Ритм изменился, ускоряясь. Лотта помогала погружаться все глубже, чувствуя, как с каждым новым движением они оба приближаются к самой высшей точке, за которой только бездна жгучего наслаждения. Настал момент, когда Эван отбросил всякий контроль и, войдя в нее, вскрикнул, вплетая свои пальцы в пряди ее волос. С этим последним толчком он ринулся в манящую бездну, увлекая Лотту за собой. Все померкло, оставляя место только безграничному наслаждению. Это оказалось несравнимо с тем, что Лотта испытывала когда-либо прежде. Инстинкт подсказывал ей, что так Эван заявляет свои права на обладание своей женщиной.
Лотта дала свободу своему пресыщенному ласками телу и замерла, пока ее разум, как перышко, воспарял из темных глубин отступающего вожделения. Ей не хотелось ни о чем думать. Любые размышления о том, что она, прежде одна из самых изысканных замужних дам высшего света, с такой невероятной легкостью предложила себя всю от сердца до, как утверждали злые языки, несуществующей добродетели, могли привести ее в замешательство.
В конце концов мысли и ощущения вернулись, и с этим ничего нельзя было поделать. Лотту переполняла пресыщенность от близости. Какое роскошное удовлетворение страстности, не находившей так долго выхода! Однако новая, не физическая, а эмоциональная уязвимость заняла пустующее место. Она пришла вместе с близостью, и Лотта никак не могла избавиться от холодка, который чувствовала прямо под сердцем. Она смотрела на лежащего рядом Эвана и понимала, что он испытал жгучее наслаждение от близости с ней. Лотте хотелось обнять его, прижаться и испытать то чувство единения, которое было между ними. Она хотела увидеть любовь в его глазах.
Разве можно путать любовь с чувством благодарности? Эвану просто удалось показать ей, что физическая близость может быть ослепительно-яркой. За это она в огромном долгу перед ним. На этом стоило бы остановиться, Лотта не имела глубоких чувств, она просто не могла позволить себе подобную роскошь. Тем не менее она ощущала тот самый сосущий сердце холодок, который доказывал, что любовь не спорт и не развлечение, а жгучие эмоции, испепеляющие душу. Многочисленные любовники чаще всего просто развлекали ее, не способные дать то глубокое и неуловимое чувство, которое она искала. Новые рубцы появлялись на сердце, убивая уверенность в своих силах.
Эван перевернулся на бок, открыл глаза и улыбнулся Лотте. Сердце подпрыгнуло у нее в груди, а отчаяние стало почти нестерпимым. Нет, не надо обманываться. Что за глупость — позволить себе влюбиться, едва сблизившись с мужчиной! Реальность, с которой необходимо смириться, в том, что в его жизни она занимает очень незначительное место, он просто использует ее, а потом выбросит.
— Спасибо, мне было так хорошо, — сказала она, стараясь за словами спрятать свои чувства.
— Рад служить, — рассмеялся Эван. — Побег больше не повторится? — спросил он, приподняв бровь.
Лотта кивнула. Ясное дело, теперь уже слишком поздно думать о чем-либо подобном.
— Я не убегу, — прошептала она.
Эван приник губами к шелковистой коже ее живота.
Лотта затрепетала, пытаясь одновременно нащупать какое-нибудь покрывало, чтобы прикрыться. Если бы сердце можно было закрыть так же, как наготу тела!
— Я проголодалась, — сказала Лотта, вдруг вспомнив, что уже давно ничего не ела, и с радостью отвлеклась на более прозаические потребности.
Эван сел на кровати, потянувшись за одеждой.
— У них здесь прекрасная кухня. Надеюсь, вы не откажетесь от сочного ростбифа?
— Звучит очень заманчиво, — подтвердила Лотта, чувствуя, как у нее в желудке все сжимается от голода. Она готова была бежать вниз, на хозяйскую кухню, откуда доносились такие вкусные запахи. Профессиональная куртизанка, безусловно, закончив любовную игру, вела бы себя утонченно и изысканно, сохраняя загадочность и недосказанность. Лотта же не могла проигнорировать свой разыгравшийся аппетит. Ей трудно бороться с искушением, поскольку последние дни она ела мало. Лотта чувствовала себя настолько расстроенной и несчастной, находясь в борделе миссис Тронг, что просто не могла смотреть на еду, переносить ее запах. А сейчас она просто умирала от голода.
— К тому же здесь подают неплохой ромовый пунш, — добавил Эван, натягивая на крепкие плечи сюртук и отшвырнув на стул смятый шейный платок.
— Следовало бы обзавестись новым перед тем, как мы отправимся дальше, — заметила Лотта.
— Думаю, в этом нет нужды, — весело ответил он и чмокнул ее в губы.
Эван вышел, Лотта осталась одна. Она накинула простыню и лежала, наблюдая, как сплетаются на потолке отсветы уличных фонарей.
Ее мысли все время возвращались к Эвану. Скорее всего, он прав. Он — тот самый мужчина, который ей нужен. Эван происходил из хорошего рода, он опытен в любви и так внимателен к ней. Лотта чувствовала огромную признательность за то, что он вернул ей веру в себя и напомнил, что плотские радости делают жизнь прекрасной. Как ни странно, именно чувство благодарности, переполняющей ее, а не голод заставляли Лотту с нетерпением дожидаться возвращения Эвана, чтобы снова насладиться близостью, которая возрождала ее к жизни. Но перекусить тоже не помешало бы.
И все же было в их связи что-то большее, чем удовлетворение плотской страсти. Лотта знала: стоит лишь заняться любовью с Эваном, как она вновь попадет во власть будоражащих и неуместных чувств, которые, вопреки жизненному опыту, он пробуждал в ней. Такова ее природа. Прежде ей приходилось притворяться, будто она не придает особого значения своим любовным похождениям. В действительности это то, что лежало на поверхности. А в глубине души она испытывала боль от несбывшихся надежд, которая заставляла вновь и вновь пускаться на поиски. И вряд ли смогла бы объяснить, что пытается найти в этой череде увлечений, но точно знала, что так и не нашла.
Разумеется, с Эваном будет то же самое.
Этот человек купил ее для развлечения, и, что бы ни происходило, ей придется всегда помнить об этом. Эван решил обзавестись любовницей от скуки, приятно скоротать время. Выбор пал на нее. И несмотря на то что он проявил терпение и доброту, нет смысла искать в их отношениях что-то большее. Лотта сделает большую ошибку, если поддастся соблазну снова пуститься на поиски чего-то несуществующего.
Она повернулась, чтобы плотнее завернуться в простыню, защищаясь от холода пустой комнаты. Ранимость — не самая удачная черта для куртизанки. Стоило бы вновь научиться выставлять острые углы. Так поступают настоящие жрицы любви, холодные и бесчувственные, так будет поступать и она. Это — ее будущее.
Эван вернулся с большим подносом, уставленным блюдами, способными угодить здоровому аппетиту. Поев, он уселся у камина читать газету. Лотта, в накинутой на плечи простыне, уселась у окна, наблюдая за публикой на Джордж-стрит, спешащей на балы и в театры. Казалось, сейчас она отрезана от мира, всей этой светской мишуры, прежняя жизнь потеряна для нее навсегда. Пытаясь спастись от внезапно нахлынувшего чувства одиночества, она повернулась к Эвану с явным намерением соблазнить его. С яростной страстью они предались любви. Несмотря на восхитительное наслаждение, в самых глубинах души затаилась все та же душевная боль и потерянность.
Глава 5
Эван проснулся первым. Он лежал и прислушивался к шуму неугомонного Лондона. Уличные торговцы уже зазывали ранних покупателей, тележки молочниц громыхали по мостовой, голоса, звон копыт, шарканье щеток, метущих улицу. Он всегда любил Лондон с его многолюдностью и суетой, стремлением к развлечениям и наслаждению. Париж — потрясающий город. Он самодостаточен и величествен, но Лондон всегда занимал особое место в его сердце, что удивительно при полном равнодушии к Англии вообще и к англичанам в частности.
Он немного подвинулся, стараясь не побеспокоить спящую Лотту, свернувшуюся рядом с ним теплым уютным клубочком. Какое-то время Эван смотрел на нее, с удивлением замечая, что испытывает от этого удовольствие. Она спала, дыша тихо и спокойно, легкая улыбка играла на губах, будто во сне все дневные тревоги оставляли ее, выплывая на поверхность сознания только с пробуждением.
Эван не имел привычки оставаться с женщинами на всю ночь. Он старался никогда не нарушать этого правила, чтобы не привязываться ни к кому. В случае с Лоттой у него просто не было выбора. С другой стороны, в отеле было много свободных комнат, так что можно было снять еще одну. Но эта идея даже не пришла ему в голову. Теперь он лежал и думал: почему?
Он спал недолго. А Лотта, утомленная любовью, уснула сразу же, уютно устроившись в его объятиях. Ее шелковистые локоны рассыпались по его обнаженной груди. Проснувшийся Эван лежал и прислушивался к ее сонному дыханию, наслаждался ее теплом. Он был сбит с толку и смущен, словно неожиданно попал туда, где все дышит покоем и исполнением того заветного, в чем сам порой боишься признаться.
«Все, — думал он, — пошло не по плану прошлым вечером». Ему нужна была самая скандальная в свете и печально известная из разведенных дам Лондона Лотта Пализер. Кто ожидал, что она окажется такой удивительно ранимой и трогательной. Вот кого он заполучил в свою постель! Занимаясь с ней любовью, Эван ощущал глубину и сладость, не знакомые ему прежде. Ему чудились в их отношениях близость и проникновенность, выходящие за обычные рамки секса. Это могло оказаться опасным. Те несколько часов, что они провели вместе, очень сблизили их. Эвану даже показалось, будто он переживает и тревожится за нее.
В свое время он имел дело со многими женщинами и почти всегда получал то легкое и нетребовательное удовольствие, к которому стремился. Практически никогда он не затягивал отношений, никогда не проводил с женщинами время вне постели, никогда не испытывал глубокого чувства ни к одной из них. Искусные и изощренные в любви, куртизанки вызывали у него чувство восхищения. Поэтому то невероятное, незнакомое и абсолютно нежелательное смешение эмоций, которое Эван ощущал от обладания Лоттой Пализер, застало его врасплох. Это не было похоже на прежние мимолетные связи. Он чувствовал себя так взволнованно, словно привел в дом невесту, а не купленную в борделе любовницу. Все началось лишь с небольшого урока искусного обольщения, а привело к гораздо более глубоким последствиям.