– Слишком долго сидел – в самолете, в машине, а теперь еще здесь, с вами, за этим фантастическим ужином. Надо бы разогнать кровь.
Оникс кивнул, не то разрешая, не то соглашаясь с тем, что нужно заботиться о своем теле. И Хоффман принялся выполнять наклоны – вперед-назад, вправо-влево, – пока, наконец, половина содержимого его нагрудного кармана не вывалилась на толстый мягкий ковер. Пара кредитных карточек, ключи от машины, зарядное устройство для мобильника и USB-накопитель с камерой. Пит снова извинился, опустился на колени, стал собирать оброненные вещи и, когда очередь дошла до USB-накопителя, ускользнувшего под цветочную кадку с зеленой пальмой, повернул один из коротких концов «флешки» в сторону Оникса и трижды нажал большим пальцем. Три раза – три фотографии на микрокамеру.
Пит вернулся за стол уже более расслабленный, поскольку решающий момент миновал. В самый раз было попробовать водки с ломтиком лимона, которой полагалось завершить трапезу. Может, даже чокнуться с мужчинами напротив.
Но Оникс не спешил поднимать бокал. Вместо этого он показал на нагрудный карман Пита, куда тот только что спрятал подобранную мелочь.
– Могу я взглянуть?
Пит Хоффман медленно вытащил кредитку Датского банка, карточку золотистого цвета на имя Карла Хансена – прощальный подарок Сонни из копенгагенского подвала, в качестве бесплатного приложения к новому паспорту.
– Нет, не это.
– Не это? А что?
– Флешку.
– Зачем она вам?
– Просто хочу взглянуть или… с ней какая-то проблема?
Хоффману хотелось кричать. Да, с ней проблема. Потому что это микрокамера для полицейского расследования, и последняя фотография в ней – твоя.
– Нет, никаких проблем.
Он выложил флешку на стол и подтолкнул по направлению к выжидательно замершей руке.
– Принеси свой ноут, Ленни.
Ноутбук из офисного зала занял место между пустыми тарелками и бокалами перед лидером группы педофилов.
– Просто взгляну одним глазком, как и сказал.
Маленькая продолговатая штучка, которая могла вместить так много. Теперь она стала одним целым с ноутом Ленни.
– Это же… черт знает что.
Некоторое время Оникс молча смотрел на монитор, водил туда-сюда мышью, листал фотографии, иногда останавливался, а потом снова кликал, уже быстрее.
– Ты видел это, Ленни?.. Черт, Лацц… Ты и в самом деле мастер. Не то чтобы с твоей Катрине у тебя получалось хуже, но с этими, новыми… Нет, это просто здорово! Датчане, я подозреваю… Скандинавы, так?
Пит поднялся, обошел стол – теперь он мог сделать это, не рискуя выглядеть чересчур нетерпеливым. Встал за спинами обоих педофилов, наклонился к монитору. Задышал.
Потому что Стивен сделала то, что обещала. Или же за нее поработал покалеченный на войне супруг. Девяносто четыре фотографии с раздетыми светловолосыми детьми – вот что обнаружил Оникс на USB-накопителе.
И попробуй только усомниться, что я не Карл Хансен. В этом случае тебе придется для начала поплавать в море детской порнографии, за которым будет нелегко разглядеть истинное предназначение этой флешки. Тем более выйти на самые последние снимки.
– Все дети из Северной Европы. Я имею привычку… Вы знаете, как тоскливо бывает вечерами в номере отеля.
– То есть ты все время возил ее с собой, в таком виде?
Вежливый голос менял не только высоту, но и силу – на свой лад. Более высокий и слабый тон выражал скрытую угрозу: «просто взгляну одним глазком, как и сказал», более низкий и насыщенный – восхищение и симпатию. На последней фразе Оникс вернулся скорее к первому варианту.
– И тебе удалось провезти это через границу?
Они нащупали ее, ложь. Важнейший инструмент секретного агента, который Пит использовал так же умело, как и оружие, и силу собственных мускулов.
– Да.
– Через американскую таможню?
Ложь, в действенность которой он больше не верил. И как в таком случае он мог заставить поверить в нее других?
– Да. Информация защищена. На случай, если какой-нибудь мелкий таможенный чин захочет посмотреть… Я был почти уверен, что этого не произойдет.
– Хмм… Но она вообще не защищена. Или я чего-то не понимаю?
Ложь становится правдой лишь в том случае, если признается таковой как самим лжецом, так и тем, кому она адресована. Но для этого эти двое должны по крайней мере говорить на одном языке.
– Она была защищена.
– Была?
– Пока я ее не раскодировал. В отеле, в первый же вечер. Уж очень не терпелось… Вы знаете, как бывает.
Оникс задержал взгляд на картинке на мониторе. Всматривался, как будто принимал решение. Потом, не пролистывая дальше, достал флешку и протянул Питу.
– Отлично, просто превосходно! Теперь, наверное, моя очередь.
Он улыбался, между тем как Пит, приняв флешку, вздохнул с облегчением.
Похоже, они с Ониксом друг друга поняли.
– Взгляни на одну из моих последних… если хочешь, конечно. Фотография несколько иного рода.
Оникс дважды кликнул на документ на экране и замер с почти трогательным выражением гордости на лице.
– Я не хотел выставлять это в чате раньше завтрашнего утра, но для тебя сделаю исключение, – как и вчера для Ленни.
Лицо Ленни тоже просияло гордостью.
Он оказался среди избранных. Лидер почтил доверием и его!
Пит наклонился к монитору, просунув голову между Ленни и Ониксом.
– Я пробовал с разными мисками, как собачьими, так и кошачьими. Металлическими, пластиковыми, разных цветов и размеров. И когда нашел наконец то, что нужно, картинка стала идеальной. Миска металлическая, несколько меньше, чем другие. И та, что из нее ест, заслуживает самого лучшего.
Девочка выглядела старше, чем большинство детей на подобных снимках. Если Хюго было одиннадцать, то ей Пит дал бы, пожалуй, на год больше. Голая, она лежала на животе на бетонном полу и ела из металлической кошачьей миски.
– Где у вас здесь туалет?
Это было больше, чем он мог вынести.
– Там? Да?
Пит как будто вполне владел своим голосом.
– Может, есть и на втором этаже тоже?
Голос, дыхание – он все еще осознан и сосредоточен.
Дрожь накатывала волнами, начиная с ног и до самого горла. Это ее нужно было держать под контролем.
– Вон там, за душевой. Третья дверь по правой стороне.
Хоффман поблагодарил и пошел, внимательно отслеживая ширину шага и сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом.
Спокойно, Хоффман, спокойно.
Едва заперев за собой дверь, он опустился на крышку унитаза. Разрыдаться – вот что нужно было сейчас больше всего. Но Хоффман не умел плакать. А может, просто не мог себе этого позволить, потому что красные глаза не скроет никакой грим.
Один из его мобильников, – действительно миниатюрных, Стивен и здесь оказалась на высоте – был приклеен скотчем к внутренней стороне бедра, почти у самой промежности.
– Пит?
Зофия ответила после первого сигнала.
Как будто так и уснула с телефоном в руке и пальцем на кнопке «принять вызов».
Ее голос – Питу сразу захотелось обнять ее, лечь рядом, коснуться ее теплой кожи.
– Пит, что…
– Я больше не могу.
– Где ты?
– Я сдаюсь, впервые в жизни. Я опустошен, Зо, сил совсем не осталось.
Она молчала, давая ему выговориться, и Пит рассказал все. О тринадцатилетней девочке, которая слишком стара для сексуальных извращений и поэтому должна быть заменена на кого-нибудь помоложе. А пока, раздетая, будет есть что-то перед камерой из кошачьей миски.
И о мужчине, который откровенничал с ним во время ужина, состоявшего сплошь из одних здоровых блюд. Этому Ониксу, благодаря доходам от распространения порнографии в Сети, нет необходимости работать ради денег. Тем не менее он устроился в школу для детей, страдающих аутизмом, потому что там проще набирать новых девочек для сексуальных развлечений и порнографических фотосессий. А еще удобнее усыновить ребенка, взять под опеку, так или иначе, и жить с ним под одной крышей. Тогда никто не сможет вмешиваться в дела семьи и препятствовать тому, что на самом деле ужасно нравится детям.
Пит говорил и говорил, пока не выдохся окончательно. А потом инициативу перехватила она и почти шепотом принялась убеждать его, как важно именно в этот раз вытерпеть все и продолжать, тем более осталось совсем немного. Ради тех детей на фотографиях и ради тех, над которыми надругались члены сообщества. Потому что все, что делают эти извращенцы, останется с этими девочками на всю жизнь.
И Пит внимательно слушал, хотя и сам все прекрасно понимал.
Потому что Зофия говорила о себе. О той стороне своей жизни, куда так и не пустила его, несмотря на все годы, прожитые вместе, и на то, что он так ее об этом просил.
– Я… так и не рассказала тебе толком… как это было.
Она сделала это только теперь, впервые доверившись ему, как и он ей.
– Когда мы встретились с тобой, Пит… Думаю, ты уже… или нет, ты, конечно, все помнишь. Мое тело, сексуальность… Тебя это восхищало. И пугало тоже. Иногда да, я закрывалась в себе, замыкалась… Это я отталкивала тебя тогда, всегда я. Такой я была, Пит, такой и осталась. Но я доверяю тебе. Мое тело доверяет тебе. Но оно понимает то, что мне понимать совсем не обязательно – что ласки, прикосновения могут быть…
Она разрыдалась, не закончив фразы. И Пит, который сам хотел поговорить с ней, вдруг растерялся.
– Зо, я…
Он не последовал ее примеру, сдержал слезы. Ни на что другое сил после этого не осталось.
– Я расскажу тебе больше. Все расскажу, как только ты вернешься домой. Я знаю то, о чем эти дети не решаются даже подумать. Что они не осмеливаются ни видеть, ни признавать. Возможно, им тоже когда-нибудь повезет, и они встретят свою вторую половинку. Но до того как это произойдет… Уничтожь этих нелюдей, Пит. Ради меня.
Ее дыхание – Пит его слышал.
– Меня некому было спасти. Их спасешь ты, Пит. Слышишь меня?
Хоффман дважды поцеловал мобильник, ни на секунду не забывая о контроле над дыханием. И положил трубку, в то время как голос Зофии все еще звучал в его голове.