Мы остаемся с братом вдвоем. Он смотрит на меня, склонив голову, а я старательно пытаюсь себя чем-то занять.
– Ты ведь ничего ему не сказала, да?
– Не сказала. Но скажу. Чуть позже, – оправдываюсь и вытираю столешницу полотенцем. Затем складываю его пополам, а потом еще раз.
– Когда позже? Когда уже не будет смысла ничего скрывать, Лина?!
– Не кричи.
– Я не кричу. Я просто ничего не понимаю. Почему ты молчишь? Думаешь, он будет не рад? Черта с два! Ты не хуже меня знаешь, что он обрадуется. Но чем дольше ты молчишь, чем сильнее оттягиваешь момент неизбежного, тем больше вероятность, что он разозлится. Ты ведь скрываешь от него беременность, Виталина. Скрываешь от отца собственного ребенка.
– Да прекрати ты! Я все ему расскажу!
– Серьезно, порой мне кажется, что это я старший, а ты младшая, – говорит устало и уходит в ванную. – Уверен, еще немного, и мне нужно будет записаться к психологу, а лучше сразу к психиатру. Вы оба меня доведете, Виталина!
Я слышу стук входной двери и бегло осматриваю стол еще раз. С Максом мы замолкаем и переглядываемся. Что-то падает, но шагов Саши не слышу. Сама иду к нему и застаю Сашу с курткой Макса в руке… и, нет, это точно не то, что мне кажется. Прячу руки за спину и уже раскрываю рот, чтобы что-то сказать, но тут появляется Макс и тоже смотрит на Сашу. На него, на куртку в его руках и тест на беременность. Мой тест!
Мне казалось, что брат его выбросил. Наивная дурочка!
– Мы что-то о тебе не знаем, Макс? – Саша улыбается и прячет тест обратно в карман куртки брата, а ту вешает на крючок. Берет пакеты и проходит с ними в кухню. Проходя мимо меня, целует в щеку и скрывается за дверью. Мы проводим его взглядами, Макс хмурится и тихо ругается. Снова. И снова.
– Сегодня, Лина. Или я сам ему все расскажу, – шепчет, склонившись ко мне.
– Не смей. Я сама скажу.
Первой захожу в кухню, вижу, что Саша почти все разложил по полкам. Что-то убрал в холодильник. К нам присоединяется Марк, занимает место за столом, последним приходит Макс. Саша разливает вино по бокалам, Марку наливает вишневый сок в стакан, и мы все приступаем к ужину. К бокалу я не притрагиваюсь, точнее, беру его, когда один из ребят говорит тост, но к губам не подношу.
Не сразу, но я замечаю, как Саша следит за моими движениями. За тем, что я не пью. Ем только салат, напрочь игнорируя запеченную картошку с грибами, которую обожаю. Точнее, обожала и не имела ничего против нее, пока готовила, но сейчас от одной мысли съесть ее хочется спрятаться в туалете. Что касаюсь кончиками пальцев живота. Он немного вырос. Заметила случайно этим утром. Стояла в ванной перед зеркалом и рассматривала его. Под широкой одеждой это легко скрыть, но Макс прав. Нужно поскорее все рассказать.
Саша задумчиво кусает щеку, подносит бокал к губам и замирает. Смотрит прямо в глаза и молчит. Марк что-то увлеченно рассказывает Максу, весь перепачканный картошкой, выедает из тарелки лишь грибы, а из салата горошек и огурцы.
– Макс, так тебя можно поздравить? – говорит тихо и хрипло. Прокашлявшись, повторяет вопрос, но смотрит он на меня.
– С чем? А… так это так. Ничего серьезного. – Макс быстро осушает бокал, поднимается и подхватывает Марка. – Мы пойдем. Марк Саныч, приведем вас в порядок, и вы еще раз меня нарисуете.
– Я не доел!
– Я тебе в комнату все принесу.
– Мама не разрешает есть в комнате. Только в кухне.
– Поверь, приятель, твоей маме сейчас не до этих мелочей.
Он закрывает за ними дверь, и мы с Сашей остаемся одни. Он медленно делает глоток и не спеша ставит бокал на стол. Губы вытирает салфеткой и ведет себя так… будто подсел на сильные успокоительные. Но я по взгляду вижу, как его всего трясет. Глаза… они всегда его выдавали.
– Говори, Лина.
– Что говорить?
Закрывает глаза и потирает пальцами переносицу. Улыбается, но улыбка лишена чувств и нежности. Бесчувственная, злая, и она мне вовсе не нравится.
– Ты вообще собиралась мне говорить о том, что беременна, черт тебя дери?! – ударяет рукой по столу, и бокал подскакивает.
Я вздрагиваю от резкой смены тона и нервно покусываю губы. Саша поднимается и ходит из стороны в сторону, пальцы запуская в волосы. Рукава рубашки снова закатаны до локтей.
– Ты ведь давно узнала об этом, да? Все знала и молчала. Ты вообще собиралась мне говорить, Виталина? – снова спрашивает и опирается ладонями о стол. Нависает надо мной. Злой и взъерошенный. – Говори, твою ж мать!
– Я хотела, но…
– Но что? Передумала…
– Я испугалась! – повышаю на него голос и всхлипываю. Позволяю слезам скатиться по раскрасневшимся щекам. – Я хотела тебе все рассказать, когда мы останемся одни. Все объяснить. Я бы сказала. И все произошло бы не так.
Он стоит и смотрит на меня, а я продолжаю плакать, уткнувшись лицом в холодные ладони.
Я ведь тебе говорила, дурочка, что ему нужно было рассказать все сразу.
Мне не сразу удается успокоиться. Его руки обнимают и прижимают к себе. Опускаю голову на грудь и снова плачу, вымазывая белую рубашку слезами. Саша ловко пересаживает меня на свои колени, а я обнимаю его за талию. Снова чувствую себя маленькой рядом с ним. Крошечной и беспомощной. Это ощущение мне нравилось. В детстве, когда мама читала мне книжки, я мечтала о сильном мальчишке рядом. О таком, который спасал бы меня, за которым я была бы как за каменной стеной. Когда я повзрослела, мои мечты почти не изменились. Я по-прежнему хотела быть рядом с сильным человеком, а потом появился Саша. И сейчас, сидя на его коленках и чувствуя кроткие поглаживания по спине, поцелуи в висок, биение сердца в такт моему, я понимаю, что не могу без него.
– Я сегодня останусь у вас, а завтра мы начнем собирать вещи и вернемся все в нашу квартиру, поняла? – шепчет, а я жмусь к нему крепче. Он берет одну мою руку в свою, переплетает наши пальцы и целует мою ладонь. Медленно касается губами, нежно и едва ощутимо. – Я буду спать в гостиной, если ты этого захочешь. Рядом с тобой у кровати на коврике, но мы будем в одной квартире, Лина. Хватит. Я не могу без вас больше.
Молчу и растворяюсь в его объятиях. Спорить с ним – это последнее, что мне сейчас хочется.
Пятидесятая глава
Маша
Мы созванивались с Ваней каждый день. Мне безумно хотелось, чтобы он поскорее вернулся в город. К нам. Поэтому этим вечером я не выдержала и завела с Филиппом серьезный разговор. Стоило ему лишь рухнуть на подушки после сильного оргазма. Я знаю, что была хороша. Облизываю губы и седлаю его колени, поправляю растрепанные волосы и смотрю на Филиппа, который лежит подо мной и едва держит глаза открытыми.
– Говори. Я вижу, что ты что-то задумала.
– Я хочу, чтобы Ваня жил с нами.
– Ты выбрала максимально удобный момент для такого разговора, Маруся, – смеется и кладет руки на мои бедра. Прижимает к себе, а я не сопротивляюсь. – Ты ведь понимаешь, что с ребенком в доме придется ограничить сексуальную жизнь и заниматься ею в спальне, а не на диване в гостиной?
– Ничего, я потерплю.
Он задумчиво склоняет голову и проводит языком по нижней губе. Я слежу за движением, ведь знаю, что скоро за этим последует. Мне удалось достаточно хорошо изучить Шнайдера, чтобы понимать – сейчас он думает и в ближайшее время начнет говорить.
– Я жду решения суда, Марусь, – признается тихо и хрипло. Эти слова меня удивляют. Смотрю на Филиппа, ничего не понимая. – Я сам не хочу, чтобы он с ней жил. Она давит на него. Каждый раз, когда он приезжает от нее, Ваня винит меня во всех смертных грехах. Это логично, учитывая, что она ему говорит.
– Твоя бывшая отвратительная женщина!
– Ты просто ревнуешь, – смеется, хотя я уверена, что он разделяет мои слова. – Она всегда была такой, Марусь. Правда, чем богаче стала, тем и вреднее. Я слышал, что ее новый муж неплохой человек и она его действительно любит. Хотелось бы мне в это верить. Да и эта беременность. Она хочет этого ребенка. С Ванькой все было иначе. Она залетела. Именно залетела, чтобы меня женить, но все пошло не по плану, а тут… оказывается, даже такие стервы, как она, способны на любовь.
Мне не хочется слышать ничего про эту женщину. Ничего, кроме злости, ну и ревности, она у меня не вызывает.
– Так что там с судом?
– В ближайшее время будет слушание. Будут пересматривать место жительства Вани. Он уже не маленький мальчик, поэтому его мнение тоже будет учитываться. И если он скажет, что хочет жить с матерью, то его оставят там. И я ничего не смогу сделать.
Осмысливаю его слова и наклоняюсь для поцелуя. Опускаю голову на грудь Фила и прикрываю глаза. Он обнимает меня и целует в макушку. Мы так и лежим – оба обнаженные и счастливые, уставшие и задумчивые. Оба думаем об одном – о мальчишке. Я точно знаю, что справлюсь. Я не смогу быть для него матерью или даже мачехой, но буду старшей сестрой. Буду заботиться о нем, помогать и быть рядом. Чтобы Ваня больше никогда даже мысли не допускал о том, что он один и никому не нужен. Он нужен нам. Очень сильно.
С Любой и ее Степашкой мы встречаемся через несколько дней в небольшой кафешке нового ТЦ. Я, к удивлению, прихожу раньше и жду ребят. Заказываю себе кофе и пирожное. Смотрю на часы и замечаю, что эта парочка опаздывает уже на приличных пять минут!
Отвлекаюсь на телефон и боковым зрением замечаю, что в кафе кто-то входит. Уже подготавливаю речь, чтобы хорошенько поругаться с этими невыносимыми влюбленными, но замираю. Пальцы немеют, а телефон падает на стол из рук. В кафе заходит Виталина, держит за руку сына, а тот, словно маленькая заведенная юла, кружит и о чем-то увлеченно говорит. До меня доносятся лишь отрывки его слов.
Она меня не увидела. Видимо, у нее нет привычки осматриваться по сторонам. Виталина выглядит хорошо. Как бы сказал Степанов – прекрасно! Куртку она держит в свободной руке, черные лосины, такого же тона сапожки на крошечном каблучке и свитер крупной вязки, спадающий с одного плеча так, что видна лямка майки или топа. Светлые волосы собраны в высокий хвост. Виталина знает, что она красива. Я лично заметила на ней заинтересованные взгляды мужчин, находившихся в кафе, но все они ей безразличны. Сейчас весь ее мир – это ребенок перед ней. Маленькая копия ее мужа.