Устроив фрейлину в экипаже, он уселся сам и велел кучеру трогать.
– Как вы думаете, мы не продешевили? – спросил граф у Орловой.
– Разве у нас был выбор? – отозвалась фрейлина. – Вы не хуже меня помните указание государя. Драгоценное здоровье военного министра не переносит волнений, а уж очередной скандал, связанный с кузиной-воровкой, окончательно выбьет Аракчеева из колеи.
Кочубей расхохотался.
– Конечно, я об этом не забыл и рисковать не собирался, но, может, была хоть какая-нибудь возможность зацепить эту завистливую бабёнку, а мы этот шанс упустили?
Во время допроса Агата Андреевна и сама размышляла на эту тему, но ничего умнее того, что уже сделала, придумать не смогла. Может, если сейчас всё обсудить, нужная мысль сама придёт на ум?
– Как вы думаете, почему Сикорская с такой готовностью дала нам показания на Минкину? – спросила у графа Орлова.
– Потому что мы обещали ей безнаказанность…
– Нет, дело в купчей. Сикорская двумя руками держалась за живот, давая нам понять, что мы измываемся над роженицей, но это было лишь половиной правды: под платьем бывшая камер-фрейлина прятала документы. Я уверена, что имение купила для себя Минкина, но, побоявшись гнева своего строгого любовника, оформила покупку на ту, которой доверяла. Не сомневаюсь, что своими медоточивыми улыбками Сикорская усыпила подозрения этой всемогущей крестьянки. Так что наша подопечная сейчас топила свою «подругу» с дальним прицелом, в надежде, что это хоть как-нибудь дойдёт до Аракчеева, а военный министр сам расправится с обнаглевшей метрессой. Поэтому Сикорская и на письменные показания согласилась.
На лице Кочубея проступила брезгливость. Он размышлял над словами Орловой так долго, что фрейлина уже решила, что разговор закончен, но Кочубей вдруг предложил:
– Давайте-ка поможем Сикорской и отправим её показания кузену.
– Зачем? – удивилась Орлова.
– Я ещё при обыске во дворце догадался, что все её ворованные деньги зашиты в тот старый салоп, что надет на ней сейчас. Ведь в шкафу висел совсем новый капот с лисьим мехом, однако Сикорская ушла в вытертом старье.
Орлова никак не могла уловить его мысль. Граф, похоже, это понял и подсказал:
– Деньги при ней, купчая на имение тоже. Значит, Сикорская направится в свой новый дом. Где находится поместье, знает ещё один заинтересованный человек – Минкина. Останется только принимать пари, кому из этих двух мерзавок больше повезёт. Если Минкина выкрутится, то сама разберётся с предательницей, и тогда будут отомщены и пострадавшие фрейлины, и сама императрица, ну а если Аракчеев покарает свою любовницу, так хоть справедливость восторжествует. Как вам?
Агата Андреевна всё поняла. В том положении, когда руки накрепко связаны, Кочубей нашёл единственную возможность наказать преступниц.
– Блестящая мысль! – признала Орлова. Пусть правосудие осуществится хотя бы частично! Взвесив шансы обеих мерзавок, фрейлина так и не смогла прийти к окончательному выводу, кто из них победит. Ну не пари же на это держать! Впрочем, фрейлина всё же не удержалась. Напророчила: – Помяните мое слово, если и не сейчас, так через несколько лет обе эти женщины плохо кончат.
Кочубей, не веривший ни в магию, ни в мистику, ни в небесную справедливость, лишь пожал плечами, а Агата Андреевна не стала его переубеждать. Жизнь ведь – искусство возможного, а перевоспитание мужчин – дело совсем безнадёжное. Надо заниматься тем, что разумно!
Орлова осталась ночевать в Зимнем дворце, но заснуть так и не смогла: всё думала о предложении Кочубея. Задремала она уже под утро, да и то вскоре проснулась от шума дождя. Ничего не поделаешь. Осень…
Глава тридцать перваяВторой шанс
Осень в Ратманове всегда была прекраснейшим временем года, а нынешняя выдалась особенно яркой. Дождей почти не было. Липы в аллеях парка сверкали на солнце, как червонное золото, в саду наливались красными боками твердые кисло-сладкие яблоки, а на террасах благоухали розы. Ольга всегда обожала осень и то, что приехала домой в это прекрасное время года, особенно ценила. Княжне было хорошо и в саду среди яблонь, и в лесу у водопада, и в тиши любимого дома, где теперь жили лишь она и тётушка Апраксина. Печаль в Ольгиной душе постепенно стихла, зарубцевались душевные раны, а потом вдруг пришло понимание, что нужно жить дальше.
В тот день, когда она увидела беременную Сикорскую, княжна не могла рассуждать здраво. Женщина, причинившая ей так много зла, а теперь глядевшая на неё с ненавистью, ждала ребенка! Разве могло быть в жизни хоть что-то более несправедливое? Сердце Ольги вдруг зачастило, потом замерло, а следом зашлось от острой, как игла, боли. Смерть на мгновение заглянула княжне в глаза и… отступила.
– Домой, мне нужно домой, – прошептала Ольга.
Она уже не хотела думать ни о своей гордости, ни о том, что скажут брат и сёстры. Ей было всё равно: воля, силы и достоинство – всё исчезло, растворилось в горе, как сахар в чашке с чаем. Хотелось спрятаться и никого не видеть. Ратманово показалось Ольге землёй обетованной. Уехать, уехать немедленно!.. Вспомнились слова Алексея: «Фрейлина может покинуть двор, только выйдя замуж или вследствие тяжёлой болезни». Мужа у Ольги не было и уже не будет. Оставалась только болезнь. Стыдно было обманывать и императрицу, и великую княгиню, но Ольга знала, что встреча с бывшей камер-фрейлиной оказалась последней каплей, переполнившей чашу её горя. Княжна больше не могла бороться с тоской и при этом выглядеть счастливой и весёлой. Силы кончились.
«Можно хотя бы попросить отпуск, – вдруг поняла Ольга. – Поговорю с великой княгиней, а потом уж – с Елизаветой Алексеевной».
В Павловске Ольга присоединилась к играющей в шарады весёлой компании. Великий князь Николай стоял, раскинув руки, посреди площадки для крикета, а Александра Фёдоровна пыталась угадать, что же это значит. Наконец она сдалась, и тут выяснилось, что великий князь всего лишь хотел изобразить русскую букву «Т». Это так развеселило молодожёнов, что они закатились от хохота. Как же эти двое любили друг друга и как были счастливы!..
Великий князь ушёл играть в мяч со своими адъютантами, а Александра Фёдоровна заметила Ольгу у края площадки и подошла к ней.
– Холли, как хорошо, что вы вернулись пораньше! У меня есть изумительная новость: сегодня был доктор, и он сказал, что я жду ребёнка.
Еще одно счастливое материнство! Но теперь чувство зависти лишь на мгновение кольнуло душу и сразу исчезло, ведь Ольга любила великую княгиню. Вот уж кто был абсолютно достоин счастья! Рождение наследника стало предназначением Александры Фёдоровны, так пусть она оправдает надежды мужа, царской семьи и империи.
– Поздравляю, ваше императорское высочество! Счастья вам и благополучия, и чтобы малыш родился здоровым, – пожелала Ольга.
– Я надеюсь, что будет мальчик! – сияя глазами, воскликнула Александра Фёдоровна. – Ник говорит, что обрадуется и дочери, но я-то знаю, что все ждут от меня наследника.
– Всё получится так, как хотите вы…
Александра Фёдоровна суеверно скрестила пальцы и призналась:
– Я просто рада тому, что беременна, остальное пока не важно.
Великая княгиня сияла от счастья. Не портить же ей сейчас настроение просьбой об отпуске. Но если не сейчас – то когда?.. И Ольга решилась:
– Ваше императорское высочество, позвольте мне обратиться с просьбой, – сказала она. – Можно мне попросить отпуск?
В глазах Александры Фёдоровны мелькнуло сочувствие:
– Вы устали, – вздохнула она. – Конечно, вам тяжело! Проехали половину Европы туда и обратно, столько мне помогали перед свадьбой. Я отпущу вас, только пообещайте, что возвратитесь в марте. Императрица-мать уже предупредила, что рожать ребёнка я буду в Москве. Я хочу, чтобы вы были рядом со мной.
Ольге показалось, что с её души свалился камень. Семь месяцев – это много. Сейчас для неё и день – целая жизнь.
– Конечно! Я обязательно вернусь, – пообещала княжна.
Простившись с августейшей четой, Ольга отправилась в столицу. Ей предстоял тяжёлый разговор с императрицей. Выслушав княжну, Елизавета Алексеевна расстроилась:
– Холли, почему-то мне кажется, что я вас больше не увижу, – грустно призналась она. – Я надеюсь, что ваша судьба сложится хорошо, и вы ещё найдёте своё счастье. Я отпускаю вас. Возвращайтесь ко двору, когда будете к этому готовы. И обещайте мне не принимать скоропалительных решений. Вы же не сказали своим, что написали то злосчастное письмо жениху?
– Нет. Мои родные уехали в Англию задолго до моего возвращения из Берлина, а теперь я собираюсь в поместье, не дождавшись их возращения в Петербург. Пока никто ничего не знает.
– Вот и хорошо! Поезжайте, отдохните и выбирайте свой путь сердцем, а не разумом. В вашем возрасте голова – плохой советчик.
Елизавета Алексеевна отпустила Ольгу, а к вечеру прислала в дом Черкасских прощальный подарок: левретку – дочь своей любимицы Розы. На доставленном вместе с собачкой розовом листке, императрица написала:
«Каждому человеку нужен друг. Её зовут Шерри».
Шерри никого не могла оставить равнодушным. Прелестное белоснежное создание – изящное, нежное и очень доброе. Левретка сразу же признала в княжне свою хозяйку и с тех пор ходила за ней по пятам. В карете, увозившей Ольгу и графиню Апраксину всё дальше на юг, Шерри спала на подушке у ног княжны. Когда же наконец путешественницы прибыли в Ратманово, собачке хватило одного дня, чтобы освоиться в огромном доме. Попривыкнув, Шерри даже стала отпускать свою хозяйку на верховые прогулки. Вот и сегодня так же, как делала это теперь каждое утро, Ольга сказала левретке:
– Побудь с тётушкой, Шерри. Я поскачу на Вороне, ты нас не догонишь.
Собака послушно легла у ног графини Апраксиной, а Ольга подхватила белую креповую юбку новой амазонки и отправилась к конюшне. Столь элегантный наряд был подарком Кати, присланным из Лондона как раз накануне Ольгиного отъезда, и, хотя княжна с иронией думала, что в деревне её английские платья никому не нужны, белую амазонку с голубым шёлковым жакетом полюбила.