Пятнадцать штук, и в центре каждой – Катрине с табличкой в руке. На табличках мужские имена и приветствия по-английски, и только последняя по-немецки.
«Привет, Пол!»
«Спасибо, Майк!»
«Большое спасибо, Дитер!»
Надписи сделаны маркером от руки.
– Те, к кому это обращено, все понимают. Предполагается, что она будет контактировать со всеми ними. На других фотографиях – вы видите, Гренс? – она с подарками, за которые благодарит. В платьях, в которых тот или тот хотели бы ее видеть. Пленочный фотоаппарат для новых съемок. А там она с собачьим поводком и фаллоимитатором – тоже подарки для исполнения желаний заказчиков. И за них она тоже должна благодарить.
Больше Бирте не давала волю гневу. Не показывала чувств, стараясь следовать решению, которое приняла однажды много лет назад.
Контролировать, не попадая под контроль.
– Но мы найдем их. Выследим, одного за другим.
Ее лицо не выражало ничего, кроме сосредоточенности.
– Мы представим доказательства, от которых они не отвертятся, эти Полы, Майки и Дитеры. Никакие псевдонимы им не помогут. Мы разорвем этот круг педофилов.
Поздний вечер в небольшом датском городке. Немного накрапывает, по-осеннему задувает. Очень тихо. Эверт Гренс бредет по безлюдной улице. Дождь кончился, но это как будто не имеет никакого значения. Народ предпочитает отсиживаться по домам.
Эверт Гренс на удивление легко шагает и ясно мыслит, несмотря на почти бессонную ночь. Нет и намека на головокружение или рассеянность. Гренс как-то сказал Вильсону, что на плаву его держит работа. Сейчас бы добавил: и надежда. Именно она сейчас в большей степени придавала Гренсу силы. Она и еще две девочки, которых Гренс никогда не видел, но пытался найти.
Вот и сейчас, сворачивая во внутренний двор с главной улицы по направлению к старому дому с облупившимся фасадом и квартире на втором этаже над пекарней, Гренс хорошо чувствовал, что им движет – надежда. Каждый раз, когда Бирте удавалось восстановить логин страницы в чате или открыть новые фотографии, Гренс возвращался сюда для очередного обыска дома и сбора улик. На этот раз он пришел за двумя куклами и платьем с золотыми блестками.
С каждым новым визитом трехкомнатная квартира выглядела все более заброшенной.
Никто из тех, кто еще совсем недавно жил здесь, не должен вернуться обратно.
Платье с блестками комиссар нашел сразу. Оно висело в одном из гардеробов в прихожей и ничем не отличалось от остальных. Разве тем, что было упомянуто в чате между отчимом, которого там называли Лацци, и еще одним предполагаемым педофилом, фигурировавшим под ником Леденец. Его IP-адрес указывал в направлении Швейцарии. И в тот момент, когда Бирте это прочитала, платье с блестками приобрело с ее глазах качественно новую ценность. Теперь оно было уликой, если, конечно, действительно существовало и было получено от заказчика, который хотел видеть Катрине на фотографии именно в этом платье. О том, какую сцену запечатлела эта фотография, распространяться излишне.
Гренс надел латексные перчатки, снял улику с вешалки и поместил в закрывающийся полиэтиленовый пакет. Что касалось кукол, их тем более не пришлось искать. Гренс прекрасно помнил, где они стояли. Комиссар чувствовал на себе их пристальные взгляды, когда сидел за ярко-желтым столом в комнате Катрине во время своего первого визита.
Тогда он еще не знал, как много будет значить для него одна из них.
Обе куклы, фигурировавшие в каталогах магазина игрушек как Эмми и Виктория, тоже были упомянуты в чате. Один из участников беседы заказал короткий фильм, где Катрине, обнаженная, играла бы с такими же обнаженными куклами. Этот диалог стал еще более интересным, когда обнаружилась серия фотографий, некогда уничтоженных, но возвращенных Бирте из небытия. С этими снимками в руке Гренс и вошел в детскую – последнее прибежище девятилетней девочки. Судя по тому, что у них было, совокупления и изнасилования в тех или иных формах каждый раз совершались в разных уголках квартиры.
Держа снимки перед собой, Гренс внимательно прошелся по ряду из тридцати семи неподвижных кукольных лиц. Все они выглядели одинаково. На взгляд комиссара полиции, по крайней мере, никогда не переступавшего порога кукольного магазина.
Тем не менее, дважды пройдясь по кукольному ряду, он был почти уверен, что узнал Викторию с длинными каштановыми волосами и что крайнюю справа блондинку с розовыми щеками звали Эмми. Комиссар собирался было опустить в пакет с блестящим платьем и ту, и другую, когда вдруг увидел ее: голубую бабочку. В волосах одной из пластиковых принцесс.
Гренс осторожно снял заколку. Никогда он еще не был так близок к двум девочкам, в один день пропавшим в Стокгольме. Гренс держал заколку на открытой ладони, сжимал руку, снова разжимал. Пока не убедился окончательно, что перед ним та самая бабочка, которая существовала в единственном экземпляре и держала непослушные волосы четырехлетней Линнеи в супермаркете, в тот день, когда та исчезла навсегда. И это точно не было ни игрой его воображения, ни случайностью, потому что в случайности Гренс не верил. Голубая бабочка, которую носила шведская девочка по имени Линнея и датская девочка Катрине и которая теперь оказалась на кукле, полученной от заказчика порнографических снимков. Вне сомнения, это была она.
Комиссар криминальной полиции никогда не отличался проворностью, его хромые шаги давно сроднились с гулкими коридорами полицейского здания в Крунуберге, но сейчас он летел. Миновал пустой центр датского городка, о существовании которого не подозревал еще пару дней назад, не замечая ни навязчивой мороси, ни холода. Потому что, притом что в ноябре в Дании не бывает морозов, люди, конечно, мерзнут на улицах – это факт.
Гренс торопился к Бирте, в комнату с компьютером в полицейском участке, и нес в руке пластиковый пакет с уликами.
– Все хорошо?
Она все еще сидела перед большим экраном. С выражением решимости и крайней степени сосредоточенности на лице, на котором не осталось и намека на недавние вспышки гнева. И такой она очень нравилась Гренсу.
– Все, что нужно, в пакете.
Он ничего не сказал ей о бабочке.
– И платье, и куклы. А как ваши дела?
– Думаю, пора показать вам больше. Садитесь, Гренс.
Гренс опустился на неудобный стул за ее правым плечом и сразу расслабился, несмотря на то, что их ожидало.
– Двести чатов, вот сколько логинов я восстановила. И вышла в общей сложности на десяток участников бесед, которые заказывают, снимают, извращаются.
Бирте кликнула на один из чатов, и на экран выкатилась длинная текстовая лента.
– В программах есть файлы конфигурации, которые…
– Говорите по-шведски, Бирте. В крайнем случае, по-датски, я пойму.
– …ну, если по-шведски… Я вошла в настройки в программе, которые используются для передачи файлов с одного компьютера на другой. И теперь мы можем доказать, что Карл Хансен, он же Лацци, контактирует с тем, кто называет себя – видите, Гренс? – Wasp, то есть Оса, и имеет IP-адрес, зарегистрированный в США. И еще с неким Грегориусом из Бельгии, и с этим вот швейцарцем, и…
Она тыкала пальцем в экран. В нелепые, бессмысленные диалоги.
03–11–2019:10:57 Сообщение от 238437691: Окей. Звук хороший. Как насчет небольшой порки?
– Вот это было отправлено не далее как на днях. От участника, который выполняет роль своего рода лидера, в чем я все больше убеждаюсь. Всегда есть кто-то, кто имеет высший статус в сообществе, оговаривает условия, манипулирует другими. Подстегивает, к примеру, чтобы не останавливались на достигнутом.
03–11–2019 01–11–09 Сообщение от 238437691: Конечно. И это тоже.
03–11–2019 01–11–38 Сообщение от 133438297: И неплохо бы со звуком. Чтобы она кричала.
– Мы напали на золотую жилу, Гренс. Их все больше. Их чаты, IP-адреса и информация, которая позволит нам восстановить их настоящие имена, место жительства и имена их детей. Я тут сделала предварительный набросок…
Редкат – Мастер, Швейцария
Мейер, Германия – Дядя Джи, Бельгия
Оса/Джеронимо, США – Грегориус, Бельгия
Ленни, США – Леденец, Швейцария
Оникс, США – Лацци (Карл Хансен)
– …и в этом кругу все они друг друга знают. Это очень узкий круг, настоящие педофилы. Я хочу слышать звук. Как она кричит, когда ты ее бьешь. Они обмениваются фотографиями, фантазиями, идеями – что они делают с собственными детьми такого, что советуют делать и остальным.
Она показала на экран. Обвела пальцем имя, нижнее справа. На стекле остался влажный след, который тут же растаял.
– Но даже самый замкнутый круг педофилов не прочнее своего самого слабого звена. Я говорю о Карле Хансене, он же Лацци. Программа FTP – я вам о ней говорила, – которая пересылает снимки, указала на подтертые файлы, и их удалось восстановить! Все, что он пересылал, регистрировалось. Время. На какой IP-адрес. Что именно было передано. И поскольку мы можем привязать IP-адрес к конкретному пользователю, при условии, что знаем время… вы меня понимаете? Я немедленно связываюсь с коллегами в этих странах, не утруждая себя формальностями и не вникая в детали. Потому что и они, когда требуется моя помощь, не особенно церемонятся – так уж у нас принято. И вот они, эти мои коллеги, в свою очередь, обратятся к интернет-провайдерам в своих странах с просьбой выяснить, какие пользователи в такое-то и такое-то время имели такие-то IP-адреса. И тогда, Гренс, мы на них выйдем! Мы выйдем на них, Гренс!
Гренсу нравилось смотреть на ее радостное лицо.
– Но это не Хансен послал фото в шведскую гуманитарную организацию, в этом я уверена. Его манера общаться в Сети, его поведение при появлении полиции… Если бы Хансен не оплошал, мы бы здесь с вами не сидели. Кто-то другой нарушил кодекс их чести. Выложил фотографии, сознательно ориентируясь на то, что Хансен будет узнан по логотипу в зеркале. Кто-то подставил их всех и очень рисковал.
– Кто-то из их узкого круга?