- Мия? – взывает ко мне Лола.
- Договорились, - говорю и киваю, гадая, когда же из нас троих именно я стала человеком с таким огромным багажом. Отец Лолы – ветеран войны. Родители Харлоу из Голливуда. Я же всего лишь девочка из Ла-Холья[англ. La Jolla — северо-западный район калифорнийского города Сан-Диего], которая когда-то танцевала. - Я засовываю всё под пресловутую кровать. - Произнесенные вслух слова, кажется, приобретают больший вес. - Я положу всё в коробку к жутким секс-игрушкам Харлоу.
Харлоу посылает мне дерзкий воздушный поцелуй, а Лола кивает. Решено. Лола лучше всех нас знает, что такое стресс и ответственность, и если она может откинуть их подальше на выходные, значит я тоже смогу.
***
Мы останавливаемся у отеля, вываливаемся из машины, держа простенькие спортивные сумки, и выглядим так, словно нас принесла песчаная буря. Я чувствую себя невыносимо грязной. Лишь Харлоу всем своим видом соответствует этому месту. Она выходит из старенького Шеви так, словно этот сияющий чёрный седан каким-то образом всё ещё приличная машинка, и гордо катит дорогой чемодан позади.
Поднявшись наверх по лестнице, мы теряем дар речи, даже Харлоу – которой это вовсе не свойственно. На этаже всего лишь пара других номеров, и наш четырехместный Скай Сьют просто огромен.
Отец Харлоу, крутой кинооператор, зарезервировал его в качестве выпускного подарка. Мы считали, что получим стандартный номер Вегас-типа, который включает бесплатный шампунь, предполагая, что если уж совсем с ума сойдем, то сделаем набег на минибар, записав всё на его счет. Сникерсы и водка для всех!
Но не ожидали такого. В вестибюле (там есть вестибюль) лежит записка, спрятанная возле пышной корзины с фруктами и бесплатной бутылкой шампанского. В ней говорится, что у нас имеется дворецкий на быстром наборе и массажистка, по первому зову готовая прийти в номер, а также что отец Харлоу более чем счастлив, обеспечить нам обслуживание номера по системе «все включено». Если бы Александр Вега не был счастливо женатым отцом моей лучшей подруги, я бы предложила ему секс в качестве благодарности.
Напомните мне не рассказывать об этом Харлоу.
***
Я росла, меняя сценические наряды и выступая перед сотнями людей, притворяясь из раза в раз. Поэтому чувствую себя уверенно в платье, которое подобрала для меня Харлоу, даже не смотря на то, что мой рваный шрам выставлен на показ. Однако, это ещё цветочки по сравнению с тем, во что одета Лола. Своё платье она так и не примерила.
- Это тебе подарок на выпускной, - говорит Харлоу. - Как бы ты себя чувствовала, если бы я отказалась от дневника, который ты мне подарила?
Лола смеется, бросая в неё подушку через комнату. - Если бы я сказала тебе вырвать страницы и сделать из них платье, которое едва прикрывает твою задницу, да, тогда бы ты имела полное право отказаться от моего подарка.
Я одергиваю край платья, молча соглашаясь с Лолой и желая, чтобы оно было хоть чуточку длиннее. Теперь я стараюсь выбирать наряды, которые не оголяют мои бедра.
- Мия надела свое, - я издаю стон, когда Харлоу обращает на меня внимание.
- Мия выросла в балетном купальнике, она миниатюрная и телосложение у нее как у газели, - поясняет Лола. - К тому же, я уверена, что приглядевшись, смогу увидеть ее киску. А вот ты, мою вагину, потому что я пять дюймов выше Мии.
- Ты такая упрямая.
- Ты такая распутная.
Стоя у окна и слушая их спор, я успокаиваюсь, наблюдая за пешеходами на улице. С 45 этажа, на котором мы живем, они похожи на настоящих муравьишек. Ума не приложу, почему Лола продолжает цапаться с Харлоу. Все мы знаем, что это вопрос времени, прежде чем она уступит, потому что Харлоу - огромная заноза в заднице, и она всегда добивается своего. Звучит странно, но мне всегда в ней нравилось то, что она знает, чего хочет и добивается этого. Лола такая же во многих отношениях, но действует мягче, чем Харлоу, менее прямолинейно.
Лола тяжело вздыхает, и как и ожидалось, в итоге, признает поражение. Она достаточно умна, чтобы понять, что ведет безнадежную борьбу, так что всего лишь через несколько минут втиснувшись в платье и туфли, мы отправляемся вниз.
***
День выдался длинным. Мы окончили колледж, смыли пыль и волнения реальной жизни с наших тел, а сейчас Харлоу с удовольствием заказывает выпивку. Более того, она обожает наблюдать за тем, как другие пьют напитки, которые она заказала. Когда часовая стрелка подходит к 9:30, я делаю вывод, что алкоголя выпито достаточно: мы коверкаем некоторые слова, но, по крайней мере, ещё можем ходить. Не помню, когда в последний раз видела как Лола и Харлоу так смеялись. Щека Лолы покоится на ее скрещённых руках, а плечи сотрясаются от смеха. Голова Харлоу откинута назад, а её хихиканье отчетливо слышно в баре, не смотря на громкую и ритмичную музыку.
Когда Харлоу отодвигается в сторону, я встречаюсь взглядом с мужчиной по ту сторону переполненной комнаты. Я не могу разглядеть всех его черт в тёмном баре, но он явно на несколько лет старше нас, высокий, со светло каштановыми волосами и тёмными бровями над сверкающими озорными глазами. Он наблюдает за нами и улыбается так, словно у него нет необходимости участвовать в нашем веселье; он просто хочет наслаждаться им со стороны. Ещё двое парней стоят возле него, болтая и указывая на что-то в дальнем углу. Но он не отводит взгляда, наоборот, его улыбка становится шире.
Не могу перестать глазеть, и это сбивает с толку, потому что обычно, когда дело касается незнакомцев, я просто отвожу взгляд. Мое сердце бьётся в груди, напоминая, что мне полагается чувствовать большую неловкость, чем я чувствую сейчас, возможно, советуя сосредоточиться на выпивке. Мне с трудом удаётся смотреть людям в глаза. Разговоры тоже не мой конек. На самом деле, заикаясь, меня уж точно было не назвать болтушкой.
Но по некоторой причине – давайте винить во всем алкоголь – я не отвожу глаз от знойного красавца по ту сторону бара, а мои губы с готовностью складываются в слово «Привет».
Он возвращает мне приветствие, прежде чем прикусить уголок своей губы, и вау, он должен проделывать это каждый день до конца своей жизни перед каждым человеком, которого встречает. У него есть ямочка и я убеждаю себя, что дело всего лишь в игре света и теней, потому что, ну никак, чёрт подери, не может что-то столь простое быть настолько восхитительным.
Чувствую, как с моими внутренностями происходит что-то странное, и я размышляю о том, это ли люди имеют в виду, когда говорят, что они тают, потому что я определенно чувствую себя не очень уверенно. В районе ниже моей талии ощущается явный трепет заинтересованности, и, боже правый, если только одна улыбка сотворила такое со мной, представьте только, что его…
Харлоу хватает меня за руку, прежде чем я успеваю закончить эту мысль, резко отрывая меня от тщательного изучения его лица и заталкивая меня в скопление трясущихся и извивающихся тел под секс ритм, вырывающийся из колонок. Такие парни, как он, находятся далеко-далеко за чертой моей зоны комфорта. Так что, я засовываю порыв найти его в пресловутую коробку, под пресловутую кровать ко всему остальныму.
***
Мы, должно быть, сдали позиции в Вегасе, потому что после танцев и выпивки, к полуночи возвращаемся в номер, все трое измученные церемонией вручения дипломов на солнце, изнуряющей поездкой и алкоголем, который мы влили в себя хорошенько не закусив.
И хотя в нашем номере намного больше места, чем необходимо - он даже c двумя спальнями - все вместе мы собираемся в одной. Лола и Харлоу уже как несколько минут в отключке, и я слышу знакомое сонное бормотание Харлоу. Лола же на удивление тиха и неподвижна. Она заворачивается в кокон из одеяла, и я вспоминаю, как раньше - во время наших вечеринок с ночевками - боялась, что она уснет прямо во время посиделок. У меня даже несколько раз возникала мысль проверить ее пульс.
Но по ту сторону холла вечеринка в разгаре и я, в любом случае, не смогу проверить этого сейчас.
От грохота тяжелого баса сотрясается висящий надо мной светильник. Мужские голоса рокочут в свободном пространстве, отделяющем наши номера; они кричат и смеются, у них своя собственная маленькая какофония улюлюканья и других мужских звуков. Где-то вдали мяч ударяется о стену, и хотя я могу выделить всего лишь несколько отдельных голосов в этой неразберихе, они создают достаточно шума для того, чтобы я поверила в наличие полного номера пьяных парней отрывающихся на выходных в Вегасе.
В два часа ночи ничего не меняется: я пялюсь в потолок, пребывая между сном и бодрствованием. Когда часы показывают три часа ночи, я так раздражена, что готова стать Лас-Вегским кайфоломом только ради того, чтобы получить несколько часов сна перед утренними спа-процедурами.
Я тихо выскальзываю из своей постели, чтобы не разбудить подружек, но смеюсь от абсурдности своей предосторожности. Если они умудряются спать под шум по ту сторону холла, то уж точно не проснутся от того, что я тихо крадусь по устланном коврами полу, и схватив ключ от номера, выскальзываю наружу.
Я бью кулаком в дверь и жду. Моя грудь вздымается от раздражения. Шум ничуть не стихает, и я не уверена, смогу ли ударить достаточно громко, чтобы они меня услышали. Подняв оба кулака, пробую ещё раз. Я не хочу быть таким человеком – жаловаться в Вегасе на людей, которые веселятся – но моей следующей попыткой будет вызов службы безопасности отеля.
На этот раз музыка затихает, и прямо за дверью, раздается звук шагов по кафельному покрытию.
Возможно, я ожидаю увидеть эдакого мудака с трастовым фондом и слишком сильным загаром, явно старше меня. Или группу инвесторов за 30, приехавших покутить на выходных, а ,быть может, комнату, кишащую ребятами из студенческого братства, пьющих из пупка стриптизерши. Но никак не ожидаю увидеть его, парня по ту сторону бара.