Даниэле с сомнением посмотрел на отца, пропуская его слова мимо ушей.
Хорошая попытка.
– Ты сказала, что он милый, а он весь какой-то сморщенный, и кожа у него на голове шелушится. – Симона сморщила носик.
Кассио вздохнул. Я засмеялась, осторожно вылезла из постели и побрела к ним, преодолевая боль внизу живота.
– Он новорожденный. Они все так выглядят. Мне кажется, он невозможно милый.
– А я тоже была милой? – поинтересовалась Симона.
– Да. – Мы с Кассио выпалили это слово одновременно.
Даниэле нахмурился. Я обняла его одной рукой и прошептала:
– Я тебя люблю.
Он заулыбался, очевидно, выкинув из головы все беспокоящие его мрачные мысли.
– Хорошо, что ты подарила мне брата, а не сестру, как хотела Симона.
– За это скажи спасибо своему отцу.
Почувствовав на себе вопросительные взгляды Симоны и Даниэле, Кассио посмотрел на меня и прищурился. Я, ухмыляясь, подошла к мужу.
– Может, пришло время рассказать о птичках и пчелках?
– Я говорил с Даниэле, а Симоне лет до шестнадцати-семнадцати не надо ничего знать.
Я закатила глаза.
– Мы обручились, когда мне было семнадцать.
– Не напоминай мне. – Он поцеловал меня в губы, отчего наши дети скорчили гримасы отвращения.
– Все получилось как нельзя лучше.
– Да, получилось, – согласился он, с нежностью глядя на нашего новорождённого сына.
После обеда приехали мама с папой и Кристианом. Я не виделась с родителями с похорон Мансуэто, но тогда мы лишь поздоровались. После той ссоры мы больше не разговаривали. Я думала, что они затаили на меня обиду из-за того, что я попросила вмешаться Луку. Именно поэтому удивилась, когда увидела их на пороге больничной палаты.
Кассио отошёл к окну и не стал здороваться с моими родителями, но пожал руку Кристиану, чем вызвал у меня улыбку. Брат повернулся ко мне и неловко обнял, чтобы не придавить спящего у меня на руках Габриэля.
– Поздравляю. Коринна передаёт тебе свои поздравления. Она тоже хотела приехать, но неважно себя чувствует.
Его жена была беременна уже третьим.
– Спасибо, – прошептала я.
– Мама с папой больше не доставят тебе проблем. С папой я поговорил и донёс до него, что если он не хочет потерять нас с тобой, ему нужно, наконец, успокоиться.
Я с благодарностью посмотрела на брата. Кристиан на секунду сжал мое плечо и отошёл, пропуская вперёд маму с папой.
Со слезами на глазах мама подошла ко мне.
– Ах, Джулия!
Она так искренне радовалась, что я позабыла о своей обиде. Начинался новый этап моей жизни, и я не хотела брать в него старый груз прошлого. Мама осторожно обняла меня, стараясь не задеть Габриэля. Погладила его щечку и потрогала крошечные пальчики на руке.
– Господи, я и забыла, какие они бывают маленькие.
Отец топтался в паре шагов позади неё, чувствуя себя не в своей тарелке, но в его взгляде тоже читалось волнение. Я улыбнулась ему, и он шагнул ближе.
– Поздравляю!
– Не хочешь меня обнять?
На его лице отразилось облегчение, и он обнял меня так же нежно, как и мама.
Что делать с Габриэлем, он понятия не имел, поэтому просто легонько погладил его по головке и снова отошёл.
Взглядом Кассио можно было бы заморозить сам ад.
– Надеюсь, к предупреждению Луки ты прислушаешься.
– Кассио, – мягко позвала я его. – Мои родители больше никогда не станут напоминать об этом. Верно?
Я вопросительно посмотрела на них. Если они меня любят, если хотят общаться со мной и со своим внуком, они забудут о том, что сказал им Мансуэто.
Отец тяжело вздохнул и кивнул.
– Если ты правда этого хочешь, мы будем молчать об этом секрете до гробовой доски.
– Спасибо.
Мы уладили этот вопрос и больше к нему не возвращались. Когда позже к нам присоединились Симона и Даниэле, мои родители обнимались и общались с ними как с родными.
Это показало мне, как сильно они боятся меня потерять… и навлечь на себя гнев Луки. Однако я предпочитала видеть только позитив и не думать о негативе. Ведь для счастья у меня было так много всего!
Любящий муж, вполне прилично выдрессированная собака и трое чудесных детей.
Эпилог
Кассио
В прошлом я приезжал в наше бунгало на побережье, чтобы отдохнуть, обрести душевное равновесие и напомнить себе, как прекрасна все же жизнь. Я поднимался с рассветом, выходил на террасу, любовался, как волны набегают на белоснежный песок, и в одиночестве слушал успокаивающий плеск воды.
Сегодня я долго спал. Этому тоже меня научила Джулия. На террасу я вышел поздно, в начале десятого. Джулия с детьми уже встали. Над пляжем разносился смех, не оставив и следа от былой тишины. Но к прошлому меня не тянуло. Теперь я приезжал сюда не за душевным равновесием и чем-то прекрасным. Покой в душе я обрёл, когда в моей жизни появилась Джулия. И для этого мне вовсе не обязательно было ехать за сотни миль в дом на берегу океана. Сейчас достаточно было просто вернуться домой, к жене. Она так прекрасна, что никаких слов не хватит, чтобы ее описать. Прекрасна и душой, и телом.
Закрыв глаза, я подставил лицо утренним лучам солнца. Многие аспекты моей жизни так и остались в тени жестокости, но мой дом стал для меня светлым убежищем.
– Любимый, иди к нам! – позвала Джулия.
Я посмотрел на нее. Одной рукой она укачивала нашего двухмесячного сына, а другой придерживала огромную шляпу, которая так и норовила слететь. Ветер беспощадно трепал это убожество у неё на голове. Я уже спокойно воспринимал ее странную манеру одеваться, но некоторые вещи сводили меня с ума.
– Любимый? – Это слово не просто ласковое обращение, невзначай слетевшее с губ Джулии. Она вкладывала в него смысл каждый раз, когда его произносила.
Джулия сама была воплощением любви, это чувство сквозило в каждом ее жесте, в каждой улыбке, в каждой клеточке ее существа.
Я пошёл к ней навстречу. К босым ступням прилипал песок. Симона с Даниэле резвились в холодной воде, играли в догонялки и хохотали. Хоть для конца октября было довольно тепло, но вода уже остыла. В Филадельфии такие минуты беззаботного ребячества для Даниэле были редкостью. Ему двенадцать, скоро исполнится тринадцать, и остается чуть больше года до того, как он станет членом мафии. В день, когда ему исполнится четырнадцать, он пройдёт церемонию посвящения.
Он мазнул по мне взглядом, улыбнулся, но в этот момент Симона плеснула ему в лицо водой, и он снова бросился ее догонять. Подойдя к Джулии, одной рукой я приобнял ее за талию и притянул к себе, а другой взял ее ладонь, удерживающую шляпу. Первый же порыв ветра унес шляпу и погнал прочь, пока вдалеке не мелькнул в последний раз ядовито-желтый подсолнух.
Джулия с возмущением воззрилась на меня.
– Ты это специально сделал.
Я поцеловал ее, и она растаяла в моих объятиях. Джулия протянула мне Габриэле, и мой сын уставился на меня моими синими глазами. Мою гордость тешило наше с ним физическое сходство, но не меньшую гордость я испытывал за Симону и Даниэле, когда у них получалось то, чему я их учил – та же игра в бильярд. Они оба в ней преуспели. А любил я всех своих троих детей одинаково.
– У меня ещё такие шляпы есть, – язвительно заметила она.
– Я знаю. И уже смирился с твоей любовью к подсолнухам. – Джулия посадила несколько этих гигантов у нас в саду. То место, где прежде была опрятная ухоженная лужайка, сейчас усыпано игрушками детей и Лулу, заросла полевыми цветами и этими желтыми чудовищами. – Ты превратила мою жизнь в хаос.
– Но тебе же нравится этот хаос.
Даниэле с Симоной продолжили свой забег на берегу. Лулу сорвалась с места и с громким лаем бросилась вдогонку за ними. Сегодня весь пол в доме будет усыпан песком. Раньше это могло бы меня разозлить.
– Очень. Мне наша жизнь нравится больше всего на свете. На мой взгляд, она идеальна.
Джулия поцеловала меня в грудь, туда, где билось мое сердце, а затем лобик Габриэля.
– Мы сами сделали ее такой. И каждый день делаем всё для того, чтобы и дальше жить счастливо. Счастье – это выбор.
Я бы не сказал, что это утверждение справедливо для всех, но для меня – однозначно, особенно с тех пор как, в мою жизнь вошла Джулия. Она продолжала каждый день рисовать, даже ходила на курсы живописи, чтобы повысить своё мастерство. На одном из занятий преподаватель дал задание нарисовать картину, которая бы отражала счастье.
И Джулия нарисовала наших детей, Лулу и меня на прогулке по побережью.
В действительности все оказалось так просто! Каждый раз, когда я заглядывал в бумажник и видел фотографию Джулии и нашей маленькой семьи, лишь одно чувство наполняло мое сердце: счастье.
Благодарности
Обычно я всеми силами стараюсь их избегать, потому что боюсь, что обязательно забуду кого-нибудь упомянуть. Тем не менее, я чувствую, что пришло время сказать спасибо.
Мой муж вечно твердит, что я выражаю эмоции еще хуже, чем он, и если бы вы его знали (я частенько зову его «айсберг»), тогда бы поняли, как плохо у меня с этим делом. Возможно, это потому, что авторы большую часть времени проводят за разговорами с самими собой, чем с внешним миром, и я так часто мысленно произношу слова благодарности, что убеждена в том, что действительно сказала их вслух. Эмоции посерьёзнее выразить для меня ещё сложнее, поэтому я просто этого не делаю.
Но так много людей, которые очень помогли мне не только в создании этой книги (здесь лишь малая их часть) но и в моей карьере. Писательство – одинокое занятие. Я люблю писать, общаться с фанатами (если они адекватные). Все остальное, все организационные моменты, которые идут в комплекте к писательству – не очень.
То, что у меня есть хоть какое-то подобие организации – заслуга моей замечательной помощницы Эмили. Именно она организовывает все мои мероприятия. Без неё я была бы совершенно беспомощна. Ей непросто работается, но, глядя на неё, этого не скажешь. Она справляется, даже если я что-то путаю, чего-то не понимаю или снова витаю где-то в облаках. Огромное тебе спасибо.