Наваждение уступило место вопросам. Кому было известно, что у меня назначена встреча с Аланом Хинкли? Да в общем-то, всем подряд, но кому, кроме нас с Аланом, было известно, где и когда именно? Голова у меня затрещала, и не из-за побоев. Я потерла переносицу, отгоняя мигрень. Значит, Алан кому-то сказал об этом уже после того, как отправил мне сообщение. К тому же я потеряла мобильник в «Голубом сердце», так что посмотреть мои сообщения мог кто угодно. Я откинулась к стене, и плечо снова пронзила боль.
Я вцепилась в плед и замерла, пытаясь унять ее усилием воли.
— Кто же может проводить этот ритуал?
На лоб Малику упала влажная темная прядь.
— Здесь, в Лондоне? По меньшей мере восемь вампиров, возможно и девять. — Он отбросил волосы со лба и посмотрел мне в глаза. — В том числе и я.
Я облизнула губы. Он не стал даже раздумывать над ответом. Что он здесь делает, если все это, возможно, его рук дело?
Я сощурилась:
— Ты всегда такой хозяйственный?
Он посмотрел на меня пронзительными темными глазами.
Внутри у меня, описывая в груди нервные спирали, расцвел жар.
— Просто мне не кажется, что хозяйственность не так уж свойственна вампирам, — проговорила я. — Так зачем же ты здесь, Малик? Чего ты от меня хочешь?
Малик отнес тазик обратно в кухню и вымыл руки, а потом вернулся и посмотрел на меня сверху вниз.
— Почему ты отвезла меня на набережную, а не прямо к Скотленд-Ярду?
Я нахмурилась — вопрос сбил меня с толку.
— Потому что Алан Хинкли назначил мне встречу именно там. Я тебе так и сказала.
— Но Алана Хинкли там не было. — Малик говорил мягко и неторопливо. — Вместо него там была засада, которая едва не достигла цели.
— Очевидно, кто-то воспользовался или самим Хинкли, или полученными от него сведениями, чтобы разделаться со мной.
— Нет. — Малик грациозно опустился на корточки и оперся локтями о бедра. — Мне кажется, засаду устроили не на тебя.
Я фыркнула:
— Может, ты сам меня и заманил.
Он подался вперед, и сердце у меня заколотилось от ужаса. Я хотела отпрянуть от него, но спина у меня уже прижималась к стене, и отпрянуть было некуда.
— Или это ты обманула меня, Женевьева?
— Что?! — Я изумленно уставилась на него.
Он выбросил вперед руку и схватил меня за подбородок:
— Чары, которые не дали мне войти в сквер, оглушили меня, но тебя не остановили.
Я дернула головой и вырвалась:
— Кто-то включил чары уже после того, как я прошла в калитку, и они не дали мне выйти.
— Правда?
— Сам знаешь, что да! — рявкнула я.
— Чары были настолько сильны, что я на несколько минут лишился сознания. — Глаза его сузились. — И за это время кто-то ударил меня по голове камнем из поребрика.
Это объяснило, откуда у него взялась вмятина в черепе, но не объяснило, куда он клонит.
— Тот, кто меня ударил, был из твоих сородичей, — закончил он обвиняющим тоном.
Ах вот оно что... Значит...
— И нечего так на меня глядеть! — отчеканила я. — Если ты помнишь, мне тоже крепко досталось!
— Если бы меня не обволок твой аромат, я их заметил бы. — Малик провел пальцем по моему раненому плечу. — Предполагалось, что я войду в сквер вместе с тобой? — Палец скользнул ниже по сломанной руке. — А когда они напали бы на меня, ты не стала бы вмешиваться? Или стояла бы и смотрела — и аплодировала? Вероятно, поэтому им пришлось импровизировать?
— Молодец, решил, что это я тебя подставила, только потому, что кто-то из волшебного народа подправил тебе башку! — Я фыркнула. — Хорошо, раз уж у нас тут фестиваль идиотских версий, как насчет ревенантов? Ты только что сказал, что их может создать только вампир, вот, наверное, ты сам их и сделал! Потому что лично я ни при каких обстоятельствах не стану иметь дело с вампирами!
— Но ты же имеешь дело с вампирами, правда, Женевьева?
Его пальцы обхватили мое левое запястье и вывернули руку ладонью вверх.
Боль пронеслась по руке, словно лесной пожар, и я не успела сдержаться и закричала. Малик прикоснулся пальцем к моей ладони, и боль стихла, словно задули спичку.
— Посмотри, как слушается меня твое тело. — Голос его прозвучал печально.
Еще одно прикосновение — и плечо снова опалило болью, только кричать я не могла: он мне не позволил. Я могла только глядеть на него, вытаращив глаза, а сердце так и билось о ребра.
Потом боль снова утихла, и я облегченно обмякла.
— Ты не будешь сопротивляться. — Это был приказ. — Иначе мне придется снова сделать тебе больно. Понимаешь?
— Ага, значит, ты любитель пыток, — выдавила я.
— Нет, не любитель, — сокрушенно вздохнул Малик. — Но я не щепетилен.
— А пошел ты...
— Ты ведь совсем не хочешь меня выгонять, — усмехнулся он уголком рта. — Так или иначе, нам сначала нужно кое-что прояснить, правда? — Он явно ждал ответа.
Можно подумать, у меня есть выбор... Я кивнула.
— Этой ночью у полицейского участка... — Малик погладил мне ладонь, — я сам не ожидал, что мне удастся с такой легкостью проникнуть в твой разум и повлиять на твое тело. Интересно, почему так случилось? — Он опустил глаза на мою руку. — Ты даже предложила мне свою кровь без колебаний. Это необычно, особенно для сиды.
На моей ладони проступила кровь — четыре ярких полумесяца.
Это было так же страшно, как и в первый раз.
Но еще страшнее было полное отсутствие давешнего безумия — я совсем не ощущала отчаянной тяги дать Малику все, что он захочет, и только тут поняла, что он с самого начала играл с моим разумом в кошки-мышки.
А теперь он играл с моим телом, не трогая разум.
Он взял меня за руку и поднес ее к губам, и я знала, что должно быть больно, и прямо-таки слышала, как скрипят друг о друга обломки костей. Но я не чувствовала ничего, кроме прохладного дыхания на коже и прикосновения теплого языка к ладони.
Я глядела на Малика, полностью отдавая себе отчет в том, что тело трепещет от восторга, и проклиная себя за то, что он для меня до сих пор желанен.
— Но твоя кровь уже сказала мне, кто твоя Госпожа.
Он вонзил клыки в бугорок у основания большого пальца и содрогнулся всем телом.
Острое жало глубоко вонзилось в мою плоть, и я задохнулась от удовольствия.
«Твоя кровь напомнила мне о ней, только я в это не поверил», — прозвучал у меня в голове его голос.
— Нет у меня никакой Госпожи! — прошипела я сквозь сжатые зубы.
Малик поднял голову и вздохнул одновременно грозно и печально:
— У нее недостает силы, чтобы сохранять кровные узы с такой, как ты, поэтому я и решил, будто ошибся. — В его зрачках полыхнули алые точки. — Лишь тогда я нашел и ее, и демона, который захватил ее тело и торговал ее душой.
Не сводя с меня глаз, он снова прильнул к ране на моей ладони.
«Твоя кровь напомнила мне о ней».
Между ног у меня стало жарко, и я уткнулась носом в колени, стараясь не замечать этого жара и не слышать, как Малик насыщается. Его пальцы вплелись мне в волосы, он поднял мою безвольную голову.
— А когда она вонзила клинок мне в сердце, — тут он взял меня за другую руку и прижал к звездочке под ребрами, — я все понял.
В голове у меня, словно слайды, замелькали слова и картинки давешней ночи. Малик настаивает, что я Роза, я наслаждаюсь его укусом, мне страшно, что он меня убьет, моя альтер-вамп вонзает в него нож, воспоминание о том, как Малик призывает меня, призывает мою кровь.
— Нет, — прошептала я с пересохшим ртом. — У меня нет Госпожи.
На лице Малика появилось холодное выражение.
— Создать кровные узы с тобой, соединиться с тобой — это достойная месть. — Он поцеловал меня в губы, и я ощутила медовый привкус собственной крови. — Она понимала, как я жажду тебя, — пробормотал Малик, — но допустить, чтобы она была одержима демоном... нет, этого я допустить не могу. — Его губы скользнули по моему уху. — Ты должна передать ей привет от меня. Это единственная причина, по которой я оставляю тебя в живых.
От его слов меня пробила дрожь.
Я видела собственное отражение в его обсидиановых глазах, я скользила по ним, словно по черному льду, страшась того, что таится в их глубинах.
— У меня. Нет. Никакой. Госпожи.
Он улыбнулся. И ужас у меня как рукой сняло — по всему телу словно разлилось текучее тепло. Он сел и вытянул ноги.
— Я обладаю Истинным Даром, Женевьева. — Он запрокинул голову, показав шею, и провел ногтем сверху вниз по горлу.
Из царапины выступила густая кровь цвета кларета, и сердце у меня снова заколотилось.
Красивое лицо Малика было исполнено покоя, когда он кончиком пальца надавил на рану. Кровь побежала быстрее, скопилась в яремной ямке.
— Здесь, ближе к сердцу, кровь особенно крепкая.
Он протянул руку и прочертил на моей щеке прохладную влажную линию. Наклонив голову, я уткнулась ему в ладонь, лизнула, чтобы попробовать кровь на вкус. Малик погладил мне шею, нежно прикоснувшись к пульсирующей точке на горле.
— Иди сюда. Я предлагаю тебе свою кровь по доброй воле.
Я прижала руку к его груди. Его плоть была холодна и неподвижна. Мне стало не по себе, но это быстро прошло. Я нагнулась к Малику, вдохнула аромат меди, лакрицы и сладкого рахат-лукума — его кровь — и шлейф густых темных пряностей — его собственный запах.
По всему телу у меня побежали мурашки.
Он сильнее надавил мне на затылок, притягивая к себе.
Я посмотрела на него. Глаза у него стали как черные озера, в зрачках вспыхивали крошечные огоньки. От страха у меня пересохло во рту и напрягся живот.
«Иди ко мне, и тогда я исцелю тебя», — прошептал его голос у меня в голове.
Во мне взметнулась жажда, и я приникла губами к его крови, ее пряная острота искрами рассыпалась по языку. Я прижалась ртом к царапине и принялась сосать. Дивный нектар прохладой струился в горло, и головокружительный холод покрыл инеем зазубренные края моей боли и выжег ее без следа.
— Хватит, — промурлыкал Малик, его ладони стиснули мне голову и попытались оттолкнуть меня.