– Ну, вот, сударыня, мы отлично развлеклись, ждите нас завтра. В ваших интересах забеременеть как можно скорее. Боюсь, вы устанете от нашего общества, – объявил князь и хихикнул.
В этом он оказался прав. Ресовский с Тимохой появлялись на пороге спальни ежедневно. Две недели сплошного кошмара! Тимохина ненависть день ото дня становилась всё сильнее, и он истязал женщину с особым рвением. Спина Натальи покрылась коркой, затянувшей рубцы, но поверх старых шрамов Тимоха каждый день клал новые.
Наталья молила Бога, чтобы он послал ей ребёнка, надеясь, что тогда её мучения закончатся. В день, когда должны были прийти месячные, она на свой страх и риск объявила Ресовскому, что беременна, пообещав самой себе, что если это не так, то она просто удавится. К счастью, чутьё не подвело: Сикорская и впрямь забеременела. Князь тотчас же покинул её спальню, а две недели спустя прислал к своей жертве акушерку. Когда та подтвердила беременность, Наталья вздохнула свободно. С разрешения Ресовского она перебралась во флигель покойного управляющего и жила, хоть и убого, но всё-таки подальше от ужасной парочки.
«Теперь они оставят меня в покое, – убеждала себя Сикорская. – Князю нужен наследник, значит, он не станет больше истязать мать, чтобы не повредить ребёнку».
Ресовский, казалось, потерял к Наталье всякий интерес, чего нельзя было сказать о Тимохе. Тот не заходил во флигель, зато внимательно следил за его хозяйкой. Сколько раз он пугал Наталью, бесшумно возникая на её пути, сколько раз махал перед её носом огромной ручищей или хлыстом. Облегчение наступало лишь во время княжеских отлучек. Уезжая, Ресовский всегда брал Тимоху с собой. Но таких поездок за восемь месяцев, прошедших с момента её венчания со Смушкевичем, Наталья насчитала лишь четыре. Всё остальное время блондин-громила сидел дома, вовсю издеваясь над Сикорской.
– Что тебе нужно? – однажды, набравшись храбрости, спросила она у своего врага. – Ты что, меня хочешь?
– Обалдела, уродина? – обиделся Тимоха. – Да на тебя ни один мужик не посмотрит, а уж я – тем более. А хочу я тебе отомстить! Ты, змея подколодная, в наш дом обманом пролезла, и за это тебе придётся заплатить.
– Каким обманом? – испугалась Наталья. – О чём ты говоришь?
– Барин узнал, как ты, дрянь, его опоила. Его министр Голицын к провидице возил, та, как на моего барина взглянула, так сразу и сказала, что водой на месячной крови его приворожили. Теперь он на свободу вырвется, только если ты помрёшь.
– Ошиблась ваша провидица! – в отчаянии крикнула Сикорская. – Никого я не опаивала!
– А мне всё равно – ошиблась или нет! Тебе в нашем доме хоть так, хоть этак не жить, да и отродье твоё наколдованное здесь никому не нужно!
– Не тебе это решать, – испугалась Наталья. – Барину наследник нужен!
– Ему и без наследников хорошо живётся, и семья князю без надобности. У него есть я! Больше нам никто не нужен.
Сикорская ужаснулась. Она растревожила медведя в берлоге. Но как можно было догадаться, что за человек князь Ресовский, и как узнать, что в его доме живёт такое чудовище, как Тимоха? По всему видать, эти двое задумали убить её сразу же после родов. Наталья всё-таки надеялась, что, пока она беременна, они не решатся на душегубство. Но недооценивать силу Тимохиной ненависти было опасно, и Сикорская стала искать хоть какой-то выход.
Натальин живот уже сильно округлился, когда она решилась на крайнюю меру – написала письмо в Грузино, умоляя Минкину встретиться с ней, когда та будет в столице. Каждый день Сикорская поджидала почтальона на улице, чтобы никто в доме не узнал о её переписке, и чуть не задохнулась от радости, получив долгожданный ответ. Ужасными каракулями малограмотной Минкина писала:
«Подруга, мне жаль, что тебя постигла печальная участь. Батюшка наш после разговора с царём велел не упоминать более твоего имени. Но я тебя очень жалею. Приеду в столицу в сентябре и сразу дам знать».
Минкина и впрямь разыскала Наталью сразу по приезде. Женщины встретились и с жалостью посмотрели друг на друга. Наталья вдруг осознала, что Минкина спилась. Её когда-то прекрасная фигура совсем расплылась, а лицо стало багровым. Метресса же с презрением кивнула на огромный живот Сикорской:
– И как это тебя угораздило, мать моя?
Наталье ничего не оставалось, как всё ей рассказать. Она умолчала лишь о заговорённой воде, а всё остальное выложила, как на духу.
– Батюшка Алексей Андреевич сказывал мне, какая скотина этот министр просвещения Голицын, а твой Ресовский – его дружок и ближайший помощник – того же поля ягода, – заметила Минкина. – Одного не пойму: что ты теперь делать будешь?
– Рожу ребёнка, отдам отцу, а сама уйду.
За все кошмарные месяцы, проведённые в доме князя, Сикорская уже смирилась с мыслью, что уйдёт с пустыми руками, если, конечно, не считать мешок с серебряными ложками-вилками, украденными в доме. Ресовский был богат, но он очень боялся огласки своих личных тайн и не счёл нужным взять нового управляющего вместо умершего Смушкевича. Ни за чем в доме теперь не было присмотра, и Наталья этим воспользовалась.
– Может, ты и права, – поразмыслив, согласилась с ней Минкина. – Только куда ты пойдёшь?
– Мне уже всё равно, – грустно призналась Сикорская.
– У меня есть к тебе предложение. Поможешь мне, а я выручу тебя.
– Говори…
– Батюшка наш, похоже, совсем голову потерял, – осторожно начала Минкина. – Чего удумал – решил казну наследницей сделать. Говорит, будто всем государю обязан, хочет просить, чтобы император принял его наследство и сам им распорядился. Неслыханное дело!
– А я чем могу помочь? – удивилась Сикорская.
– У меня денег полно. Батюшка наш такую силу в царстве набрал, что без его ведома теперь ничего не решается. Вот людишки разные, чтобы дела свои протолкнуть, ко мне дорожку и протоптали, знают, что я у батюшки раба послушная, за это он к моему слову прислушивается. Так деньжонки и набрались. Хочу я их теперь с умом вложить.
Минкина замолчала, вгляделась в лицо Натальи, а потом призналась:
– Мне нужно имение хорошее купить. Как раз в тридцати верстах от Грузина такое продается. Но на себя я его оформить не могу – графу сразу донесут, и начнёт он во всём измену подозревать. А на тебя записать – в самый раз. Будешь у меня имением управлять. Тут тебе и жильё, и доход. Я знаю, что ты меня не подведёшь, побоишься. И правильно! Меня нужно бояться!.. – Минкина замолчала и, видно, не дождавшись ответа Натальи, поторопила: – Ну, что скажешь?
Наглая крестьянка даже не понимала, как оскорбила Сикорскую! Но не спорить же с ней, когда другого выхода нет и не предвидится. Впрочем, в жизни всякое случается. Минкина не вечна, а в бумагах владелицей имения будет записана Сикорская. Опасаясь, что «подруга» прочтёт на её лице крамольные мысли, Наталья раболепно улыбнулась и сказала:
– Конечно, дорогая, я согласна.
– Я знала, что так и будет, – обрадовалась Минкина. – Ну тогда слушай, что делать будешь! Торги по имению назначены на послезавтра. Вот тебе адрес поверенного. Это на Охте. Тебя будут ждать завтра. Возьмёшь свой паспорт и поедешь. Поверенный скажет тебе, что нужно сделать.
В своём экипаже Минкина довезла Наталью до въезда на набережную Мойки и там высадила. Остальной путь Сикорская прошла пешком и уже приготовилась взойти на крыльцо, когда её внимание привлёк красивый экипаж. Великолепные кони, крытая лаком коляска, изящный дорогой наряд женщины, опустившей кружевной зонтик и подставившей лицо солнцу… Просто картина!
Знакомое раздражение против богатых красоток поднялось в душе Сикорской, но, когда она поняла, кто сидит в экипаже, у бывшей камер-фрейлины перехватило дыхание. Ольга Черкасская! Роскошная, благополучная, как никогда, красивая.
Наталья плюнула ей вслед. Пробираясь в свой флигель, она размышляла: «Ничего, я тоже поднимусь! А для начала стану помещицей».
Сикорская вдруг поняла: если будет нужно убить, она, не моргнув глазом, убьёт Минкину, но имение не отдаст никому и никогда.
Утром в одном из неприметных домов Охты Сикорская разыскала маленькую обшарпанную контору.
– Мадам, вы пришли насчёт торгов? – осведомился пухлый жуликоватый мужчина в наимоднейшем сюртуке и сапогах с кисточками.
– Именно так! Насчёт торгов… – подтвердила Наталья.
– Деньги уже прибыли, теперь нужен ваш паспорт, – сообщил поверенный.
Сикорская протянула ему документ. Значит, Минкина уже передала этому франту деньги за имение. Хорошо живёт метресса: золота у нее, похоже, куры не клюют. И ведь не боится рисковать, глупая крестьянка! Впрочем, надо признать, что на самом деле Настасья и не рисковала: с любовницей всесильного Аракчеева никто не станет связываться. Представив, какие взятки теперь берёт её «подруга», Сикорская аж передёрнулась от злобы и зависти.
Тем временем, переписав сведения с паспорта, поверенный вернул Наталье документ, а потом протянул аккуратно заполненный листочек:
– Прошу вас, мадам, прибыть по этому адресу завтра к трём часам пополудни. Ваше присутствие обязательно.
«Наконец-то хоть в чём-то повезло, – оценила Сикорская, – только бы дело не сорвалось».
Наталья пришла на Казанскую улицу точно к назначенному времени. У здания Опекунского совета, где должны были проходить торги, беспокойно расхаживал вчерашний поверенный.
– Куда же вы пропали, матушка? Сейчас уже начнут, – выговаривал он, открывая перед Сикорской дверь. – Покойный хозяин имения завещал его воспитательному дому. Куча народу набежала, прикрываются благими делами, а сами хотят урвать кусок пожирней.
Поверенный привёл Сикорскую в большой зал, где перед дубовой конторкой были расставлены два ряда стульев. Сикорская оглянулась и поняла, что в зале она – единственная женщина. Торгов ждали мужчины – немолодые, солидные, и все они неловко отводили взгляд от брюхатой бабы.
У конторки появился седой чиновник в чёрном вицмундире, окинул публику взглядом и, стукнув молотком, объявил торги открытыми. Из его объявления Наталья узнала, что продаётся имение Высокое в Новгородской губернии. Чиновник перечислял земли, леса, жилые постройки. По всему выходило, что поместье – богатое. Вместе с землёй продавались двести пятьдесят крестьянских семей.