го характера, – педофил сможет спокойно продолжать свой прибыльный бизнес. Соседи будут восхвалять Оникса за то, что он сумел защитить свой дом от незаконного вторжения.
Хоффман замер на месте. Стал ждать.
Видит ли он меня? Знает ли, где я?
Вслушивался, стараясь уловить каждый звук.
Теперь он совсем близко. Дышит.
Их разделяло четыре, самое большее пять метров. И ничего, кроме темноты.
Слишком далеко, чтобы бороться, и без всякой возможности приблизиться хоть чуть-чуть.
Одно неосторожное движение, легкий, царапающий звук, и… как быстро все может закончиться.
Между тем темнота медленно рассасывалась. Сетчатка, зрачки, нервы переключились в новый режим работы, приспособились к ситуации. Хоффман увидел силуэт: голова мужчины, руки, ноги. И в руках ружье. Но не один Хоффман замер в ожидании. Оникс тоже застыл, высматривая злоумышленника. Потом что-то заскрипело. Послышались осторожные шаги. Не педофила, который по-прежнему стоял на месте. Кто-то двигался за спиной мужчины с дробовиком. Где-то там мелькала еще одна фигура. Его тринадцатилетняя дочь. Должно быть, выбралась из подвала, пока двое мужчин были заняты преследованием друг друга.
И Хоффман вдруг понял – Оникс, который не видит девочки, может принять ее за него, Пита Хоффмана.
Именно это и произошло. Лидер педофилов резко обернулся и, наверное, не успел расслышать ее осторожного вопроса: «Папа, у нас свет…», потому что конец фразы заглушил звук выстрела.
Как только все стихло, спусковой крючок вернулся в исходное положение и патрон выпал из магазина, Пит, упершись ступнями в пол, оттолкнулся и изо всех сил бросился вперед, на силуэт, который был ближе. Будучи застигнутым врасплох, педофил развернулся не в том направлении. Оружие вывалилось у него из рук, продолжая выпускать пули. Хоффман подхватил дробовик, несколько раз ударил Оникса прикладом по лбу и темени и только потом кинулся к девочке, лежавшей на полу лицом вниз. К ребенку, которого следовало заменить, потому что он обесценился с возрастом. Но который спас Питу жизнь и навсегда изменил дальнейшую судьбу отца.
Пит Хоффман обнял девочку, погладил ее по голове и щекам. Она плакала. Приглушенные рыдания, слезы, которые она будто пыталась втянуть обратно, все отчаяннее, сильнее прижимаясь к его груди, привыкшая к тому, что ее никто не должен слышать.
Всего тринадцать лет, и такое одиночество.
«Папа» промахнулся. Раны – на виду и скрытые от глаз – имели другое происхождение.
Хоффману захотелось обнять ее, прошептать, что все будет хорошо, но это был бы самообман и не более. Потому что этой девочке, входившей в возраст молодой женщины, никогда уже не было суждено жить полноценной жизнью. Доверием к миру можно проникнуться только в детстве, и это вряд ли удастся наверстать.
– Гренс?
– Подожди минутку. Мне нужно выйти. В этой комнате слишком много людей, экранов, никакой вентиляции и…
– Я взял его.
Что-то стукнуло, потом еще раз. Комиссар криминальной полиции стоял в душном конференц-зале, на последнем этаже здания полицейского управления в Копенгагене. И судя по звукам, только что несколько раз выронил из рук телефон.
– Минутку… ты… на полу? И… говоришь, взял его?
– Да.
– Он не ранен?
– Без сознания.
– Пит… Если бы ты только знал. Ты спасаешь не только тех, над кем он издевается. Вся операция держится на доказательствах, которые хранятся в его компьютере. Видел бы ты… Мы следим за тем, как их берут, одного за другим. И увозят в разных направлениях полицейские разных стран.
– Кстати, о доказательствах, – перебил Гренса Пит. – Что-то произошло с его жесткими дисками.
Комиссар держал телефон в руке, но не отвечал.
– Гренс? Ты меня слышишь? Что-то…
– Я только схожу за Бирте.
Чем быстрее шагал Гренс, тем явственнее становилась его хромота.
– Подожди, я мигом.
Неровный звук шагов по каменному полу – Пит слышал их довольно отчетливо.
– Я включил динамики. Сейчас в коридоре.
Шум на заднем плане стихал, пока скандинавские полицейские не остались одни.
– Начнем по порядку, Гренс. Первое – адрес, который я тебе передал. Теперь ты можешь переслать его американским коллегам. Преступник лежит здесь, на полу. Связанный по рукам и ногам. Второе – NAS, жесткие диски, или как там называется эта штука. Я до нее так и не добрался. Вырубил электричество в доме, но и это не помогло. Он успел нажать какую-то кнопку так, что черный ящик подпрыгнул.
– Кнопку?
Бирте переспросила шепотом, наклоняясь к телефону Гренса, хотя никто из коллег не мог их слышать, во всяком случае понять.
– Да, и…
– Подпрыгнул?
– Он нажал какую-то кнопку, и что-то загудело, а потом…
– Одну минутку, Хоффман. Гренс?
Бирте подняла голову, посмотрела на комиссара.
– Да?
– Я подумала о том парне, который помог тебе с Хоффманом.
– Билли?
– Ты знаешь его лучше, чем я. Можешь с ним связаться?
– Что, прямо сейчас?
– Немедленно. Трехсторонний звонок.
Эверт Гренс выбрал номер из папки «Контакты», понадеявшись, что его новый друг не спит. Его надежда оправдалась. Хотя в голосе Билли и чувствовалось напряжение, как будто он уже лег.
– Да?
– Билли, это Гренс. Со мной датский полицейский. Сейчас подключится еще один наш коллега. Он находится в Соединенных Штатах, рядом с компьютером, содержимое которого нам непременно нужно заполучить.
– Это дорого вам обойдется, комиссар. Три куска как минимум.
Бирте взяла телефон.
– Привет, Билли. «Датский полицейский» – это я и тоже кое-что понимаю в компьютерах. Не столько в самой системе, сколько в том, что и как в ней можно найти. А вот что касается системы… Судя по тому, что рассказывал о тебе Гренс, ты можешь меня на этот счет просветить. Но для начала прошу меня выслушать.
– Говорите.
Теперь в беседу пустили и Пита Хоффмана. Разговор снова стал трехсторонним.
– Опишите, что вы видели в комнате.
На какое-то мгновение показалось, что Пит отсоединился. В телефоне был слышен только сухой электрический треск.
– Ваш телефон, Хоффман. Мы вас не слышим.
– Я звоню со стационарного. Перебил весь трафик своим глушителем, мой мобильник тоже отключился.
Когда шипение глушителя стихло, голос Хоффмана зазвучал отчетливее.
– Итак, я видел стационарный компьютер. Он был соединен с черным ящиком, на котором мигали лампочки. И еще один ящик, чуть поменьше, подключен к четырем зеленым и синим цилиндрам, размером с миски для кошачьего корма. Когда он нажал кнопку на черном ящике, что-то вдруг загудело, запищало, а потом вся конструкция подпрыгнула.
Гренс и Бирте переглянулись. Треск в телефоне тем временем усилился, но они как будто все поняли верно.
– Билли?
Гренс поднес микрофон ближе к губам.
– Ты слышал?
– Мммм… Насколько я понял, речь идет о NAS, блоке питания, конденсаторах и спусковом устройстве. Я имею в виду кнопку, которую он нажал.
– Точно?
– Этот тип вычистил диски не совсем обычным способом. То, что видел ваш коллега, было размагничивающим устройством, а гудели заряженные конденсаторы, которые создавали магнитное поле.
– Уверен?
– Был у меня один… приятель… Ну да, можно сказать и так. Который немного подмухлевал со страховкой и очень не хотел за решетку. Ну, если бы какому-нибудь Эверту Гренсу пришло в голову до него докопаться. Так вот, в таких случаях это наилучший вариант решения проблемы. Готов спорить, что, если бы ваш коллега вскрыл меньший ящик, непременно нашел бы там пару жестких дисков, обмотанных кабелем. А конденсаторы работают как батарейки… Много энергии и высокое напряжение, но на очень короткое время. Потом надо подзаряжать. Если жесткий диск поместить в очень сильное магнитное поле, информация на нем стирается. То есть электромагнит убивает и жесткий диск, и все, что на нем. И «подпрыгивание» очень хорошо вписывается в такое объяснение.
– Черт бы его подрал!
Это закричала Бирте – слишком громко и пронзительно, чтобы могла выдержать телефонная электроника.
– Проклятье…
Голос усиливался эхом в стенах узкого коридора.
– Простите, но я… черт бы его подрал!
Она охрипла.
– Слишком поздно, Гренс. Все кончено.
– Кончено? Но Хоффман вырубил электричество, и…
– Все было кончено уже в тот момент, когда ящик с жестким диском подпрыгнул. Чтобы вычистить диск обычным способом, компьютеру требуется много часов. Но методом, который описал Билли, можно управиться в доли секунды.
Гренс мягко высвободил телефон из ее пальцев, положил себе на ладонь, заговорил:
– То есть, Бирте и Билли. Если я вас правильно понял, жесткие диски очищены.
Тут голос Билли зазвучал увереннее, как будто парень сидел на стуле, а теперь поднялся.
– Все намного хуже, комиссар. Они мертвы, насколько могут быть мертвы жесткие диски.
И Бирте, которая уже возвращалась к коллегам, ожидавшим в зале, вдруг обернулась.
– Ты еще не понял, Гренс? Все улики уничтожены. Теперь у нас против него ничего нет.
Лицо педофила опухло, посинело и кровоточило в разных местах. Один глаз у Оникса заплыл, но он подмигнул Питу другим – когда очнулся после следующего, уже не притворного, обморока. Возможно, Питу Хоффману показалось, но, стоя над Ониксом в темном коридоре, он видел, как разбитые губы педофила сложились в подобие улыбки.
Тикающий звук заряженных конденсаторов точно не был галлюцинацией, они оба его слышали. Слышали, как адская машина с жесткими дисками по ту сторону стальной двери стерла все ролики, фотографии и беседы педофилов в чате. Операция по удалению самого сердца «узкого круга» прошла успешно. Доказательства надругательств над детьми уничтожены.
– Ты насиловал собственную дочь!
Это кричала уже не Бирте, а Хоффман.
– Ты кормил ее из кошачьей миски!
Кричал и пинал лежавшего на полу Оникса.
– И теперь мы должны тебя отпустить? Только потому, что у нас нет доказательств?