422423 Дэвид? Думаю, ликер и фундук — нормально… если еще каких-нибудь орехов добавить. А можно спросить, в конфетах используется темный или светлый ром? На светлый у меня аллергия. Но не на темный».
Мне нравятся люди. Правда. Но я просто стоял со слегка приоткрытым ртом, чтобы выпускать пар, и ждал, пока они сами ответят на все свои вопросы, потому что я просто не мог. Официанты не слишком любят, когда их просят определиться с выбором блюд. Откуда им знать, что вам нравится, а что нет? Ежедневная работа в магазине была тем еще испытанием для моего характера.
Французы обычно знают, чего хотят, и заказывают без раздумий. Не раз бывало, что спешащий парижанин забегал в магазин и просил: «Мне двадцать штук. Любых, просто сложите в коробку, s’il vousplatt», и убегал, держа в руке одну из наших фирменных бирюзовых сумок.
Работа в магазине с парижскими покупателями также стала беспрецедентной возможностью окончательно отточить мое понимание французской системы числительных. По какой-то неведомой причине у французов нет конкретного названия для семидесяти, восьмидесяти и девяноста. Я слышал, это из-за какой-то войны, которая закончилась в году, оканчивавшемся на восемьдесят, и французам было запрещено употреблять названия чисел, которые следовали далее; поэтому они придумали альтернативный способ, как их произносить — quatre-vingts, четверти, или четырежды по двадцать. (И это, в свою очередь, удлиняет последующие числа: девяносто восемь становится quatre-vingt-dixhuit, или четыре раза по двадцать плюс десять плюс восемь.)
Хотя я не нашел никаких доказательств данной теории, моя война с французскими числительными была настоящей, и мне требовалась победа.
Мне повезло — Франция ввела евро в 2002 году, как раз когда я приехал, и в воздухе еще витали сентиментальные воспоминания о le franc424, который, кажется, был дорог сердцу всех окружающих, кроме меня. До сих пор есть люди, которые не понимают цены в евро и пытаются переводить их во франки. Особенно пожилые, у которых, как ни странно, меньше проблем с машиной стоимостью 163 989,63 франка, чем с той, что стоит 25 000 евро. Большой бонус для меня — числа стали короче и проще, чем раньше.
Независимо от того, насколько проще теперь стали числа, представьте, что перед вами стоят люди и выпаливают со всей возможной быстротой, тра-та-та-та-та по-французски, в то время как вы делаете все, что можете, чтобы ваш взгляд не был похож на испуганный взгляд biche425, попавшей в свет фар, силясь мысленно определить, сколько же конкретно и каких конфет они хотят, одновременно нагружая мозг еще и тем, чтобы сосчитать, сколько они должны за это заплатить.
К счастью, французы привыкли заискивать перед продавцами, так что я научился делать «парижское» лицо, когда мне делают заказ. Пряча свое замешательство, я смотрю им прямо в глаза, строю гримасу, смотрю чуть в сторону, останавливаюсь на мгновение, а затем властно вопрошаю: «Comment?» («Прошу прощения?»), так что им приходится все повторять снова, давая мне немного больше времени на осмысление.
* * *
Продавцы в парижских шоколадных магазинах используют изысканные щипцы426, чтобы собирать ими заказы. И так как во французском языке h не произносится, важно не путать их с les thongs, то есть шлепанцами, или thong, что значит le string427.
У Патрика Рожера от сорока до пятидесяти разновидностей шоколадных конфет, которые нужно набирать щипцами (без h), и они никак не подписаны. Это было бы слишком просто. К счастью, я их хорошо запомнил, будучи постоянным покупателем на протяжении многих лет, так что у меня было хорошее начало. Я уже знал конфеты с ромом и изюмом — они без начинки, только крупная изюминка сверху; avoine (овсяные), что тоже просто, потому что у них сверху овсяные хлопья; с сычуаньским перцем, где подсказкой служило немного молотого перца сбоку. (Вру — эти три были единственными, которые я запомнил. И раз они единственные были с «подсказками», меня можно обвинить в жульничестве.) На самом деле я и не представлял, как распознать остальные, потому что различия во внешнем виде были совсем ничтожными. Может, мне следовало начать носить очки?
У vanille было несколько точечек в углу, отличающих их от feuillantine (с хрустящей нугой), которые выглядели точно так же, за исключением микроскопических линий, настолько тонких, что даже мсье Брайль их не смог бы «прочитать». Citron vert (лайм) я продолжал путать с citronnelle (лемонграссом), поскольку и у тех, и у других был зеленый оттенок. И я продолжал называть шоколадные квадратики, заполненные каштановой начинкой, marron, чем сильно путал покупателей, потому что marrons — это несъедобные каштаны, а съедобные — chataignes. Меня при этом немало смущало то обстоятельство, что в магазине также продавались цукаты из каштанов под названием marrons glaces.
Упомянув, что конфеты никак не были помечены, я покривил душой: на коробках присутствовали этикетки, но покупателям их было не видно. Даже если бы они их увидели, не думаю, что это имело бы значение, так как названия не были понятны вообще никому. Следуя особой французской логике, вместо того, чтобы обозначить сорт конфет, скажем — «кофе», «ваниль» или «апельсин», этикетки щеголяли гораздо более точными определениями, такими как harmonie, plenitude и fascination427428. Не путайте меня. Я весь desir и amour429. Но не говорите мне о шоколаде, который я продавал. Потому что desir были конфетами с пралине, а amour — с фундуком, как мне стало известно позже.
Будучи главным по шоколаду, я сжимал своими немаленькими пальцами щипцы явно дамского размера, а посетители неизменно просили меня разъяснить, где какой вкус. Снова и снова. Возможно, раз по двадцать или тридцать за одно утро. Умножьте это на сорок-пятьдесят конфет, и вы быстро поймете, каково мне было.
Еще у меня проблемы с произношением всех этих французских названий, учитывая мой весьма явный акцент. Amande430431 часто звучал в моем исполнении как Allemand4'. поэтому люди, должно быть, думали, что мы продаем конфеты с начинкой из молотых немцев. Когда я это понял, уже не удивлялся, почему данный сорт конфет не пользовался особой популярностью.
Попытка объяснить нюансы, различающие вкус апельсина и мандарина, — это непросто на любом языке. Но для тонкого вкуса французов разница огромна. «Mais oui, Daveed!», заявляли они мне решительно.
Впрочем, самым большим стрессом для меня была не общая лексика и не изучение всех сортов конфет, нет. Это были la balance — электронные весы.
Казалось бы, что может быть проще: кладешь конфеты, взвешиваешь, нажимаешь кнопку, и появляется маленький чек с ценой. Просто, да? Non. Если есть более сложный способ что-то делать, французы выберут именно его.
Заканчивая обслуживать посетителя, я укладываю конфеты в красивую синюю коробочку и кладу ее на весы. Дальше начинается веселье: мне нужно найти нужную кнопку из пятидесяти семи и нажать ее. Итак, мне нужно взвесить трюфели, и я должен основательно покопаться в закоулках своего мозга, чтобы вспомнить, как эти маленькие дьяволята называются («хм… это mélodie?43 или katmandou?432433), а затем уже отыскать соответствующую кнопку, надеясь, что не ошибся.
Чтобы еще больше все запутать, каждая кнопка имеет две надписи: нажмешь ее один раз и получишь цену, обозначенную сверху, а нажмешь дважды — ту, что снизу. Но если ты не успеваешь быстро нажать кнопку дважды, пробивается цена со скидкой. Уверен, что некоторые покупатели получали благодаря мне сумасшедшие скидки, хотя ближе к концу дня другие покупатели, наоборот, оставались без скидок, таким образом и достигался баланс.
Одним из несомненных плюсов моей работы была возможность видеть чистое удовольствие, которое появлялось на лицах покупателей, когда я угощал их и они пробовали что-то новое для себя, божественное на вкус, — закрывали глаза, блаженно жмурились и кивали головой в знак признательности. Я большой фанат конфет Патрика Рожера, которому удается сочетать совершенно нетрадиционные, иногда весьма причудливые вкусы с достаточной деликатностью, чтобы во рту ощущалась истинная их гармония.
Когда тонкое шоколадное покрытие, окружающее сочную начинку, тает, ваше тело просто трепещет от удовольствия, и мне очень нравилось наблюдать, как посетители испытывали настоящее блаженство.
И не только они наслаждались конфетами. Я взял на себя смелость пробовать все возможные их виды, когда был в магазине один. Не раз, когда в бутик входил посетитель, я как раз старался распробовать новый вкус, и наверняка они думали, что улыбка до ушей на моем лице предназначалась им, что я был безумно рад их видеть. Быстро затолкав недоеденную половину конфеты за щеку, я собирался с силами, хватал щипцы и бормотал «Bonjour, monsieur dame».
В конце концов, когда все уже было сказано и сделано, я решил, что не должен оставаться работать продавцом шоколада. Во-первых, меня гораздо больше интересовал творческий аспект изготовления шоколада, я бы предпочел плавить и смешивать его, нежели запоминать названия и понимать покупателей. Под конец моей stage