Курскому повезло – он успел. Усталый, обросший и помятый, он вышел из почтовой кареты у ворот родительской виллы спустя двадцать пять дней после отъезда из Лондона. Отец его лежал без памяти, но был ещё жив.
– Болезнь развивалась стремительно, – рассказала Сергею сестра. – Хоть доктор Шмитц и предупредил меня, что папа безнадёжен, внешне этого не было видно. Отец казался таким же, как всегда. Он много гулял, был бодр, даже увлёкся цветоводством: сам посадил вон те клумбы. Но потом всё резко изменилось. Отец начал таять, а теперь уже и не приходит в себя.
Наскоро умывшись с дороги, Курский прошёл к отцу. Старик был так худ, что сын с трудом узнал его.
«Неужели у отца такой тонкий и загнутый нос? А эти ямы на щеках? – терзался Сергей. – Откуда взялись эти иссохшие мощи, если папа всегда был дородным?»
Сергей нашёл стул рядом с кроватью, сел и взял отца за руку. Вдруг холодные пальцы легко пожали его руку, а едва различимый голос прошептал:
– Серж, это ты?
– Я, папа! – обрадовался Сергей, склоняясь к лицу умирающего. – Как вы себя чувствуете?
– Я ухожу… Тебя ждал.
Старик замолчал, Сергей тоже не мог найти слов. Потом он вдруг догадался спросить:
– Вы что-нибудь хотите?
– Побудь со мной, – попросил старик и добавил: – Расскажи о себе.
Сергей начал свой рассказ с Лондона, потом вспомнил о пожалованном чине и новом начальнике и в конце концов рассказал о своей помолвке:
– Вы же помните княжну Ольгу, папа? Она прекрасная девушка, лучше её никого на свете нет!
Старик долго собирался с силами, прежде чем сказать:
– Благословляю вас. Траура по мне не носи… Я хочу, чтобы ты поскорее женился. Оставляю на тебя мать и Соню, и ещё… помогай вместо меня Платону.
– Обещаю!..
Сергей даже не понял, о каком Платоне идёт речь, но спросить не успел. Отец закашлялся и стал задыхаться. В комнату вбежала Софи, а за ней – невысокий рыжеватый человек с лучистыми светлыми глазами. Местная знаменитость – доктор Шмитц. Но Сергей вдруг понял, что ничего уже не поправишь. Предчувствие его не обмануло: к вечеру князь Иван Курский скончался.
Князь Сергей прожил с родными ещё сорок дней. Помянув отца, он попросил у матери разрешения уехать. Надо было вступать в права наследования, возвращаться на службу, а самое главное, он надеялся встретиться и объясниться с Ольгой. Материнское благословение Сергей уже получил.
– Женись и будь счастлив, – сказала мать. – Ты поезжай, а я останусь здесь. Теперь, когда обе её дочки замужем, Соня решила жить со мной, но ты уж там присматривай и за Мари, и за Натали.
– Конечно, можете не сомневаться! Только у меня есть ещё один вопрос. Скажите, кто такой Платон?
– Наш кузен! Эта ветвь рода живёт под Смоленском. Платон небогат, и твой отец каждые полгода посылал ему деньги. Но я не знаю ни адреса, ни сумм.
Сергей успокоил мать:
– Не волнуйтесь, я обязательно со всем разберусь…
Через два дня Курский простился с родными и выехал в Милан, а оттуда через Падую и Грац на Вену. Эта дорога была короче, чем путь через Швейцарию и Брюссель, и Сергей надеялся выиграть во времени не менее двух недель.
Весна в Италии оказалась сказочно прекрасной. Буйство красок радовало взгляд: розовые цветы миндаля, белые – апельсинов, лиловые и жёлтые крокусы в деревенских садиках, бутоны первых роз над лоснящейся зеленью листвы. Солнце было ярким, небо – бездонным, и в душе Сергея поселилось такое же весеннее настроение. Он мечтал об Ольге, о том, как она приедет к нему в Лондон. Размышлял, что надо уже сейчас подыскать дом. Они поживут здесь несколько лет, а потом он выйдет в отставку и вернётся с женой в Петербург. А может, в какое-нибудь из имений?.. Пусть Ольга сама выбирает, где она хочет жить.
Путешествие оказалось на удивление приятным. Сергею ещё не доводилось бывать в Австрии, и он с удовольствием разглядывал пейзажи за окном. Вена ему тоже понравилась. Князь остановился в гостинице и решил заглянуть в российское посольство – узнать последние новости.
– Господин посол выехал в Варшаву встречать делегацию, отправленную за невестой великого князя, – сообщил ему секретарь. – Если вы поспешите, то ещё успеете догнать его высокопревосходительство. Делегация прибудет в Варшаву через три дня.
Сергей поблагодарил за совет, но решил не пороть горячку. Путешествие было на редкость приятным. Зачем его портить?
Курский подарил себе ещё один день в Вене, погулял по нарядным улочкам вокруг дворца Хофбург, а на следующее утро выехал в Краков. Как только Сергей пересёк границу Польши, всё стало привычным и знакомым. На постоялых дворах и в гостиницах говорили по-русски, на почтовых станциях в экипажи впрягали тройки, а в Варшаве он встретил нескольких петербургских знакомых, служивших при дворе великого князя Константина. Они-то и сообщили Сергею, что делегация уже проследовала в Берлин и жизнь в Варшаве вошла в прежнюю колею. Самым приятным последствием этого оказался большой выбор свободных почтовых троек. Решив не терять времени на отдых, Курский выехал в Ковно, а оттуда, через прибалтийские земли, направился в Петербург.
Три недели спустя он вошёл в дверь дома своей сестры, где теперь хозяйничала его племянница.
– Дядя! – радостно вскричала Натали, сбегая по лестнице навстречу Сергею. – Вы от мамы и бабушки?
– Да, я видел их сравнительно недавно. Обе передают тебе своё благословение и приглашают в гости вместе с супругом.
– Мы обязательно поедем, но только попозже, – сказала Натали и покраснела.
– Вот как? Не хочешь ли ты сказать…
– Да, – опустив глаза, призналась Натали. – Мы ещё никому не говорили.
– Ты даже Холли не сказала? Я считал, что вы – самые близкие подруги.
– Как же я могла ей сказать, если она давно уехала?
– Куда?! – Сергей не верил своим ушам.
– В Берлин за принцессой Шарлоттой.
Сергею показалось, что ему дали под дых. Он мог увидеться с Ольгой ещё в Варшаве и не сделал этого! Принцессу Шарлотту ждали в Петербурге в начале июня. Курский не мог столько ждать – служба не позволяла.
«По собственной глупости… Как ещё можно обозначить причину, по которой я разминулся с Холли? Господи! Ну почему между нами всё время что-нибудь да встаёт?»
Курский поднялся в свою комнату и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Всё опять откладывалось.
– Холли, где ты? – тихо спросил он и вздохнул: – Вернись…
Жаль только, что в Берлине его точно не могли услышать.
Глава двадцать седьмаяЧерез всю Европу
Берлин оказался тусклым и скучным. Даже нежная весенняя листва не сделала его лучше. Здесь всё было серым – дома, улицы, вода в реке с шипящим названием Шпрее. Орлова стояла у окна приёмной королевского дворца рядом с Ольгой Черкасской, ожидая аудиенции у принцессы Шарлотты. Судя по лицу княжны, её мысли не слишком отличались от грустных наблюдений Орловой… Серое, серое, серое… Дворец тоже был серым, ветхим и бедным. Вспомнилось прозвище, данное Берлину графом Кочубеем: «Город нищих». Вот уж не в бровь, а в глаз, в наблюдательности Виктору Павловичу не откажешь.
«Сколько времени прошло с нашей последней встречи?» – задумалась Орлова и мысленно посчитала. Оказалось, что больше трёх месяцев.
Они с графом тогда заперлись в комнатушке, отведённой под кабинет обергофмейстерины. Разговор был сложным, но оба прекрасно поняли друг друга, а кое о чём и договорились. Кочубей тогда отправился на Охту инструктировать местного пристава, а Агата Андреевна вернулась к «малому двору», как называли в столице Павловск.
Вдовствующая императрица выслушала её доклад не перебивая, а когда Орлова закончила, спросила о главном:
– Вы уверены, что чёрной магией занималась только Сикорская, и сделала всего лишь две попытки?
– Именно так, ваше императорское величество. Первая жертва камер-фрейлины – Сергей Курский, а вторая – князь Ресовский. Оба – холостяки с большим состоянием и княжеским титулом.
– Чёрная магия в Зимнем дворце? Да это просто скандал!.. А всё от попустительства! В Европе – Крюденер, так и у нас тут же своя ворожея нашлась. Татаринова. Её самое малое – в монастырь запереть, пусть грехи отмаливает, так нет: она на рожон лезет, толпы вокруг себя собирает. Скольких легковерных на свой крючок поймала. И не сосчитать! – рассердилась Мария Фёдоровна. – Мой сын слишком либерально смотрит на такие вещи…
Агата Андреевна молчала. Она давным-давно усвоила, что старой императрице всегда нужны слушатели, но никогда – советчики. Этот разговор не стал исключением: Мария Фёдоровна порассуждала о «провидицах», сектантах и масонах, потом вновь перебрала все изложенные Орловой доводы, по каждому высказала своё мнение и наконец признала, что Орлова не ошиблась: приворотов было два – простой и сложный, и оба удались лишь частично. В первом случае жертву защитила любовь «чистой души», как деликатно выразилась императрица в адрес светлейшей княжны Черкасской; ну а во второй раз всё было ещё проще: преступница приворожила к себе мужчину, не склонного к женской ласке.
– Вот увидите, Агата, сложный приворот выльется во что-то ужасно уродливое. Это всего лишь вопрос времени, – заметила императрица и спросила: – Кочубей сохранит слежку за воровкой?
– Государь распорядился передать дело по принадлежности: охтинскому частному приставу, – аккуратно подбирая слова, отозвалась Орлова.
– Бог с вами, Агата, я не сомневаюсь в преданности Виктора Павловича. Естественно, что он выполнит указание государя. Однако ж пристав не откажется сообщать о расследовании Кочубею?.. Не так ли?
Орлова лишь развела руками:
– Мне это не ведомо.
Похоже, что вдовствующую императрицу её ответ вовсе не впечатлил, раз та потребовала:
– Когда граф станет делиться с вами полученными сведениями, я тоже хочу их знать.
Это уже было приказом, ну, а раз так, то и ответ на него мог быть только один:
– Слушаюсь, ваше императорское величество.