Машина неспешно катилась между выкрашенными красной краской деревянными заборами и почтовыми ящиками, многие с приоткрытыми крышками, потому что люди только что забрали газеты.
Ящик, перед которым остановился Гренс, украшала неуклюжая надпись крупными буквами: «Кослов – Хоффман», сделанная рукой маленького Хюго, когда тот только научился писать фамилии обоих родителей.
Почтовый ящик был единственным, что уцелело в ту ночь, когда взорвалась бомба. В «Новостях» по телевизору это выглядело как кадры военной кинохроники. При том, что все происходило в пригородной шведской идиллии и было предупреждением бывшему полицейскому агенту Питу Хоффману от торговавшей оружием мафии. Они не шутили, охотились за его семьей. В тот раз Хоффман и Гренс помогли друг другу, и это был последний случай, когда они работали вместе.
До сих пор, по крайней мере.
Некоторое время инспектор оставался в машине. Предавался воспоминаниям под звуки утреннего радио. Он не был у Хоффманов с тех самых пор, когда они снова здесь поселились. Отклонял приглашения, одно за другим, с каждым разом с чувством все большей неловкости. Слишком ощутимой оказалась разница, когда их голоса сменила всепоглощающая тишина. Гренс думал, что так будет легче. Забыть и больше не вспоминать.
Они увидели его из окна кухни. Расмус тут же побежал в прихожую и распахнул дверь раньше, чем комиссар успел нажать кнопку звонка.
– Эверт!
Мальчик обнял его, сколько достал руками, и это были самые теплые объятия, какие только знал Гренс после Анни.
– Привет, Расмус, какой ты…
– Входи.
– …стал…
– Ты вовремя, мы как раз завтракаем.
– …большой…
Расмус схватил его за руки и потащил на кухню. Гренс едва успел скинуть ботинки.
– Доброе утро всем!
Они сидели, как когда-то за столом на его кухне. Пит и Хюго по одну длинную сторону стола. Зофия и Расмус по другую. Луиза на специальном детском стуле во главе. Напротив нее – свободное место, куда и направился Гренс.
– Кофе, Эверт?
Расмус схватил почти полный стеклянный кофейник и наполнил чашку, не пролив ни капли.
– Без молока, как папе. Ты ведь так пьешь, Эверт?
– Все верно, Расмус.
Как все-таки мало ему надо. Теплые объятия, искренняя улыбка и кофе, налитый рукой того, кто действительно рад его видеть.
– Зачем ты пришел?
Это Хюго – беспокойный и подозрительный, не то что младший брат.
В то время как Расмус, ни во что особенно не вникая, следовал за родителями из одного места в другое, меняя города, страны и континенты, а при необходимости и специальные убежища при полицейских учреждениях, Хюго давалось все тяжелее приспосабливаться к жизни в бегах, какую он, как сын секретного агента, вынужден был вести. Просто ему требовалось больше времени, чтобы проникнуться к человеку доверием. Поэтому именно Хюго первым всегда начинал задавать неудобные вопросы и лучше других чувствовал скрытую угрозу.
– То есть это, конечно, здорово, что ты здесь, Эверт, но ты ведь понимаешь, о чем я? Ты не был у нас целую вечность и вот теперь заявляешься, когда мы завтракаем и нам пора в школу.
Лгать нельзя, по крайней мере если хочешь дружить с Хюго и дальше. А дружбой с Хюго Гренс очень дорожил.
– У вас так хорошо. Я ем бутерброд и любуюсь твоим младшим братом, который так многому успел научиться. Мне следовало бы бывать здесь чаще, и эту оплошность я думаю исправить в недалеком будущем. Причин тому я могу назвать сколько угодно. Но ты прав, Хюго, у меня действительно дело к твоему отцу. И я собираюсь поговорить с ним, как только вы уйдете.
Хюго и Зофия быстро переглянулись. В их глазах мелькнула агрессия. Или это был страх? Два способа выражения одного и того же.
– О чем?
Страх. Он проступил явственнее, когда Хюго заговорил.
– О чем ты хотел поговорить с папой, Эверт?
– Сожалею, Хюго, но это касается только нас двоих.
– И я знаю почему. Это опасно! Так бывает каждый раз, когда ты хочешь поговорить с папой.
– Это неопасно, точно. Только не на этот раз. То, о чем я буду с ним говорить, не имеет никакого отношения ни к тебе, ни к маме, ни к Расмусу с Луизой. Даю слово.
– Мммм… Но вы с папой каждый раз это говорите. А потом получается так, как оно получается.
Пит до сих пор сидел тихо. Он молча наблюдал встречу двух мальчиков, долгое время лишенных обычных для детей их возраста социальных контактов, с пожилым комиссаром полиции, который однажды сделал выбор в пользу одиночества. Было интересно следить, как постепенно развивались их отношения в сторону все большего сближения. Наконец бывший агент положил ладонь на плечо Хюго и посмотрел поочередно на Расмуса и на нежданного гостя.
– Хюго, мой проницательный маленький мальчик, не волнуйся. Мы с дядей Эвертом никогда больше не будем работать вместе. Это он сам мне обещал.
Теперь Хоффман смотрел только на комиссара. Они и в самом деле дали друг другу слово, что прошлый раз станет последним. Пит Хоффман поклялся никогда не возвращаться к прежней жизни и не связываться с криминалом. А Эверт Гренс пообещал, что полиция никогда больше не станет заставлять своего лучшего агента рисковать жизнью, внедряясь в преступные группировки.
Хоффман смотрел на комиссара, пока тот не опустил глаза.
Он уже понял, что Гренс явился именно за этим. Чтобы нарушить данное слово.
– Хюго, Расмус? Вам не пора? Доедайте бутерброды, допивайте сок и – марш в школу!
Над столом неумолимо тикали часы.
– Даю вам четыре минуты, чтобы почистить зубы, а Расмусу собрать тетради с домашним заданием.
Похоже, так у них начиналось каждое утро. Посреди всеобщей суматохи Гренс успел заметить, как Зофия снимает с вешалки пальто и оглядывается в поисках сумочки, как будто тоже собирается куда-то идти. Он поспешил в прихожую.
– Тоже уходишь, Зофия?
– В ту же школу. Греюсь в учительской, пока Хюго с Расмусом резвятся во дворе на переменах.
– Преподаешь французский, насколько я помню?
– И испанский. И польский, когда в том возникает необходимость.
– Можешь задержаться ненадолго? Я хотел бы, чтобы ты слышала наш разговор с Питом. Потому что я дал слово и не собираюсь его нарушать. Прошлый раз был последний, это я тебе говорю. По-шведски, потому что это единственный язык, на котором я более-менее сносно изъясняюсь.
Гренс улыбался. Она – нет.
– Сожалею, но мне тоже к первому уроку. И потом, Эверт, честно говоря, у меня нет никакого желания это слушать. Ты все сказал. «Последний раз» – надеюсь, ты имел в виду именно это. Возвращайся к столу, кофе стынет.
Если во взгляде Хюго читался страх, то ее лицо пылало гневом, на который Зофия имела полное право. Потому что Гренс и в самом деле заявлялся к ним в дом всегда с одной-единственной целью, делавшей его не слишком желанным гостем.
На кухне Луиза сидела на своем месте. Пит на своем.
Гренс опустился на стул напротив Луизы.
– Сколько у нас времени, Пит?
– Думаю, полчаса есть. Провожу Луизу в детский сад и поеду в Сольну к клиенту. Укреплять двери и устанавливать камеры видеонаблюдения.
Гренс ждал. Хоффман вытер с щек Луизы следы йогурта и апельсинового сока и ссадил ее с высокого детского стула. Оба действия были такими же привычными и повседневными, как еда или чистка зубов. В то же время Гренсу пришло в голову, что он в жизни не делал ни того, ни другого.
– Думаю, ты уже понял, зачем я здесь.
– Зофия поняла. Хюго понял.
– Я не стал бы тебя беспокоить, если бы это не было вопросом жизни и смерти. Жизни, которую ты можешь спасти.
– Зофия все сказала. И у меня не больше охоты тебя слушать, чем у нее.
– Тем не менее я хотел бы, чтобы ты меня выслушал.
– Нет, Эверт. Выслушай лучше ты, что я скажу тебе, пока мы будем убирать со стола.
И эта вполне обыденная вещь тоже так и не вошла у Гренса в привычку. Потому что это Пит убирал стол в квартире Гренса каждый раз после семейных завтраков, придававших его просторной кухне смысл. Пока Хоффман носил тарелки к холодильнику и в кладовую, Гренс загрузил посудомоечную машину, протер стол и подмел с пола крошки.
– Начнем со второго этажа. Следуй за мной, Гренс.
Совсем как отец Линнеи, который хотел объяснить комиссару все, только показав комнату Якоба. А теперь вот Хоффман повел Гренса вверх по лестнице, совсем новой, как и все в этом доме, задуманном и выстроенном полной копией взорванного оригинала.
– Комната Расмуса слева, как и всегда, только меблирована иначе. Посредине комната Хюго, и там все осталось в точности как было. Для Хюго это важно.
Честно говоря, Гренс смутно помнил, как все выглядело раньше, его не особенно интересовала меблировка. Но если Питу это важно, пусть будет так.
Тем временем Хоффман, с выражением гордости на лице, приглашал его в следующую дверь.
– Ну, а этой у нас раньше не было. Луиза уже большая девочка, ей нужна отдельная комната.
Эверт Гренс заглянул в обычную детскую, с самыми обычными детскими вещами. Он не понимал, чем здесь можно гордиться, но промолчал, не желая разочаровывать Хоффмана.
– Ну, а теперь вниз. В мои апартаменты.
По деревянной лестнице они спустились к кабинету Хоффмана, все так же рядом с подвалом. Здесь все было, как и в старом доме, гардероб и письменный стол стояли на прежних местах.
– Все как и раньше, это ты хочешь сказать, Эверт?
– Потому что здесь действительно все как раньше.
– Не совсем.
Хоффман открыл просторный гардероб, вошел в него и жестом пригласил Гренса последовать за ним. Те же полки с платьями и рубашками, костюмы на вешалках, отдельная секция для зимней одежды.
– Видишь?
– Что я должен здесь увидеть, Пит?
– Глухая стена. Никаких спрятанных замков и потайных дверей. Никакого входа в комнату секретного агента Пита Хоффмана.
В старом доме гардероб скрывал дверь в стене, за которой была еще одна комната – с оружейным шкафом, запасом бронежилетов и сейфом для хранения банкнот и паспортов, выписанных на разных вымышленных людей, под видом которых функционировал Пит Хоффман.