Двенадцатая глава
Виталина
– Макс обещал купить мне тачку! – важно замечает Марк, сидя за столом и запивая печенье молоком. У нас с ним есть особый ритуал перед сном – сидим и пьем молоко с печеньем, потом он идет спать, а я, после того как он уснет, убираюсь в кухне. Только в этот раз к кружке я не притрагиваюсь. Сын это замечает и внимательно смотрит на меня. – Мам, ты заболела?
– Что? Нет. Просто устала, – отзываюсь и натягиваю на губы самую настоящую улыбку из всех, что могу себе позволить в данных условиях.
– Я тебе не верю, – хмурится Марк и снова откусывает кусочек печенья. Пережевывает и запивает молоком. – Ты грустная. Тебя кто-то обидел? Макс говорит, я твой защитник. Я и папа. Ну и Макс тоже. И дедушка. Но он далеко. А я немного стану старше и буду тебя защищать.
На этот раз я улыбаюсь шире, чем вызываю у Марка смешинку. Он быстро доедает и тащит меня в свою комнату. Я читаю ему сказку, ложась рядом с сыном и приобнимая его. Когда история заканчивается, поднимаюсь и целую сына в макушку. Уже собираюсь уходить, когда слышу его копошение.
– Я не хочу, чтобы ты грустила, мамочка. – Тихий и сонный голос останавливает меня у двери.
Снова возвращаюсь к кроватке и сижу с Марком еще немного, легко провожу пальцами по темным волосам, подмечая, что нужно подстричь его, а то сильно зарос. Сижу в детской дольше положенного, нервничая. Саша с минуты на минуту должен вернуться домой, а я вся как на иголках. Не знаю, как начать разговор. Хочу, чтобы все прошло тихо и без криков. Не хочу, чтобы мы разбудили Марка. Не хочу пугать сына.
Я мою посуду, вытираю со стола и всячески себя отвлекаю. Даже успеваю принять душ, когда слышу, как закрывается входная дверь. Саша проходит в кухню в тот самый момент, когда я включаю электрический чайник. Достаю с полки две кружки и в каждую наливаю немного заварки из чайника. Сегодня у нас черный со смородиной и мятой. Я где-то читала, что мята успокаивает…
– Прости, что опоздал. – Пока Саша целует меня в висок, я бросаю взгляд на часы. Почти полночь. В последнее время он всегда так возвращается. И теперь я с точностью на девяносто процентов знаю, с кем он проводил свой вечер. Его Маша, не могу произнести слово «любовница» даже в голове, дала понять, что они не в настольные игры играют.
– Нам надо поговорить, – обхожу мужа стороной и сажусь на стул. Чайник еще не вскипел, кружек на столе нет, поэтому я тереблю пальцами край салфетки, чтобы хоть чем-то себя занять.
– Что-то с Марком? Как он сегодня себя чувствовал? Не загонял Макса?
Ты бы сам мог его спросить, если бы вернулся раньше!
– С Марком все хорошо, он уже спит.
Чайник наконец закипает, и Саша разливает кипяток по кружкам. Одну ставит передо мной, а с другой садится напротив меня. Между нами меньше одного метра, две кружки с горячим чаем и множество вопросов. Но никогда прежде я не чувствовала мужа так далеко. Мы словно в момент стали друг другу чужими.
– Так о чем ты хотела поговорить, Лин? – Он улыбается и медленно дует на чай, чтобы тот остыл.
Поднимаю голову и смотрю на мужа. Вглядываюсь в его глаза, черты лица и губы. Воображение рисует, как он этими губами целует другую, обнимает ее, а потом возвращается ко мне и проделывает то же самое уже со мной. Хочется встать и уйти из кухни, забыть об этом разговоре, который я даже не успела начать. Но в то же время хочется остаться и все выяснить. Тихо и без криков. Поступить, как двое взрослых и цивилизованных людей.
Я задумываюсь о том, что скажет брат об этом, как отреагируют мои родители и Сашины. А главное, как ко всему этому подготовить Марка. Боже, почему это все происходит именно со мной?
У нас ребенок.
У нас семья. И ни один из нас не будет рушить все это.
Не позволю!
– Как давно это происходит? – Слова срываются с языка шепотом, но я вижу, что Саша меня услышал. Кадык едва заметно дергается, губы напрягаются.
– Что происходит?
– Ты знаешь что, Саш. Не заставляй меня произносить это вслух, – прошу я.
Он отодвигает от себя кружку, наклоняется вперед и ставит локти на стол. Зарывается пальцами в волосы и опускает голову. Это поражение. Чистой воды поражение, а ведь я задала лишь один вопрос. Единственный. Все было даже проще, чем я предполагала. Я хотела услышать отрицательный ответ. Сделала бы что угодно, лишь бы с его губ слетели слова, что никакой измены нет, что я все надумала. Но нет. Саша обрушивает на меня холодную и жестокую правду. Это я и полюбила когда-то в муже – честность.
– Не так давно. Четыре месяца.
– Четыре месяца, – эхом повторяю я.
За эти четыре месяца он возвращался домой к ужину так редко, что хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать. За эти четыре месяца я десятки раз засыпала одна, не понимая, почему у него на работе скопилось так много дел. За эти четыре месяца Марк заваливал меня сотней вариаций вопроса: где папа и почему его нет дома с нами?
Четыре месяца.
Он тихо, почти шепотом, рассказывает мне все. Начиная с их первой встречи и заканчивая тем, что они виделись сегодня. По словам Саши, сегодня между ними ничего не было. Это была их последняя встреча. Все это с его слов. Верить мужу или нет, я не знаю. Я лишь пытаюсь держать себя в руках и не заплакать перед ним. Не хочу быть еще более униженной, чем есть сейчас. Такое себе удовольствие.
Саша избегает их интимных моментов, называет все невинным словом «встречи». Не говорит об их частоте, но я подозреваю, что встречался он с этой Машей чаще, чем видел меня с сыном за ужином.
– Что я сделала не так, Саш? – Голос срывается, и я резко хватаю ртом воздух, чтобы хоть немного вдохнуть. Кажется, пока слушала Сашу, я даже не дышала.
– Твою мать, Лина, ты не виновата в этом. – Он расстегивает верхние пуговицы рубашки, словно те его душат. Саша смотрит на меня – зелено-карие против голубых. В его – боль и вина, в моих – чистейшая боль без лишних примесей.
Мы оба молчим. Я думаю лишь о том, к чему приведет нас этот разговор. Не хочу загадывать наперед. Боюсь наступления утра, ведь тогда проснется Марк, и либо он узнает обо всем, либо наш разговор с Сашей зайдет в тупик, и утром все вернется в прежнее русло.
Но я не хочу возвращаться в прежнее русло! Я вымотана. С меня хватит. Я устала сидеть на скамейке запасных и ждать, когда муж вернется ко мне.
– Это больно, Саш, – признаюсь ему, стараясь сохранять с ним зрительный контакт. – Я никогда не понимала тех женщин, которые истерят, узнавая о… таком, а сейчас я тоже хочу накричать на тебя, перебить всю посуду в квартире, вырезать тебя с наших общих фотографий. Я хочу это сделать, но не буду. Ведь посуда не виновата, как и фотографии. А криками я разбужу Марка. Нашего сына. Нашего, Саш!
– Ты можешь меня ударить, если тебе от этого станет легче.
– Не станет, – отрицательно качаю головой и все же поднимаюсь из-за стола. Выливаю остывший чай в раковину, полощу кружку и убираю ее на полку. Саша продолжает сидеть. – Мне нужно обо всем подумать. Ты можешь спать в спальне, но… не прикасайся ко мне. Этого я не хочу.
Захожу в ванную и включаю воду, становлюсь под душ в одежде и только в этот момент начинаю плакать, уткнувшись лбом в стену. Вода смешивается со слезами, одежда промокает насквозь. Проматываю наш разговор с мужем еще раз и горжусь собой и тем, как держалась. Да, голос немного дрожал, но в остальном я казалась сильной и нерушимой. Хотела бы я оставаться такой, а не прятаться в душе и реветь до боли в глазах.
После душа я возвращаюсь в спальню, ложусь в кровать и посматриваю в коридор сквозь раскрытую дверь. В кухне все еще говорит свет, Саша не выходил из нее и вряд ли выйдет оттуда в ближайшее время. Я не жду его и засыпаю, снова проплакавшись перед этим в подушку. Засыпаю и в эту ночь не чувствую прикосновений мужа. Не чувствую ничего, кроме адской боли внутри, о которой пишут в книжках. В тех дурацких книжках.
Тринадцатая глава
Маша
Саша написал мне в половине седьмого. Утра. Сообщение я увидела лишь около полудня и сразу же придала ему особое значение. Саша редко писал мне первым и так рано, обычно его эсэмэс доходили до меня ближе к вечеру, практически перед нашими встречами. Но это сообщение было особенным, я чувствовала. Именно поэтому пропустила занятия в универе и весь день потратила на подготовку к нашему свиданию. Что-то в глубине души подсказывало, что эта встреча станет решающей в наших отношениях. Саша просил меня вызвать такси и приехать в ресторан одной из гостиниц. Наверняка потом мы поднимемся в номер и пробудем там пару часов. Или, если удача сегодня ко мне благосклонна, мы пробудем там до утра. Второй вариант мне нравится намного больше.
В последнее время я все чаще мечтаю о пробуждении в его крепких и надежных объятиях. А мечтам, как правило, суждено сбываться.
Накручиваю локоны, подвожу глаза и снова наношу алую помаду. Вдеваю сережки, купленные на деньги Саши. Он мне не дарил украшений, только однажды духи, но я частенько покупала сама себе безделушки на деньги, оставленные Сашей. Так можно посчитать, что все куплено им!
– Маш, я… а ты уходишь? – в комнату нагло врывается Аня, чем застает меня врасплох. Я рассматриваю наманикюренные ноготки на ножках.
– Ты что-то хотела?
– Да. Ко мне подруги придут по работе. Предупредить хотела.
– Меня это не волнует. Сегодня я тут ночевать не буду, а если повезет, то вообще съеду от тебя. Достала, – последнее слово я произношу тихо и уже тогда, когда дверь за соседкой почти закрывается. Но по ее тихим ругательствам думаю, что она его все же смогла услышать.
Из шкафа достаю маленькое черное платье на тонких бретелях, оно обтягивает грудь и подчеркивает талию и попку. Идеальное сочетание для сегодняшнего вечера.
В половине седьмого вечера меня у подъезда ждет машина, если я правильно определяю, то это новенькая модель «Вольво». Симпатично, но далеко не так хороша, как белая «Ауди». Сажусь на заднее сиденье и еще раз осматриваю себя в небольшое зеркальце. Я так волнуюсь, что в десятый раз поправляю салфеткой макияж и провожу кисточкой по губам.