– Нет. Она оставляет в комнате кошачий лоток.
– С ней нужно гулять. Это не кошка.
По взгляду Кассио я поняла, что лучше бы мне немедленно заткнуться.
– Тогда я с ней погуляю. У вас ведь есть поводок?
Он остановился на площадке второго этажа. Я заметила, что на виске у него запульсировала вена.
– У тебя не будет времени на прогулки с собакой. Ты должна заботиться о моих детях.
Его детях. Прозвучало это так, будто я работаю у него нянькой, а в качестве бонуса с ним сплю.
– Детям тоже нужен свежий воздух.
Он снисходительно посмотрел на меня, как будто я несмышленый ребёнок, которого нужно пожурить. Он не считал, что я способна справиться с его детьми, а тем более с собакой.
Возможно, он прав, но кто-то из нас должен хотя бы попытаться. У меня было такое чувство, что как бы хорошо Кассио ни контролировал своих солдат, свой город и свою жизнь, его собственный дом и семья отбились от рук. Он не мог с ними справиться, и похоже, уже потерял всякую надежду хоть что-то с этим сделать. А сейчас предполагалось, что я, начитавшись книг и не имея никакого представления о воспитании собак и детей в реальной жизни, разгребу весь этот хаос.
Все четыре месяца после нашей помолвки я только и делала, что боялась нашей первой брачной ночи. Теперь это казалось мне такой наивностью – что обычный секс вызывал во мне такой трепет. Самая легкая моя битва – лечь с Кассио в постель. Наладить отношения в этой семье, превратить ее в родную мне семью – вот самая сложная задача для меня.
Глядя в усталые глаза Кассио я поклялась себе что во что бы то ни стало это сделаю.
9
Кассио
В груди поднималось глухое раздражение. Джулия спокойно стояла и смотрела на меня, воображая, что все знает. В этом преимущество молодости – ты уверен, что знаешь, как должен быть устроен мир, и что можешь изменить его в угоду своим идеалам. Скоро она поймёт, что ее идеалы – это не более чем подростковая дурь.
– Идём, – процедил я сквозь зубы, стараясь не выплеснуть на неё разочарование, копившееся последние несколько месяцев.
По большому счету, только я был виноват в том, что согласился на это брак, поверив в то, что восемнадцатилетняя девчонка сможет стать хорошей женой и матерью. При мысли о том, что Джулия станет еще одной версией Гайи, желудок болезненно сжался.
Джулия открыла рот, как будто собираясь продолжить спор, но я свирепо посмотрел на нее. Ей следует научиться держать язык за зубами. Она поджала губы и промолчала.
Сначала я проводил ее в комнату Даниэле. Открыл дверь, но не стал зажигать свет. Кровать Даниэле оказалась пуста.
– Где он? – с тревогой прошептала Джулия, подходя к кровати.
Сердце защемило. Резко повернувшись, я вышел из комнаты и прошёл по коридору. Джулия шла за мной по пятам. Догнав меня, она осторожно позвала:
– Кассио?
Я не ответил, просто не смог себя заставить произнести хоть слово.
Последняя дверь слева была приоткрыта. Я так и знал. Толкнул ее и благодаря свету, проникающему из коридора, на двуспальной кровати увидел фигурку Даниэле. Он свернулся калачиком и лежал, укрытый своим одеялком. Я вздохнул поглубже, снедаемый чувством вины, от которого внутри всё сжималось. Лучше злиться на Гайю – эта эмоция была понятней.
Я чувствовал, что на меня смотрит Джулия, что у неё на языке крутится множество вопросов. В тишине комнаты меня бесили даже ее невысказанные слова. Она сделала несколько робких шажков в сторону Даниэле. Резко выбросив руку вперёд, я вцепился в ее плечо, не рассчитав силы и сжав сильнее, чем собирался. Джулия вздрогнула и посмотрела на меня с болью, явно никак не связанной с моей чересчур жесткой хваткой. Опустив руку, я подошёл к кровати. Замер, вглядываясь в заплаканное лицо сына. Сейчас ему всего два годика, через месяц исполняется три, в этом возрасте слезы – обычное явление. Однако пройдёт немного времени, и все изменится.
Наклонившись и стараясь не разбудить, я осторожно взял его на руки. Он выворачивался и закатывал истерику всякий раз, когда я пытался поднять его. Но сейчас не проснулся. Завернув в одеяло, я прижал к себе его тельце, и маленькая белокурая головка упала мне на грудь.
Я вышел из спальни и понёс Даниэле обратно в его комнату. Джулия молча шла за мной. Уложив в кроватку, укрыл его одеялом и осторожно погладил по голове. Джулия с порога наблюдала за мной. Чувствуя на себе ее взгляд, я выпрямился и направился на выход. Она отошла назад, давая мне возможность закрыть дверь.
Она с состраданием посмотрела на меня.
– Он всегда приходит по ночам в твою спальню?
– Она не моя, – нехотя признался я. – Это комнаты Гайи. Я сплю в главной спальне.
– Ох. – На ее лице отразилось явное замешательство. – Так вы не спали вместе с покойной женой?
Пытаясь сдержать злость и, что ещё противнее – невыносимое чувство утраты – я покрепче стиснул зубы.
– Нет, – коротко бросил я и отправился в комнату Симоны.
Джулия поспешила за мной. Она не могла оставить эту тему. Ей обязательно надо всюду сунуть свой нос.
– Это ты не хотел спать с ней в одной комнате?
Я свирепо уставился на неё.
– Нет. Гайя так захотела. А теперь хватит лезть ко мне со своими вопросами, – резко оборвал я ее угрожающим тоном, который предназначался для тех солдат, которыми был недоволен. Но он точно не для собственной жены.
Я отвернулся, чтобы не видеть обиды на лице Джулии. С силой вцепившись в ручку, я открыл дверь в спальню дочери. Больше не оглядываясь на Джулию, подошёл к колыбели, где крепко спала Симона. Какая-то часть тьмы, теснившейся в груди, рассеялась, но только часть. Мне даже трудно вспомнить то время, когда в моих мыслях не властвовала тьма. Я погладил большим пальцем пухлую щечку дочери, наклонился и поцеловал ее в лобик. И только когда собрался выходить из комнаты, Джулия подала голос.
– А что с радионяней?
Я запнулся. А ведь она права. Сегодня впервые за это время ни Сибил, ни кто-то из прислуги не остались на ночь. Они всегда включали ночью радионяню. Если я просыпался от плача Симоны, то укачивал ее сам. Вернувшись к кроватке, я прихватил с комода радионяню, затем вышел в коридор и прикрыл дверь.
– Как ты догадалась?
Джулия пожала плечами.
– Я про эти штуки читала, а когда увидела ее здесь, подумала, что она пригодится. – Она закусила губу. – Ты что, никогда раньше ею не пользовался?
Я посмотрел на маленькую рацию.
– Нет. Гайя или Сибилла забирали ее на ночь… – Поколебавшись, я протянул радионяню Джулии. Она слегка нахмурилась, но взяла ее у меня из рук.
– Она должна улавливать малейшие шорохи, но пока Симона не плачет, вставать не надо.
Джулия кивнула, но не произнесла ни слова, хотя я видел, что у неё есть что сказать. Меня ее молчание порадовало. Я махнул рукой вглубь коридора.
– Пойдем-ка спать. Мне рано вставать. А Симона наверняка сегодня не один раз нас разбудит.
Провожая Джулию в хозяйскую спальню, я задавался вопросом, на сколько ее хватит, прежде чем она захочет съехать в одну из гостевых.
Включив свет, жестом пригласил Джулию внутрь. Она проскользнула мимо меня в просторную комнату и с интересом огляделась вокруг. Возле двери в гардеробную стояли три ее чемодана.
– Я сказал Сибил, то ты, вероятно, сама захочешь распаковать свою одежду.
– Да, спасибо. Так я буду знать, где что лежит, – рассеянно сказала она, подходя к окну и выглядывая на улицу.
В такой темноте можно было разглядеть только очертания деревьев в саду. Джулия казалась такой хрупкой, что мне пришлось подавить желание подойти и обнять ее за плечи. Прошедшей ночью ей пришлось смириться с моей близостью, но я не стану снова принуждать ее спать со мной.
Я прокашлялся, заставив Джулию обернуться. Она посмотрела на двуспальную кровать темного дерева. На ее лице промелькнула тревога.
– Приму душ, – рявкнул я и скрылся в ванной.
Я даже толком не понял, что вывело меня сегодня из себя. Практически весь последний год я был как натянутая струна. С каждым днём все труднее было справляться с эмоциями. Только один раз я дал выплеснуться своему раздражению и сразу почувствовал себя лучше. Гораздо лучше. Но в результате это стоило моим детям матери. Чтобы ненароком не ступить на эту зыбкую почву, я принялся чистить зубы собираясь лечь в постель. В постель с женщиной, которая не хочет меня.
Джулии удавалось скрывать свои чувства лучше, чем Гайе. И все же, вряд ли она могла испытывать что-то кроме обиды, учитывая, что ее выдали за меня насильно. Ее чувства яснее ясного. Страх. Но беспокоиться ей не стоит. Я могу себя контролировать, несмотря на темный голод по прекрасной киске моей молодой жены. Сама мысль о том, чтобы снова переспать с женщиной, которая меня не хочет, вызывала у меня отвращение. Мне хватило этого за годы брака с Гайей. Даже когда она сама приходила ко мне за сексом – как правило, на это у неё были свои скрытые мотивы – спать со мной она не хотела. Да даже когда я ее трахал, она думала не обо мне.
Ещё один приступ ярости скрутил внутренности тугим узлом. Я сплюнул пасту в раковину, умылся и переоделся в пижаму. Вернулся в спальню злой и то, что увидел, разозлило ещё больше. Джулия переоделась в атласную ночнушку с маленькими подсолнухами. Она разглядывала фотографию пляжа с белоснежным песком, сделанную из моего дома на острове Лонг Бич в один из прекрасных весенних дней. Снимок, который, по идее, должен приносить мне умиротворение.
Все тщетно. Какой смысл злиться на ее выбор одежды, особенно когда она ей так шла? Но я ничего не мог с собой поделать.
– Я же велел тебе избавиться от этих жутких подсолнухов.
Джулия подскочила от неожиданности и резко обернулась. Ее волосы плавными волнами укрыли обнаженные плечи. Она широко распахнула глаза – такие же голубые, как небо на фотографии над ее головой.
– Что, прости?
Я ещё больше вскипел, и Джулия тут ни причём. С тех пор, как увидел Даниэле, свернувшегося калачиком на кровати своей матери, в груди клокотало все сильнее. Каждую ночь он приходил в ее спальню, хотя я велел ему больше так не делать.