– Я прислал тебе новую одежду. И жду, что ты будешь ее носить.
Джулия вздернула подбородок.
– Я знаю, ты хочешь, чтобы на людях я выглядела как настоящая леди, но не понимаю, почему не могу носить то, что мне нравится, когда мы наедине. То, что стала твоей женой, не значит, что я перестала быть собой. Я не стану изображать из себя кого-то только потому что не нравлюсь тебе такой, какая есть. Ты сам решил на мне жениться. И как бы тебе ни хотелось, слепить из меня покорную жену у тебя не получится. Ты не можешь контролировать всё на свете, даже если считаешь это своей обязанностью.
Да она понятия не имеет, о чем говорит! Я двинулся на неё. Задрав голову, Джулия прямо встретила мой полный ярости взгляд. Ее тело покрылось гусиной кожей, а соски выделяясь под тонкой тканью сорочки, превратившись в твёрдые горошины.
– Ты правда в это веришь? В моем подчинении сотни людей и целый город, но ты считаешь, что я не могу контролировать тебя? – Я наступал, заставляя Джулию пятиться к стене.
– Хватит меня пугать, – пропищала она и попыталась прошмыгнуть мимо.
Выбросив вперёд руку, я упёрся ладонью в стену рядом с ее головой, блокируя ей выход.
– Ты должна меня слушаться.
Она взглянула на мою руку, а затем мне в глаза. Придвинулась ближе, почти касаясь меня. И выдохнула, совершенно сбив меня с толку:
– И что ты сделаешь, если я тебя не послушаюсь?
Этот проклятый аромат клубники заполнил пространство вокруг нас. Схватив за талию, я притянул Джулию к себе и, наклонив голову, впился в ее губы. Она замерла в моих объятиях и ахнула мне в рот. Какого хрена я творю?
Джулия
Я застыла, сбитая с толку его внезапной близостью. Как он мог целоваться и злиться одновременно?
Отвернувшись, он с шумом выдохнул и отошёл от меня на несколько шагов.
– Не бойся, – осторожно произнёс он. – Я ничего тебе не сделаю. Прошлой ночью мы выполнили свой долг, но я не буду к тебе приставать, пока ты сама меня не захочешь.
Опять в его голосе прозвучала такая усталость, как будто он не сомневался, что я никогда его не захочу. Что произошло между ним и его женой? Я решила пока о ней не думать и не переживать об этом.
Мне следовало сказать что-нибудь, однако я была слишком напугана – всем, что произошло, поцелуем, который эхом отдавался на губах, и выражением глаз Кассио. Голова шла кругом, казалось, будто меня подхватило течением и закручивало все быстрее и быстрее. Ещё вчера утром я была собой – восемнадцатилетней девушкой, любимые занятия которой – живопись и пилатес. А уже сегодня я жена, мачеха, светская львица подле младшего босса. Среди всех этих новых ролей осталось ли что-нибудь только мое?
Кассио посмотрел на меня и медленно кивнул, как будто увидел ответ на свой даже незаданный вопрос в выражении моего лица. Он отошёл от меня и тяжело опустился на кровать. Его широкие плечи и спина были сплошь иссечены длинными тонкими шрамами, которых я не заметила раньше. Так много шрамов!
Я подошла ближе, чтобы получше рассмотреть. Кассио лишь молча посмотрел снизу вверх на меня. Я потянулась к одному из шрамов и осторожно погладила, но почти сразу отдернула руку.
– Можешь потрогать, – тихо, но немного резко сказал Кассио. Я пробежалась кончиками пальцев по его спине. Некоторые отцы подвергали пыткам собственных сыновей, чтобы сделать их сильнее. Кассио стал сильным и безжалостным. Неужели его отец это сделал?
– Кто это сделал? Твой отец?
Кассио покачал головой. Под его взглядом я начала краснеть. И даже не знала, почему.
– Когда я был примерно в твоем возрасте, я попал в плен к Братве вместе с несколькими нашими людьми. Они меня выпороли перед тем, как приступить к более изощренным пыткам.
От того, как бесстрастно он это сказал, во рту стало сухо.
– Боже мой, какой кошмар!
Я опустилась на край кровати рядом с ним. Мне захотелось наклониться ближе, провести носом по его коже, чтобы вдохнуть мускусный аромат и попробовать ее на вкус. Что за ерунда лезет в голову.
– Почему ты решила, что это сделал мой отец?
– Потому что у мафиози так заведено – именно так они делают из своих сыновей настоящих мужчин. Ты же знаешь, какие у меня дяди… у них любимое занятие – издеваться над собственными детьми.
Кассио на мгновение задержал взгляд на маленьком шраме на моей коленке, потом по очереди оглядел шрамы на бедре и предплечье. Они почти не выделялись, но мы сидели так близко, что не заметить их было нельзя.
– И ещё один на плече. – Я повернулась и показала ему второе плечо. – Четыре шрама. По сравнению с тобой цветочки.
Что-то тёмное, до сих пор таившееся в глубине его глаз, заставило мое сердце забиться чаще.
– Эти шрамы, – тихо начал он. – Это сделал твой отец?
Ну и ну. Теперь я поняла, почему он так смотрел.
– Нет, – поспешила я заверить его и безотчетно положила свою ладонь на его. Он посмотрел вниз на наши соединенные руки, а затем снова на меня. – Он никогда не поднимал на меня руку. И не стал бы меня бить. Отец обожает меня. – Это прозвучало немного тщеславно, зато правда. Отец, конечно, был жесток, как и все в организации, но не дома, не в отношении мамы и меня.
Кассио улыбнулся.
– В этом я его понимаю.
Я прикусила губу. Меня удивили его слова.
– Так откуда у тебя эти шрамы?
– Когда я была маленькой, обожала лазить по деревьям. У нас в саду росло несколько старых высоких деревьев, на которые я все время забиралась, хотя мне строго-настрого запрещали. Однажды я отвлеклась и сорвалась. Сломала себе несколько костей и изрезалась о колючий куст, который рос внизу. Вот так-то. После этого папа приказал вырубить все высокие деревья.
– Послушать тебя, можно подумать, что Феликс хороший отец, хотя как о мужчине у меня о нем сложилось совсем другое мнение.
Я не обиделась на его слова. Папа не пользовался уважением среди своих коллег. Кристиан на это сетовал неоднократно.
– Он тебя тоже недолюбливает.
Кассио от души расхохотался, и, глядя на него, я тоже улыбнулась.
– Он отдал мне тебя. Странный способ продемонстрировать своё отношение.
Наши руки соприкасались, и его ладонь была такой тёплой, большой, сильной. Резко высеченные черты лица и квадратная челюсть с легкой небритостью подчеркивали его мужественность. Я всегда считала себя девушкой, которую привлекают мужчины типа балеруна, очкастого ботаника или мастера спорта по шахматам. Как же я ошибалась! Меня влекло к его телу. Я задержала взгляд на татуировке на его груди, прямо над сердцем.
Рождённый в крови, поклявшийся на крови.
Я вхожу живым, а уйду мертвым.
Я машинально обвела буквы, волосы на его груди щекотали кончики пальцев, вызывая трепет в каждой клеточке моего тела. От моего прикосновения Кассио замер, но его голодный взгляд прожигал меня насквозь. Я его хотела. Мне хотелось вновь почувствовать на себе его сильное тело, его щетину, царапающую мои бёдра, его горячие губы у меня между ног. Меня окатило волной жара.
Я посмотрела выше. Грудь Кассио вздымалась. Он сидел, не шелохнувшись. Он ждал от меня каких-то слов или действий, но я понятия не имела, что делать.
Я убрала руку. Кассио прочистил горло.
– Мне утром рано вставать. Нам пора спать.
– Ладно, – торопливо согласилась я, встала на четвереньки и поползла на свою сторону кровати.
От резкого выдоха Кассио я вздрогнула, осознав, как необдуманно поступила. Я отклячила задницу и встала на четвереньки прямо у него перед носом! И тут я увидела, как сдержанность Кассио рассыпалась в прах. Издав протяжный стон, он схватил меня за бедро и поцеловал в ягодицу, а потом притянул к себе. Губы я уже распахнула от удивления, так что его язык беспрепятственно проник мне в рот. Большая ладонь накрыла затылок, удерживая мою голову на месте. Обжигающий поцелуй Кассио, ощущение его мускулистых бёдер под моей попой и его явное возбуждение отозвались пульсацией между ног. Наше уединение разорвал пронзительный плач. Мы резко отпрянули друг от друга. Кассио недовольно зыркнул на радионяню.
– Симона.
Я вскочила с его коленей. Ноги стали ватными, а трусики прилипли к промежности.
Возбуждение как рукой сняло, когда до меня дошло, что теперь это моя обязанность – укачивать плачущего ребёнка и всё такое.
10
Кассио
Широко распахнув глаза, Джулия уставилась на меня. Я соображал медленнее, чем обычно. На языке все ещё чувствовался ее вкус, а на бёдрах было тепло от ее великолепной задницы. Несмотря на свою решимость держать с ней дистанцию, я при первой же подвернувшейся возможности затащил ее к себе на колени. Она не сопротивлялась. Потому что хотела меня или из-за того, что боялась мне отказать?
Симона заплакала громче.
– Похоже, она проголодалась.
– Ладно? – Джулия была похожа на оленя, застигнутого светом фар.
Вздохнув, я поднялся и поправил член, чтобы не так явно выпирал.
– Пойдем, покажу тебе, что делать.
Накинув халатик, Джулия пошла за мной.
Я направился к лестнице, чтобы спуститься вниз и приготовить смесь, когда Джулия встала как вкопанная.
– Может, будет лучше успокоить ее, а потом уже идти на кухню?
Подумав секунду, я вяло кивнул. Обычно Сибил готовила бутылочку, пока я укачивал Симону. Потом Сибил приходила ее кормить, а я возвращался в постель.
Мы с Джулией вошли в детскую, и я включил свет. Малышка плакала, лицо ее покраснело и скривилось. Меня убивал ее плач. Она и раньше заходилась в крике, но с тех пор, как умерла Гайя, стало просто невыносимо. Теперь мне казалось, что каждый ее крик – это обвинение, тяжким грузом обрушивающееся мне на плечи.
Я подошёл к кроватке, взял Симону на руки и прижал к груди. Она немного затихла. Вздохнув, вернулся к двери, возле которой неуверенно топталась Джулия.
– Ты ведь понятия не имеешь, как обращаться с детьми, да?
Она замялась.