– Наверное, ей это неприятно, – предположила Ольга – Это так мерзко, когда у тебя крадут.
– Да уж, ничего хорошего, – согласилась Струдза. – У меня однажды на ярмарке срезали ридикюль, так я потом ходила как оплеванная. Денег там было совсем чуть-чуть, но уж очень всё это оказалось унизительным.
Фрейлины принялись вспоминать подобные истории, а княжна задумалась. Женщина, покусившаяся на её счастье, поплатилась крахом всей своей жизни. По крайней мере, Ольга была отомщена, но восторга почему-то не чувствовала. А ещё говорят, что месть сладка! Оказывается, радость мести – лишь на мгновение, а потом приходит равнодушие. Так, может, и не стоит тратить силы на месть?
Княжна вдруг поняла, что потеряла нить разговора. Нельзя, чтобы фрейлины это заметили. К счастью, остальным было не до Ольги, они обсуждали князя Ресовского. Тот вчера всех удивил, пригласив на танец камер-фрейлину.
– Что вы, Роксана! – горячилась Туркестанова. – Ресовский вообще никогда на балах не танцевал (вы же прекрасно знаете причину такого поведения!) и вдруг он приглашает Сикорскую, да ещё в тот день, когда камер-фрейлину выгоняют из дворца. На лицо явный расчет: дело в её родстве с Аракчеевым. Князь решил переметнуться от министра Голицына к более сильному покровителю, и вдруг – такой конфуз!..
– Возможно, что это случайность, а камер-фрейлину он пригласил, чтобы никто не подумал, что его потянуло к женщине, ведь Сикорская – дурнушка, – засмеялась Струдза.
– А почему он не может танцевать с красивыми? – удивилась Ольга.
Старшие фрейлины переглянулись и закатились от смеха. Княжна тут же догадалась о причине их веселья и вспыхнула.
– Не обижайтесь, дорогая, – вытирая слёзы, повинилась Роксана, – но весь Петербург знает, что друзья обер-прокурора Священного синода не любят женщин, а предпочитают исключительно мужское общество. Государь наш на этот счет очень либерален: сам ценит дам, но и тех мужчин, кто не совпадает с ним во вкусах, не притесняет. Половина высших сановников любят друг друга.
В разговор вмешалась Орлова и тактично сменила тему, дав Ольге возможность успокоиться. Но это оказалось не так-то просто, княжну потянуло домой. Она вдруг осознала, что её услуги пока императрице не требуются. Так почему же не вернуться на Миллионную? Ольге очень хотелось вымыться – казалось, что её руки до сих пор горят от прикосновений к проклятому воску. Разыскав обергофмейстерину и сославшись на головную боль, княжна отпросилась. Волконская отпустила её и даже вызвала к крыльцу дежурный экипаж.
В тёплой ванне Ольге стало легче, а следом улучшилось и её настроение. Приятная истома окутала тело, все мысли куда-то исчезли, в душе разлился покой. Но вдруг резкая боль располосовала Ольгин живот, потом ещё и ещё раз. Княжна вцепилась в края ванны. Она боялась упасть в обморок и утонуть, но страшнее было другое – Ольга теперь точно знала, что рано обрадовалась. Уже поверженная, Сикорская отомстила ей из той ямы, куда только что рухнула. Правда была на стороне камер-фрейлины: Ольга оказалась неспособной зачать ребёнка.
Когда экипаж княжны Черкасской свернул на Миллионную улицу, на Невский проспект со стороны Охты выехала ямская пролётка. Закутавшись во вдовий салоп, в ней восседала Сикорская. Наталья ехала в дом князя Ресовского, гадая, знает ли тот об её изгнании. Хотя, по большому счёту, разницы не было. Если не знает сейчас, то узнает завтра…
Пролётка остановилась у крыльца сероватого трехэтажного дома с белыми мраморными пилястрами по фасаду. Сикорская расплатилась с ямщиком и постучала в дверь. Худой лакей в зелёной ливрее открыл ей и осведомился, что даме угодно.
– Я приехала к его светлости, – сообщила Сикорская. Она успела заметить презрительный взгляд, брошенный слугой на вдовий салоп, и её тон сделался высокомерно-жёстким: – Доложи барину, что прибыла госпожа Сикорская. Да пошевеливайся!
– Слушаюсь, – промолвил слуга, но его смирение не обмануло Наталью – лакей очень сомневался, что их барин захочет говорить с такой оборванкой.
Однако, вернувшись, слуга повёл себя гораздо любезней:
– Шубу не изволите снять? – осведомился он. – Я приму.
– Не нужно, – отказалась Сикорская, не желая рисковать деньгами. – Здесь не жарко.
– Как же! Не жарко… – пробурчал лакей, но пригласил гостью проследовать в кабинет.
Он отворил дверь, и Наталья прошла в комнату. Сидевший за столом Ресовский, поднялся ей навстречу.
– Чем обязан, мадам? – спросил он и пригласил: – Проходите… Вот в это кресло пожалуйте.
Сикорская огляделась по сторонам и оценила тяжёлую дорогую мебель с бронзовыми накладками в виде стрел и мечей, исполинских размеров письменный стол и глубокие резные кресла. В кабинете не было ни одного портрета или картины, и, несмотря на роскошь обстановки, комната казалась безликой. Наталья села на указанное ей место. Она ждала вопросов хозяина.
– Итак, сударыня?.. – повторил Ресовский.
– Я приехала услышать ответ на своё вчерашнее предложение.
– По-моему, «вчера» разительно отличается от «сегодня», – усмехнулся князь. – Вчера вы были камер-фрейлиной императрицы, кузиной всесильного военного министра, а сегодня я даже и не понимаю, кто вы есть на самом деле.
«Знает, – поняла Наталья. – Да и бог с ним, это не помешает расставить всё по своим местам».
Она подняла на собеседника непроницаемый взгляд и отчеканила:
– Я думаю, что это недоразумение. Меня оболгали, подбросили мне чужие вещи, а навредить хотели графу Аракчееву. Мы с ним потом по-родственному во всём меж собой разберёмся. Я приехала выяснить наши с вами отношения.
– Почему вы считаете, что они у нас есть? – удивился Ресовский. – А тем более после того, что с вами случилось.
– Вы пригласили меня танцевать на вчерашнем балу. Мы потом долго беседовали. Вы обнадёжили меня! – гнула своё Сикорская, хотя и чувствовала, как почва уходит у неё из-под ног.
– Вы перечислили обычные знаки внимания – они ничего не значат! У меня нет обязательств перед вами.
– Но как же так?! – испугалась Наталья. – Вы искали моего общества, дали понять, что имеете на меня виды.
– Да, не отрицаю, виды на вас у меня есть, только боюсь, что они вам не понравятся, – ухмыльнулся Ресовский. – Впрочем, если вы настаиваете, я могу изложить свои мысли.
– Излагайте!
– Я не женат и жениться не собираюсь, но сейчас я – единственный представитель рода. Мне нужен наследник. Если вы в состоянии родить ребёнка, я сделаю своё предложение, если нет – то разговор окончен.
– Я могу иметь детей, я уже родила сына, он живёт с родителями моего покойного мужа, – объявила Сикорская.
– Мне всё равно, какого пола будет ребёнок, в моей ситуации даже лучше, если родится девочка. Я поступлю так же, как поступил Аракчеев со своей Минкиной. Я выдам вас замуж за умирающего человека. Мой управляющий болен чахоткой и долго не проживёт, а потом я из самых благородных побуждений усыновлю или удочерю ребёнка.
– А как же я? – прошептала изумлённая Сикорская. – Ребёнок должен быть законным. Зачем усыновление?
– А вам – много чести! – фыркнул князь. – Но пора заканчивать разговор. Или соглашайтесь, или уезжайте…
Чтобы не разрыдаться у него на глазах, Наталья собрала всё своё мужество. Справилась – не заплакала.
– Я согласна, – прошептала она, но потом, вспомнив ворожею и безумные деньги, заплаченные за приворот, спросила: – Неужели вас совсем ко мне не тянет? Мне казалось, что вы думаете обо мне…
– Да, в последнее время я и впрямь думал о вас и не мог понять почему, пока до меня не дошло, что вы – именно та женщина, кто родит мне наследника. Поняв это, я сразу успокоился. А что касается слова «тянет», то должен вас разочаровать: меня вообще не тянет к женщинам. Даже оплодотворить вас мне будет не так-то просто. Но это всё мы обсудим потом. Приезжайте через два дня, к полудню. Я обвенчаю вас со Смушкевичем и поселю во флигеле. Будете там жить, пока не родите, а потом решим, что с вами делать.
Обозначив, что разговор закончен, Ресовский встал из-за стола. Наталья поднялась вслед за ним и сразу же рухнула обратно – ноги её не держали.
– Мне плохо, ног не чувствую, можно мне уже сегодня остаться здесь? – затравленно прошептала она.
– Через два дня, – холодно повторил Ресовский. – Вас проводят и отвезут, куда скажете, а мне пора к министру.
Он распахнул дверь, окликнул слугу и распорядился:
– Найдите для дамы извозчика и выпроводите её.
Не оглядываясь, Ресовский вышел из комнаты.
Слуга помог Наталье подняться и повёл к выходу. По дороге он успел крикнуть дворовому пареньку, чтобы тот нашёл извозчика, и пока Сикорская дотащилась до двери, парнишка уже отрапортовал, что пролётка ждет у крыльца. Слуга усадил в неё Наталью. Возница принялся разворачивать лошадь, чтобы ехать на Охту, и Сикорская с раздражением узнала в нём того самого извозчика, который вез её сюда. Впрочем, какая теперь разница? Наталья сразу углубилась в свои печальные мысли:
«Господи! Ну почему так не везёт? Зачем я выбрала Ресовского, когда могла опоить при дворе любого? – терзалась она. – К чему была вся эта спешка?»
Ответ Наталья прекрасно знала: дело было в известии, что Курский сбежал. Она просто запаниковала. Сама виновата. Мать ведь всегда твердила, что никогда нельзя спешить, а Наталья всегда поступала назло ей.
Сикорская вдруг впервые с сожалением поняла, что никогда не слушала советов матери. А вдруг мать смогла б спасти Наталью от сделанных ошибок? А может, дело в другом и все её беды от сотворённого зла? Наталья ненавидела собственных родителей, обманом использовала мужа, и даже к сыну была равнодушна. Ведь уехав, она ни разу не вспомнила о ребёнке.
«Я не думала о Брониславе, потому что у мальчика всё хорошо. Дед и бабка любят его, мой сын будет богатым, – оправдывалась Сикорская. – Может, я просто не знаю, как вести себя с детьми? Наша мать всегда была очень суровой».
Наталья задумалась о предложении, сделанном Ресовским. Получить наследника – естественное желание для мужчины, а тем более – богатого и знатного. Но как же она? Неужто у князя хватит жестокости оторвать её от ребёнка и выгнать? Бог весь… Этот лощёный красавчик способен и на большее. Как бы то ни было, дети быстро не рождаются, а за это время можно что-нибудь придумать и обвести Ресовского вокруг пальца. Наталья повеселела, успокоилась, и будущее перестало казаться ей таким беспросветным.