целовались после этого в примерочной, а потом ловили на себе заинтересованные взгляды консультантов. Тогда я сквозь землю чуть не провалилась от стыда и держалась за руку Саши, как за спасательный круг. И сейчас, вспоминая все это, я ощущаю, как щеки заливаются румянцем.
– Ты жалеешь о том, что тогда произошло?
– Когда – тогда? – отворачиваюсь и снова смотрю перед собой. На кленовые листья под ногами, на проходящих школьников и на листовку, которую ветер кружит над землей.
– О том, что мы переспали, Лина. Давай называть вещи своими именами. И разве нам было тогда плохо? Нет! Тогда почему после той ночи и утра ты старательно делаешь вид, что я для тебя пустое место? – Он говорит тихо, чтобы его услышала только я. – Я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз видел тебя после этого. Мне казалось, что между нами все стало иначе. Что мы… что мы можем попробовать все еще раз. С самого начала, но нет… ты спряталась от меня. Уверен, что если бы не Марк и наши с ним общие выходные, то я бы вообще ни разу тебя не увидел больше.