– Полиция. Тебя зовут Катрине?
– Я не буду вам отвечать.
– Мы пришли поговорить с твоими папой и мамой. И мы знаем, что они дома.
– Папе надо сначала что-то сделать с компьютером.
В этот момент в глубине квартиры пронзительно закричал женский голос. Ему ответил мужской, а потом как будто опрокинули на пол какой-то металлический предмет, возможно, торшер или светильник.
– Мама, что это там…
– Стой здесь.
Пока полицейский из Нюкёбинга удерживал девочку у двери. Гренс устремился в тесную прихожую. Лавируя между креслом и диваном на скользком паркете гостиной, шведский полицейский не раз помянул добрым словом молодого датского коллегу, предложившего маленькой группе разделиться, с тем чтобы кто-нибудь отправился к выходу через пожарную лестницу. Датчанин вломился в гостиную через балконную дверь одновременно с Гренсом и навел пистолет на хозяина квартиры, не дав тому уничтожить содержимое жесткого диска.
Они успели в последний момент. Когда же Гренс увидел отчима Катрине, сомнения, если они и были, развеялись окончательно. Это был тот самый мужчина, который позировал на фотографии рядом с обнаженной девочкой. Он и никто другой держал в руках табличку с обещанием продолжения девятикадрового шоу.
Гренс присел за кухонный стол. Еще несколько дней назад он даже не подозревал ни о существовании этой квартиры на втором этаже здания с пекарней, ни этого заштатного датского городка. Он не мог избавиться от чувства, которое продолжало мучить его вопреки здравому смыслу – будто за это время он ничего не добился. Потому что умом комиссар понимал, что за последние сутки сделал гораздо больше, чем это было в принципе возможно. Менее суток понадобилось ему на преодоление обычно куда более долгой дистанции от первого звонка до ареста.
В четыре утра пятницы он получил эту фотографию из рук Вернера, а в десять вечера субботы уже сидел на кухне в квартире, где только что закончили работу криминалисты. И Гренс знал, с чем связано это странное чувство.
С голубой бабочкой, которая, собственно, и привела его сюда. Потому что Гренс шел по следу совершенно другой девочки.
Следу, который внезапно оборвался.
Он оглядел кухню, где еще несколько часов назад семья в последний раз собралась за этим столом. Последний ужин, так это можно было назвать. Потому что мама с папой в наручниках уже были доставлены для допроса в Копенгаген, а две социальные работницы взяли на себя заботу о девятилетней Катрине.
Гренс вышел в прихожую. Здесь стояли дорожные сумки, две большие и одна маленькая, очевидно, для девочки. Все три набиты битком. Если верить бумажке, обнаруженной в одном конверте с тремя железнодорожными билетами, завтра утром Хансены собирались отбыть на съемки. Заказчик фильма ранее привлекался бельгийской полицией за изнасилование несовершеннолетних и распространение детской порнографии в больших объемах. Сценарий фильма предполагал половой акт с девочкой, первый вне семьи, к которому отчим, согласно переписке по мейлу, считал Катрине готовой. Но кто-то переслал фотографию на адрес шведской гуманитарной организации и тем самым сорвал поездку.
Время и в самом деле кое-что значило.
Гренс направился в спальню родителей. В гардеробе висели рубашки с тем же логотипом, что и на фото. В одном из шкафов обнаружилось оборудование для фото- и видеосъемки, включая штатив, а в старинном бюро – искусственный пенис, веревки и тому подобные секс-игрушки. Под кроватью Гренс нашел множество пустых картонных коробок с американскими, швейцарскими, бельгийскими и немецкими почтовыми штемпелями. «Я не знаю, куда это нас заведет, но точно дальше, чем мы думали до сих пор», – так выразился старший из датских полицейских, когда вытащил на свет все это богатство.
Из спальни родителей Гренс перешел в комнату девочки. Здесь, на первый взгляд, не было ничего необычного. Комиссар опустился за ярко-желтый письменный стол и загляделся на афиши поп-групп: он ничего не знал ни о них самих, ни о том, как звучит их музыка. В деревянном ящике без крышки лежали игрушки и пазлы. В книжном шкафу выстроились в ряд куклы. Гренс чувствовал на себе их пристальные взгляды.
В этой комнате она жила, как обычная девятилетняя девочка, для которой стало обыденностью насилие и фотосессии на заказ. Гренс сталкивался с подобным едва ли не каждый раз, когда имел дело с насилием в кругу семьи, независимо от того, была ли жертва женщиной, мужчиной или ребенком. Приучать. Манипулировать, пока ненормальное не станет нормой и частью повседневной жизни.
По улице проехала машина – первая за последние полчаса. В Лердале ночь начиналась рано.
Гренс поднялся со стула, рассчитанного на ребенка и потому неудобного, и вышел в третью, последнюю комнату. В гостиную, где когда-то стоял компьютер, спасенный молодым датским коллегой, вломившимся сюда через балконную дверь по пожарной лестнице.
Компьютер, теперь надежно запертый в одной из комнат местного отделения полиции. Это ради него они сюда вломились, а теперь еще ждут специалиста из Копенгагена. Этот компьютер охраняют как зеницу ока. Никому не разрешено прикасаться к нему просто так, тем более входить в систему, пока есть риск тем самым уничтожить доказательства, которые позволят довести дело до суда.
Только когда появится копия жесткого диска, с которой можно будет работать, откроются ворота в мир, о котором до сих пор ни один из них не имел ни малейшего представления.
Для ареста нужны доказательства, в достаточном количестве. Если не успеют их собрать – решение об освобождении отчима и матери будет принято незамедлительно. Времени оставалось мало. А когда из датской столицы наконец прибыл эксперт по компьютерам, этот срок и вовсе сократился до всего ничего.
Вероятно, поэтому Эверт Гренс так удивился, когда драгоценные часы с минутами стали тратить на то, чтобы установить его личность.
– Вы, собственно, кто?
Женщина, по виду лет сорока с небольшим, приготовилась заняться копированием жесткого диска, когда Гренс расположился на стуле за ее спиной.
Когда же она повернулась к комиссару и он встретил ее пристальный взгляд, он искренне пожалел, что не подготовился к этому разговору лучше.
– Эверт Гренс, комиссар криминальной полиции из Стокгольма.
– Если это международная операция, мне нужно подтверждение вашего задания.
– Эта операция – моя инициатива с самого начала.
– Тем не менее мне нужно письменное подтверждение от вашего начальства.
– Вы получите его завтра утром.
– В таком случае могу я попросить вас покинуть отделение?
Эверт Гренс никогда не избегал конфликтов. Скорее искал их, потому что конфликты заряжали его энергией. Но только не сегодня. Все, что ему было нужно, – по возможности не привлекать к себе лишнего внимания.
– Мы можем переговорить с глазу на глаз?
Она посмотрела на него. Как будто размышляла, насколько ей все это нужно. Быстрый взгляд на копенгагенских коллег – и те удалились в дальний угол просторного зала.
– Конечно, только быстро.
По коридору напротив небольшая комната отдыха. Гренс встал, закрыл дверь.
– У меня нет задания, – сказал он. – Потому что ни мой шеф, ни родители пропавших девочек так и не предоставили мне никаких полномочий. А родители второй девочки, которые, собственно, все это и затеяли, даже не захотели со мной разговаривать. Наконец, как будто всего этого недостаточно, я был отстранен и отправлен в вынужденный отпуск.
Гренс выдвинул простой пластмассовый стул.
– Но что-то подсказывает мне, полицейскому с сорокадвухлетним стажем, что я оказался в нужном месте в нужное время. И если в дальнейшем выяснится, что это не так, я без разговоров отбуду в Хельсингёр[6], а оттуда домой, прикупив по случаю лучшей в мире ветчины, которая, я знаю, продается в одной из тамошних лавок. Если же, напротив, наше сотрудничество будет иметь продолжение, я предоставлю вам все необходимые документы, как только улучу минутку, когда мне в этом никто не сможет отказать. А теперь решайте сами, стоит ли дать мне шанс.
Она ничего не ответила, только коротко кивнула. А когда десять минут спустя Гренс закончил рассказ о странных похоронах с пустыми гробами, кивнула еще раз:
– Даю вам отсрочку до утра понедельника.
– Спасибо.
– Кстати, меня зовут Бирте.
Она протянула руку.
– Эверт.
– Добро пожаловать, Эверт, на изнаночную сторону реальности.
– Даркнет. Зашифрованные теневые Сети под прикрытием обычного Интернета.
Она взглянула на него с удивлением:
– Так вы в курсе?
– Интернет вне зоны досягаемости официальных поисковых систем. Сайты со скрытыми IP-адресами, на которые нельзя выйти, просто погуглив.
– Как женщина-полицейский, я часто сталкивалась с предубеждениями на свой счет, а теперь вот сама ловлю себя на том же. Судя по возрасту и остальному, вы не производите впечатления человека, который знает теневую сторону Сети как свои пять пальцев.
– Знаю, – улыбнулся комиссар. – С сегодняшнего утра.
Она улыбнулась в ответ. Села за компьютер, в то время как Гренс вернулся на стул за ее спиной.
– Они хорошо поработали, друзья из Нюкёбинг-Фальстер. Не каждый раз у нас получается… вовремя оказаться на месте и завладеть компьютером, прежде чем адвокат успеет подтереть улики.
Она обернулась так, словно опять усомнилась в уместности здесь Гренса. Теперь уже по другой причине.
– Пароли и коды, это может занять некоторое время. Бо́льшая их часть шифруется автоматически, но шифруется жестко. У меня, конечно, набитая рука, тем не менее я должна вас спросить – уверены, что хотите сидеть так и ждать все это время?
– Да.
– Скоро полночь. У нас есть комната для отдыха. Я разбужу вас, как только управлюсь.
– Я останусь, за этим я сюда и приехал. И я давно не спал всю ночь до утра. Последний раз лет тридцать назад, я думаю.
Ночи в Лердале темнее, чем в Стокгольме. Стоило Гренсу бросить взгляд за маленькое окошко в здании отделения полиции, как он чувствовал, что начинает тонуть. Потому что именно так представлял себе последний вдох перед окончательным погружением на морское дно.