Ей думалось о том, что она слабая, но каждый шаг убеждал ее в обратном. Стоило только уткнуться взглядом в движущуюся впереди фигуру, как начинало трепыхаться сердце, и в груди вдруг становилось горячо. И тогда она ускорялась. А когда Егор оборачивался и видел, что она прямо за ним, Варя испытывала прилив радости. Невозможно было разглядеть выражение его лица, но она почему-то думала, что он тоже рад. И весь путь для нее будто был очерчен тем самым силовым полем, которое формировалось вокруг Егора. И если бы она вышла из него, то моментально бы рассыпалась на мелкие частицы. А потом бы и вовсе исчезла, как будто ее и не было.
А еще Варвара не могла не думать о его жене. И думать о ней тоже не могла. Потому что зависть к незнакомой женщине была настолько велика и тяжела, что вызывала невыносимую боль и стыд. Варя даже не представляла, что способна на такое отвратительное чувство. И каждую минуту рядом с Егором оно отравляло, вытягивало жилы и заставляло до боли впиваться ладонями в палки, чтобы с удвоенной силой протыкать снег вокруг себя.
Она даже не поняла, как они оказались в Прохоровке. Не иначе, Столетов очень хорошо знал эти места. И все же, не имея какого-то внутреннего радара, выйти из леса, по мнению Варвары, было просто невозможно.
– Успели до темноты, – хрипло сказал Столетов, а Варя даже не нашлась, что ответить.
Она пыталась успокоить рвущееся из груди дыхание и продолжать дышать носом. Но пересохшие губы не слушались, и ей казалось, что вид у нее сейчас, как у безумной кликуши, готовой разразиться дурным криком, а затем упасть в истерическом припадке.
– Немножко еще... – позвал Столетов и вскинул палку, указывая куда-то впереди себя.
Варя наконец заметила очертания избы, которые сливались с окружающими сумерками, и припустила вслед за Егором, отчаянно хватая холодный воздух ртом и рискуя свалиться замертво на пороге его дома.
Со стоном открылась входная дверь. Варвара, отбросив палки вместе с рукавицами, вытянула руки.
– Куда ты... – успел крикнуть Егор, но она прямо на лыжах вломилась в сени.
Залаял пес. Варя нащупала стену и привалилась к ней плечом. Услышала, как отщелкнулись крепления ботинок Егора, как звонко ударились палки, а затем ухнула дверь за его спиной.
– Ну-ка, ну-ка, не спать! – Столетов легонько потряс ее за плечи, а затем, двигаясь ладонями вдоль ее тела, опустился к ногам.
Варвара представила, как он пытается отодрать резинки от валенок, выкапывая их из намерзшего снега, и ей стало смешно. Это был нервный смех, помноженный на переживания и осознание того, что она снова здесь, у него... Вдвоем и наедине. Будто судьба, решив однажды истрепать ей нервы, вконец обнаглела и теперь решила еще и поиздеваться. Ведь для того, чтобы вернуться на Сладкий, как совсем недавно решила Варя, ей потребуются даже не силы, а двигатель внутреннего сгорания. И желательно от самолета. Потому что сама Варвара Павлова сгорала совсем по другой причине, к тому же, вхолостую...
– Все, пойдем... – тихо сказал Егор и подтолкнул ее вперед.
В избе было тепло. По памяти Варвара нащупала скамью у порога и сползла на нее, вытянув ноги. В нее тут же уткнулся собачий нос и заелозил по раскрытой ладони.
Тяжело ступая, Егор пересек комнату, чиркнул зажигалкой, и скоро комнату озарил подрагивающий желтый свет.
– Сейчас еще свечи найду, – пробормотал он и загремел в шкафу.
– Нормально... Хватит... – ответила Варя и закрыла глаза.
– Устала?
Варя развязала платок и посмотрела на Егора.
– Это что-то такое... такое... Все тело гудит. И в голове звенит.
– Сейчас согреешься и вообще запоешь! Так, печку надо истопить! И чай! Нам срочно нужен чай!
Он расстегнул куртку и вытащил череп. Варвара тут же подобралась и взглянула на черного пса.
– Ты раздевайся, я Джека выпущу на пару минут, и сразу вернусь, хорошо? – Столетов свистнул, и пес затрусил к двери. – Умный, да?
– Да, – кивнула Варя. – Возвращайся скорее, ладно?
Егор замер. Свеча вспыхнула ярче, и Варваре показалось, что и взгляд Столетова словно обрел какой-то другой, внутренний свет.
Силовое поле и гравитация в действии
Кажется, ее слова если не смутили, то насторожили Егора. Он качнул головой и отвел глаза.
– Обживайся пока... – сказал он довольно сухо и быстро вышел вслед за своим черным псом.
Варвара растерялась, не понимая, что она опять сказала не так. Но уже через минуту мысли ее закрутились вокруг его фразы: «Обживайся...» Было в ней что-то такое, отчего кровь прилила к щекам и забурлила по венам.
Ей нравилось его жилище. Даже не обстановкой, а тем спокойствием, которое порой настигает в самых, казалось бы, неприспособленных или незнакомых до этого местах. Права баба Люба, энергетика здесь особенная. И если не принимать во внимание тюрьму на Огненном и страшную находку в развалинах, то можно было бы назвать ее сказочной.
Вот есть она – Варвара-краса, и есть Морозко... Чем не сказка? Правда, желания у Варвары вполне приземленные. Так это от того, что она не питает иллюзий и не ждет подарков от доброго волшебника. Но мечтать ведь не вредно. Вредно не мечтать.
С тяжелым вздохом Варя поднялась и сбросила на лавку тяжелый тулуп. Плечи и спина ныли, будто она всю дорогу таскала на себе мешок с картошкой. Кажется, каждая мышца вдруг решила заявить о себе и привлечь внимание нерадивой хозяйки. В сторону полетели и валенки, от которых саднило под коленями.
Прижав ладони к печи, Варвара наконец с опаской посмотрела на череп. В свете свечи он выглядел еще более зловещим. Вытянутая мощная челюсть и крутой лоб, – собака явно была крупной. Варя подошла ближе, но прикасаться к мертвой голове не стала. Здесь, в избе, ей не хотелось даже думать о том, что произошло с этим несчастным псом. Однако она решила, что когда доведет дело до конца, а она чувствовала в себе непреодолимое желание это сделать, обнаружатся многие вещи, скрытые до сих пор. И тогда тому же Ермоленко придется признать, что кое-кто на его участке творит непотребство, да еще и с помощью черной магии.
«Эх, Семен Аркадьевич! Вы как в воду глядели, посылая меня сюда! – Варя обхватила себя за плечи. – Подумать только, черная магия! Живы, живы еще предрассудки в таких вот далеких от столиц местах...»
Размышляя об этом, Варвара наткнулась взглядом на лежавшую поверх книжной стопки толстую тетрадь. Без задней мысли она взяла и раскрыла ее в том месте, где вместо закладки лежал обычный простой карандаш. Почерк у Столетова был размашистый и твердый, но Варе пришлось напрячь зрение, потому что света было недостаточно, и строчки сливались в сплошную серую массу.
«Ты моя жена, и если бы у нас был ребенок, то...»
В сенях хлопнула дверь. Варвара едва успела одернуть руку, когда в комнату вошел Столетов.
Он прижимал к груди несколько поленьев. Довольный пес вился у его ног, и только когда Егор кивком указал ему на подстилку, завозился на ней, старательно вычесывая себя за ушами.
– Ты почему босиком? – Столетов нахмурился, а Варвара привстала на цыпочки и натянулась, как струна, ошарашенная его грубоватым тоном.
– Я только что сняла валенки, – стала она оправдываться, – потому что ноги устали.
– Вот что ты за человек, а? – Столетов свалил поленья у печки, снял куртку и шапку. – Взять бы хворостину и отстегать тебя по одному месту!
Порывшись за печкой, он вынес теплые носки, которые по всей видимости принадлежали ему.
Варвара ойкнула, когда Столетов присел перед ней на корточки и взял ее ступню в руку.
– Н-не надо... я сама... – прошептала она и замерла, навалившись на край стола.
– Сама... все сама... – пробурчал Егор и накрыл ее ногу второй ладонью.
Варя зажмурилась, безуспешно пытаясь унять непонятное головокружение.
– Теплые ноги-то, – хрипло сказал Егор. – Это хорошо.
– Потому что валенки... – пискнула Варвара и сглотнула.
Его макушка оказалась совсем рядом, и ей нестерпимо захотелось погладить Егора по волосам. Она почти сделала это – коснулась пальцами до пшеничного вихра, но в это самое мгновение он поднял голову и уставился на нее. Варина рука застыла в воздухе, а сама она, не мигая, глядела на него и боялась, что потеряет сознание, потому что именно сейчас буквально проваливалась внутрь его бездонных мятежных зрачков.
– Я баню затопил. Тебе нужно хорошенько прогреться. – Сквозь гул в ушах донесся до нее голос Егора.
Варвара облизала губы и прерывисто вздохнула. Наверное, стоило что-то ответить, возразить, отказаться! Сослаться на то, что ей нужно идти на Сладкий! Напомнить ему о том, что он, в конце концов, женат! Но...
– Да... Я люблю баню... – прошептала она единственное, что пришло в голову.
Столетов по очереди натянул носки на ее ноги и спросил:
– Помнишь, как у Высоцкого? Протопи ты мне баньку по-черному? Вот что-то типа этого... Надеюсь, не испугаешься. И не сбежишь...
Варя промычала что-то нечленораздельное, потому что мозг ее напоминал вязкую сладкую патоку. Нет, разумеется, ей бы и в голову не пришло, что Егор делает все это, чтобы ее соблазнить. У него уже была такая возможность, но он не воспользовался ею. Значит, это просто забота о попавшем в беду человеке. К тому же, он врач...
Но как же нереально сложно было заставить поверить в это себя, когда гулко бьющееся сердце распирает ребра, а колени непроизвольно сжимаются, пытаясь удержать сладко-ноющую истому в животе.
– На мне скоро ни одной своей вещи не останется, – усмехнулась она, чтобы скрыть обуявшие ее чувства. – Тулуп, валенки, штаны... Носки вот теперь...
– Уверен, что кое-что у тебя точно осталось свое, – Столетов выгнул бровь и поднялся.
Теперь он опять нависал над ней, и Варя сгорала от желания прижаться к его широкой груди.
– Я сейчас огонь разведу, чайник поставлю. Подождешь? – спросил Егор. Он тут же занялся делом. Не спеша, уверенно, без единого лишнего движения.
Рядом с таким мужчиной можно не суетиться, вдруг подумала Варя. Не метаться, как сраный веник, а просто быть женщиной. Римма потому и спокойная, как танк, потому что уверена в своем муже. И когда она говорит о нем, а особенно, когда ругает, глаза у нее становятся добрыми и смешливыми.