– Ты не находишь, Эмма, что довольно уже играть мной? Я хочу наконец получить ответ.
Девушка бросила взгляд на Дерека и тотчас отвела глаза. Она чувствовала себя виноватой, поскольку он был отчасти прав. Дерек проехал много миль, чтобы повторить предложение, и имел право ожидать согласия, потому что не встретил возражений по поводу приезда. Должно быть, он чувствовал себя нелепо все эти дни, находясь в состоянии неопределенности, но не терял надежды, что, как писали в романах, «стрела купидона все же найдет дорогу к ее сердцу».
Надежда оказалась тщетной. Он еще не знал этого, но Эмма знала, и знала наверняка. В Монтане Дерек был куда более чужд ей, чем в Филадельфии. Там, в привычном окружении, он умел блистать, но здесь…
Здесь он как-то не вписывался в окружающее, выбивался из общей картины. Это не укрылось и от глаз Коринны, которая держалась с гостем подчеркнуто вежливо, но с прохладцей, и в глазах Эммы то был недвусмысленный знак пренебрежения. Уин Маллой одобрял выбор дочери, восхищаясь деловой хваткой Дерека, его обширными познаниями по части биржевых и финансовых операций, даже в скотоводстве. Но он не знал о поставленном условии перебраться в Филадельфию, а если бы узнал, то восторг его изрядно поубавился бы. Не для того он шестнадцать лет строил свою маленькую империю, чтобы потерять ту, что должна была унаследовать каждый дюйм его земель.
И все же девушка знала, что решать будет она. Если она ответит Дереку согласием, отцу придется смириться, и он смирится – добровольно, всей душой желая ей счастья. Но о согласии и речи не шло, особенно после Дня независимости, когда Эмма со всей определенностью поняла, что не любит Дерека.
Довольно долго они встречались, и многие, в том числе и сама Эмма, принимали это как знак возможного брака. Возможного. Как могла она выйти за того, чьи поцелуи не будили в ней даже легчайшего трепета, особенно теперь, когда она поняла, что именно должна чувствовать. Она узнала это в объятиях Такера Гарретсона. И всем своим существом желала повторить то, что случилось тогда…
И понимала, что это невозможно. Ни за что на свете нельзя снова оказаться в его руках, ощутить его поцелуи. Это приведет к катастрофе, только и всего.
Когда-то Эмме казалось, что достаточно всего лишь одного поцелуя, чтобы освободиться, разрушить чары, которыми ее полудетское воображение наделило Такера. Но получилось иначе. Чары были реальны, а воспоминания пятилетней давности верны. Какие-то необъятные, неуправляемые силы проснулись в ней в тот вечер, когда он вновь поцеловал ее, и страшно было оказаться игрушкой этих сил.
Поэтому нужно держаться подальше от Такера – и точка.
– Эмма, я жду, – терпеливо напомнил Дерек, видя, что девушка глубоко ушла в размышления, и надеясь, что они касаются его.
Она колебалась, набираясь храбрости и не решаясь поднять глаза. Дерек мягко приподнял ее лицо за подбородок, и глаза их встретились.
– Прости, – почти шепотом произнесла Эмма. – Я не могу выйти за тебя. Ты мне дорог, но это не любовь.
Молодой человек нахмурился и покачал головой в знак того, что отказывается понимать ее.
– Но это же нелепо, дорогая! Неужели все дело в моем отказе перебраться в Монтану? Я же обещал, что мы найдем компромисс!
– Дело не в этом, Дерек… дело во мне. Замуж нужно выходить по любви, иначе это будет несправедливо по отношению к тебе.
– Несправедливо? А так, как сейчас, это справедливо? Я бросил все, тащился сюда черт знает сколько миль, как болван, участвовал в вашем идиотском местном торжестве! И это в то время, как Вандербильты прислали мне приглашение на День независимости! Я пренебрег им, и после этого ты мне отказываешь?
Пикник в День независимости у Вандербильтов. Эмме приходилось бывать там с Дереком. Салют в честь национального праздника над озером в парке финансового магната. Устрицы и шампанское на белоснежных скатертях, расстеленных на безукоризненно подстриженной лужайке. Дамы, усыпанные бриллиантами, как рождественские елки – игрушками. И конечно, бал в грандиозном особняке, убранном орхидеями, с оркестром, выписанным по этому случаю из Европы.
– Мне очень жаль, – только и могла сказать Эмма. Рука его отдернулась, губы сжались.
– Я не понимаю здешней жизни и не понимаю тебя. Почему ты так упорно цепляешься за эту дикость? Здесь пыльно и скучно, здесь жуют табак и меняют рубашки раз в неделю, здесь…
– Довольно, Дерек, все это я уже слышала.
Эмма поднялась, стараясь подавить гнев. Чего ради тратить его на несостоявшегося жениха, если есть Гарретсоны?
Дерек стал прошлым в этот вечер, в то время как эта семейка еще обещала в будущем много неожиданностей.
– Полагаю, ты захочешь как можно скорее покинуть Монтану?
– Задерживаться бессмысленно, так ведь? – осведомился он с горечью. – Я верил, что все будет иначе, потому что люблю тебя. Верил, что это взаимно.
– Я тоже люблю тебя, Дерек, но совсем не так, как следует любить будущего мужа. Доброй ночи.
Эмма улыбнулась, но улыбка вышла бледной, и куда больше в ней было сожаления и чувства вины, чем настоящего тепла. Молодой человек ощутил это и отвернулся.
– Что ж, доброй ночи.
Его тон тоже стал совсем иным, сдержанно-вежливым. Эмме стало грустно. Дождавшись, когда Дерек поднимется по лестнице, она потушила лампу и с минуту стояла в полной темноте. Дом был очень тих, словно притаился в тревожном ожидании завтрашнего дня. Что готовил этот день? Насилие? Смерть?
Неожиданно для себя Эмма страстно пожелала, чтобы в дверях появился Такер. Чтобы своим насмешливым, снисходительным тоном он заявил, что не имеет ничего общего с отравлением скота. Она бы поверила, Бог свидетель!
А потом он прижал бы ее к груди и не отпускал, пока на душу не снизошел бы покой.
Ей так хотелось ощутить себя в полной безопасности, забыть о том, что предстояло.
Плотные облака скрывали луну, и за окном царила кромешная тьма, но никто не таился под покровом мрака. Со вздохом девушка повернулась и отправилась к себе.
Глава 13
Дереку Карлтону не удалось покинуть долину так скоро, как он жаждал. Почтовый дилижанс проезжал через городок дважды в неделю: один раз – по дороге дальше на запад, один раз – обратно. Вот этого-то обратного дилижанса Дереку и предстояло ждать еще два дня. На это время он намеревался перебраться в гостиницу.
– Может быть, передумаешь, Дерек? – спросила Эмма. – Вернемся на ранчо?..
– Зачем? Ничего ведь не изменится.
Он говорил тоном обиженного ребенка, которому отказали в сладком, и Эмме вдруг пришло в голову, что гордость его задета куда сильнее, чем сердце. От этого она почувствовала такое облегчение, что едва удержалась от улыбки.
Они стояли на дощатом тротуаре, роскошный кожаный чемодан Дерека покоился у его ног.
– Ты прав, ничего не изменится, но на ранчо тебе было бы удобнее.
– Я останусь в городе. Надеюсь, отель здесь не самый захудалый. По-твоему, мне легко каждый день встречаться с тобой, жить под одной крышей – и помнить, что ты меня отвергла? Нет уж, лучше гостиница.
– В таком случае мне пора.
Дерек подхватил чемодан и посмотрел на небо, покрытое темно-серыми тучами. В воздухе висело ожидание ливня: стояла страшная духота и царило то особенное затишье, которое всегда предшествует грозе.
Памятуя о приказе Уина Маллоя никогда не оставлять его дочь без присмотра, в город Эмму и Дерека отвез Шорти.[1] Прозвище он получил явно в насмешку – Шорти был на редкость долговяз. Пока длилось прощание, ковбой успел съездить в лавку и закупить припасы. Пристроив их в крытом фургоне, который Эмма выбрала специально на случай грозы, он переминался с ноги на ногу на почтительном расстоянии, ожидая указаний.
– Надеюсь, мы останемся друзьями? Счастливого пути, Дерек. Скорее всего я не появлюсь в городе до отправления дилижанса.
– Да, конечно, понимаю… Прощай, Эмма. Молодой человек склонился к девушке для поцелуя, но в последний момент опомнился и отшатнулся, хмурясь.
– Прости, – произнес он угрюмо. – Желаю всего наилучшего, хотя и отказываюсь понимать, что наилучшего может случиться с тобой в этой дикой, безотрадной… – Не договорив, он закусил губу и криво усмехнулся. – Впрочем, не важно. Похоже, мы и в самом деле мало подходим друг другу. Наверное, ты приняла правильное решение.
Эмма привстала на цыпочки и коснулась губами его щеки.
– Вот увидишь, все еще обернется к лучшему! Однажды ты встретишь ту, которая ответит на твои чувства всем сердцем.
Дерек взглянул на нее удивленно, потом расправил плечи и постарался беспечно улыбнуться.
– В этом можешь не сомневаться, – заверил он с задором, который когда-то так очаровал Эмму. – Но тебя я не забуду никогда.
С этими словами он отвернулся и направился к дверям гостиницы. Эмма, в свою очередь, повернула к фургону.
С ним все будет в полном порядке, думала она с куда более легким сердцем, чем раньше. Похоже, ему уже не терпится поскорее оказаться в знакомой обстановке. Должно быть, Монтана будет сниться ему в страшных снах!
Очнувшись от раздумий, девушка вдруг заметила, что фургон стоит у тротуара сам по себе. Шорти не было ни на козлах, ни рядом. Но она не успела еще с удивлением оглядеться, как долговязый ковбой выбежал из конторы, служившей Доку Карсону приемным кабинетом.
– Мисс Эмма, прошу прощения. Я только забегал узнать, как там Абигайль. Слышал, что ей нездоровится.
Абигайль Портер, молодая вдовушка с веселым веснушчатым лицом, держала пансион на окраине городка. Шорти был с ней обручен и намеревался скрепить отношения браком не позже чем через месяц.
– Что случилось? – встревожилась Эмма.
– Не нравится мне это, вот что я скажу. Док Карсон боится, что у нее инфлюэнца! Бедняжка прямо-таки горит! Лиззи – та, что убирает и готовит, – как раз уехала навестить сестру и вернется только к вечеру. Абигайль совсем одна… Я бы остался с ней, хотя бы до возвращения Лиззи…