— Все, всё, колючка вернулась, боюсь, сдаюсь и плачу! — тараторит, выруливая с загруженной улицы на дорогу с более оживленным движением.
Вот же, клоун, как мне на него злиться, когда при виде его улыбки возникают совершенно противоположные эмоции?
Стас отвлекается на пару секунд от дороги и бросает на меня грустный взгляд жертвы: губы поджаты, огромные глаза умоляют о пощаде. Я тихонько хихикаю, поражаясь его актёрским способностям, и принимаю решение не отчитывать парня, мысленно вынося вердикт: сама виновата.
Стас
Вот смотрю я на эту девчонку и думаю: ей точно восемнадцать? И дело не в её невысоком росте или наивных глазках. Ну, зачем так заморачиваться из-за мелочей вроде голых коленок или открытого декольте? Если есть что показать, чего стесняться-то? Вроде бы и общаемся с ней, и даже стать моей девушкой согласилась. А всё равно остаётся для меня загадкой. И чем больше мы общаемся, тем больше я о ней думаю и крепче желание эту загадку разгадать. Остаётся только вовремя себя одёргивать, что глупо забивать голову ерундой из-за девчонки.
Сегодня после занятий бегу домой, чтобы перекусить по-быстрому. После собираюсь в стрелковый клуб. Люблю на досуге из ружья пострелять. Пока обедаю, мама начинает выведывать, как мои дела, учёба, личное. Лишнего, вроде, не болтаю, но родительница у меня очень проницательная женщина. Вмиг догадывается, что я с кем-то встречаюсь. Ну и давай пытать меня: кладёт кусочек тортика и спрашивает: как зовут девочку? Следом помещает в мою тарелку пирожное какое-то хрустящее, с кремом вкусным, не помню название. Спрашивает, где познакомились, куда гулять ходим, когда приведу маме на смотрины? Я же не железный, сладкое — моя слабость, оно, как гипноз на меня действует. Вот и выкладываю про Яну всё, что сам знаю. Сложно представить, какой образ женщина рисует у себя в голове, но Яна ей начинает нравиться заочно. Именно мама и советует мне пригласить девушку на каток. Сам-то я тупо в кафе хотел пойти, ну в кино вроде ещё не были. Как оказалось, мама — гений.
В восторге ли Яна? Не то слово, она прямо пищит от счастья.
По дороге в Ледовый дворец пыталась выведать, куда мы едем. Но стоило укорить девчонку за любопытство, сделала вид, что ей безразлично.
Когда мы подъезжаем к большому спортивному комплексу, расположенному неподалёку от городского парка, Яна теряется и не торопится покидать салон автомобиля. Я ловлю её озадаченный взгляд.
— Стас, — протяжно выдыхает девушка, — это же… ой, а я не умею на коньках кататься. Ты меня научишь?
Она ещё что-то лепечет про детскую мечту, про то, как её, то ли мать, то ли тётка фанатеют от фигурного катания. Я слушаю в пол уха, блокирую спорткар и веду воробышка к центральному входу.
Мы входим в здание, оплачиваем в кассу прокат, после чего нам выдают коньки. Яна очень удачно одета в джинсы, платье было бы весьма некстати. Предупредить её заранее о форме одежды я тупо не сообразил, ну да, вот такой недальновидный.
Мы надеваем на ноги какую-то сетчатую хрень типа бахил, фиксируем, как следует, коньки шнурками. Выходим на лёд.
— Ааа, — тихонько пищит Янка, отчаянно цепляясь за бортики.
Я чувствую себя более уверенно, потому что уже не первый раз здесь.
— Давай одну руку мне, а другой держись за бортик, — предлагаю напуганной девчонке, — я покажу тебе, как нужно передвигаться.
Яна нехотя отцепляет одну руку от борта и робко протягивает мне. Медленно показываю ей, как можно перемещаться на коньках. Она оказывается способной ученицей и уже через пару кругов пытается проехать без поддержки. Но я не спешу отправлять её в свободное плавание, советую кататься, держась за мою руку.
Музыка на катке начинает играть немного громче, один трек сменяет другой. Мы проезжаем ещё несколько кругов, и мне чудится, будто Янка что-то говорит. Только что именно, расслышать сложно. И нафига такую громкость врубать на катке? Это ж не клубешник какой-то, здесь вон даже малявки лет пяти-семи рассекают.
Пытаюсь переспросить, но это не даёт желаемого результата. Тогда знаком руки предлагаю Яне подъехать к краю арены и остановиться.
Облокотившись о борт, придвигаюсь поближе к девушке, чтобы наконец понять, чего она хочет.
— Всё в порядке? — буквально кричу ей в ухо.
— Да, а зачем мы остановились?
В смысле?
— Ты что-то говорила! — объясняю очевидное.
Яна отрицательно качает головой, на мгновение застывает, а потом заливается смехом.
— Я песню пела, — проговаривает мне на ухо, дыханием щекоча мою шею, — песня знакомая звучала, вот я и…
Она виновато разводит руками, слегка пошатывается. Я моментально реагирую и обхватываю её за талию. В голубых глазах мелькает испуг, то ли от несостоявшегося падения, то ли от неожиданных обнимашек. Мне по барабану, если честно, от чего. Крышу сносит от невинного взгляда девчонки, я придвигаю её ближе и льну к приоткрытым мягким губам.
Глава 15
Никогда бы не подумала, что у нас в колледже такой красивый потолок — высокий. Химик говорит, это чтобы мы лучше знания впитывали, мозги свежим воздухом и кислородом насыщали. И освещение такое хорошее, яркое, помогает лучше учебный материал усваивать.
Скажете, с чего я вдруг потолком заинтересовалась? Всё просто: куда ещё можно уставиться, когда хочется помечтать или вспомнить что-то приятное? Например, поцелуй со своим парнем. Можно, в принципе, в окно, только я возле стены сижу. Приходится довольствоваться тем, что есть.
Катюха сегодня — прогульщица, не явилась на пары. Достаю телефон, чтобы настрочить сообщение, но в этот момент в аудиторию входит Сафонова вместе с нашей классной. Обе на меня таращатся, Светка пальцем в мою сторону тычет.
— Лопухова, — грозный голос классухи заставляет меня вздрогнуть, — поднимайся, и за мной. Живо!
Последнее слово звучит, как выстрел, поэтому я тороплюсь выполнить приказ. Спорить со старшими не рискую, хватаю сумку на всякий случай и топаю к выходу.
Хочется спросить у Марии Алексеевны, так зовут классную, что происходит. Но она женщина строгая, напоминает сурового надзирателя, провинился — получи розги. Поэтому я предпочитаю молча ковылять за рослой женщиной, отвлекаясь на мерное покачивание её красноватой шевелюры.
Когда мы отходим на некоторое расстояние от аудитории, Мария Алексеевна поворачивается ко мне передом, ко всему миру задом.
— Яна, — произносит ледяным тоном, — ты знаешь, что я всегда ставлю тебя в пример другим студенткам.
Киваю, как болванчик, но голоса не подаю.
— Твоё примерное поведение и любовь к будущей профессии достойны уважения. Были.
Настораживаюсь, всматриваясь в лицо женщины. Как можно сохранять абсолютно безэмоциональное выражение лица? И почему она говорит в прошедшем времени?
— Теперь ты меня разочаровала, — продолжает Мария Алексеевна, — девочки из группы рассказали, как ты ведёшь себя за стенами колледжа, про бесконечные гулянки с парнями. Обещали ещё фотографии показать, но я предпочла воздержаться.
Она брезгливо морщится, наверное, представляя себе те самые фотографии. Которых, скорее всего, и не существует. По крайней мере, если никто не додумался какой-нибудь гадости нафотошопить. Но фотографии — потом, сейчас меня больше другое волнует.
— Подождите, Мария Алексеевна, это всё наговор. Меня просто хотят очернить… — пытаюсь оправдаться, но напрасно, классная выставляет руку вперёд, призывая этим жестом замолчать.
— Только из уважения к твоим прошлым заслугам, я не затеяла этот разговор в аудитории. Так что не спорь, а лучше скажи, Яна, ты встречаешься с каким-нибудь парнем?
Да чтоб тебя, что за вопросы? С каких пор личная жизнь студентов касается их преподавателей?
— А это запрещено уставом нашего учебного заведения? — спрашиваю в нерешительности, понимая, что по-другому вопрос уже не решить. Придётся рассказать всё, как есть.
— Яна, это, конечно, не запрещено. Но пойми, несмотря на то, что ты обучаешься в обычном техническом колледже, ты обязана соответствовать его статусу. За свою многолетнюю историю он приобрёл достойную славу приличного учебного заведения. И вместе с директором мы переживаем, чтобы никто не бросил тень на честно заработанную репутацию.
Бросаю отсутствующий взгляд на женщину, серьёзно?
Получается, она в одночасье поверила, что я самая отвязная девчонка во всей этой шарашкиной конторе? Да ладно? Неужели никто не рассказывал ей про похождения остальных студентов? Слушая рассказы девочек в столовой, мне иногда кажется, что мы с Катей здесь вообще единственные в своём роде скромные девчонки. Уши в трубочку закручиваются, когда студенты говорят, как отрываются в общаге. А я, оказывается, главная угроза для репутации колледжа.
К горлу подкатывает ком, а внутри начинают бороться две сущности: первая хочет все бросить, разреветься и никогда больше не появляться в этом колледже. Ну, а вторая требует справедливости, разборки устроить предлагает.
— Значит так, я разговаривала с директором колледжа, — сейчас голос классной звучит, словно сквозь густую дымку, — этот год можешь доучиться, а после заберёшь документы. Если будешь вести себя прилично, так уж и быть, аттестат о полном среднем получишь.
Глаза застилает туманом из слёз, через который уже ничего не видно. Мария Алексеевна уходит, высказав то, что намеревалась, и я остаюсь одна посреди пустого холла. По щекам градом текут слезы. Они падают на блузку беззвучно, но мне кажется, что я слышу, как разбиваются мечты.
***
— Ян, дай конспекты вчерашних лекций переписать, пожалуйста, — просит подруга перед началом первой пары.
Я отстранённо протягиваю ей две тетради и продолжаю рисовать кубики на полях тетрадки в клеточку.
— А по ТПП у тебя нет конспекта, разве вчера не было первой пары? — слышу, словно вдалеке, голос Кати. Недосып мешает мне соображать, поэтому отвечаю не сразу. Я уснула только под утро, всё остальное время ворочалась с боку на бок и в сотый раз прокручивала в голове события минувшего дня.