Майк слегка удивился:
— Твоя правда, Ханна! Действительно, нет никакого верного способа снять подозрения.
— Что же мы можем сделать? — спросил его Норман.
— Продолжать работу, пока не случится прорыв. Либо кто-то скажет нечто такое, что его скомпрометирует, либо кто-то укажет на кого-то другого. Рано или поздно что-нибудь выведет нас на убийцу.
— Мы это сделаем, — пообещала Ханна. — А пока, Майк, хочешь расслабиться и выпить пива? У меня есть в холодильнике.
Майк кивнул:
— Пожалуй, но только одну бутылку. А потом запью ее кофе. Мы с Лонни дежурим.
— Я попрошу Мишель принести, — сказала Ханна, поднимаясь с дивана и направляясь к кухне. Они сидели к ней спинами и не могли видеть, что она остановилась у входа.
— Как она держится? — услышала Ханна вопрос Майка, адресованный Норману.
— Молодцом, — ответил Норман. — По правде сказать, Майк, я не знаю, как ей это удается. Я был полной развалиной, когда жил в Сиэтле и Бев от меня ушла.
— Не слишком ли жестко я с ней говорил? — поинтересовался Майк, и Ханна услышала в его голосе нотки раскаяния.
— Нет. Она тебя немножко подначивала.
— И я клюнул на приманку, — признал Майк. — Но говорил я всерьез. Норман, с ней действительно все в порядке?
— Думаю, да. В последнее время в ней появилась какая-то жесткость, и я думаю, это потому что она не позволяет себе выказывать эмоции. Она должна сильно переживать по поводу Росса.
— Да, ты прав. Что ж, помоги мне, Норман. Если я когда-нибудь отыщу этого парня и окажется, что у него не было веской причины исчезнуть, я сделаю из него отбивную.
— Не без моей помощи, — сказал Норман. — После того, что он сотворил с Ханной, я мечтаю использовать его как боксерскую грушу.
Ханна вошла на кухню. Больше подслушивать ей совсем не хотелось. С одной стороны, ей льстило, что есть двое мужчин, готовых встать на ее защиту. С другой стороны, она любила Росса и не хотела слышать о том, что кто-то желает причинить ему вред.
Мишель и Лонни стояли у кофеварки и болтали, и она махнула им рукой, а потом открыла холодильник. Пиво стояло на нижней полке, и она достала одну бутылку. Со стенки холодильника она сняла намагниченную открывалку, откупорила бутылку и повесила инструмент на прежнее место. Юноши в ее классе называли открывалку «ключом от церкви», и секунду она раздумывала, почему так, а затем отправилась назад в гостиную.
— Спасибо, — поблагодарил Майк, принимая из ее рук бутылку. — Смотри, Ханна… наверное, я был сегодня слишком груб. Это потому что мое расследование зашло в тупик. Ты мне скажешь, если добьешься хоть какого-нибудь успеха?
— Конечно, скажу, — пообещала Ханна. — Может быть, будет полезней, если мы будем вести это расследование в разных направлениях и делиться всем, что узнаем. Что-то, что выясним мы, дополнит то, что выяснишь ты, и поможет найти ключ к загадке.
Майк кивнул.
— Это может сработать, — согласился он. — Мяч на твоей половине поля, Ханна. У меня, как и раньше, нет никаких соображений, кто начинил препаратом конфеты.
— У нас тоже нет, но пара подозреваемых у меня все-таки есть. Сейчас я достану свой список, и ты скажешь, занимался ли уже этими людьми.
Через несколько минут из кухни появились Мишель и Лонни с пирогом и кофе. Мишель удивилась, увидев, что Майк изучает список подозреваемых, который составила Ханна.
— Что происходит? — поинтересовалась она.
— Поскольку наше расследование не дало результатов, а Майк и Лонни в таком же положении, мы решили делиться информацией. Мы надеемся: то, что выясним мы, и то, что выясня т Майк и Лонни, сложится, и у нас появится ключ к личности убийцы.
— Ты делишься с ними информацией? — Мишель явно была шокирована.
— Да.
— Это впервые! — воскликнул Лонни, который казался таким же шокированным, как Мишель. — Майк и я никогда не работали с вами раньше.
— Иногда приходится прибегать к радикальным мерам, чтобы добиться результата, — сказал ему Майк. — Это дело настолько сложное, что могут потребоваться усилия всех пятерых, чтобы раскрыть преступление.
Глава двадцать вторая
Ханна и Мишель промокнули глаза, когда закончилась заупокойная служба.
— Неудивительно, что он был известен под инициалами Пи Кей, — сказала Ханна. Мишель снова промокнула глаза, а затем выдавила из себя улыбку. — Он говорил мне, что не хочет, чтобы его называли пылесосом или стейком.
Ханна улыбнулась в ответ, хотя ей по-прежнему хотелось плакать. Она отошла к машине Мишель, чтобы успокоиться после окончания панихиды. Похороны на кладбище были приватными, и присутствовали на них только родители Пи Кея, его тетя и дядя.
— Готова? — спросила Ханна у Мишель.
— Готова, — ответила Мишель. — Давай-ка войдем и отыщем маму и доктора.
Ханна достала блюдо с печеньем, которое они испекли на поминки. Их неизменно устраивали после официальной церковной панихиды, и в Лейк-Эдене это стало традицией. Обычно поминки происходили в церковном подвале, где была оборудована кухня и имелся большой зал для приемов.
Сестры направились к боковой двери, которая вела в подвал церкви Святого Иуды. Мишель отворила дверь, и они стали спускаться по ступенькам.
Когда они дошли до последней лестничной площадки и открыли дверь, ведущую в самое большое подвальное помещение, их встретил гул приглушенных голосов. Это было место, где устраивались церковные благотворительные обеды и ужины. Аромат кофе и смешанный запах блюд, приготовленных в кастрюлях, салатов, хлеба и десертов был соблазнительным, и Ханне стало ясно, что она голодна. Ей не очень-то хотелось стоять в очереди к шведскому столу и есть за одним из длинных столов, где придется поддерживать вежливую и бессодержательную беседу с другими скорбящими.
— В чем дело? — спросила Мишель, заметив, что Ханна нахмурилась.
— Я не желаю задерживаться здесь надолго, — ответила Ханна. — Я бы хотела найти маму и доктора и посмотреть, не нужно ли им помочь получить информацию, в которой мы нуждаемся. А после этого я хотела бы уйти.
— Я с тобой, — сообщила Мишель. — Я голодна, но тоже не рвусь слишком долго общаться с посторонними.
Ханна оглядела толпящихся людей, которые усаживались за столы.
— Должно быть, сюда пришли все, кто был на панихиде.
— Вон мама и доктор. — Мишель указала на один из столов. — Похоже, они заняли для нас места.
— Это хорошо. Большинство мест уже занято. Давай отдадим это печенье и присоединимся к ним.
Они помахали доктору и Долорес, давая понять, что увидели их, а затем обе сестры направились на кухню, чтобы оставить там принесенное печенье.
— Здравствуйте, девушки! — приветствовала их Иммельда Гриз, многолетняя домоправительница отца Коултеса. — Что вы принесли?
— Изюмно-миндальное печенье, — ответила Ханна.
— Великолепно. Я, пожалуй, съем парочку, прежде чем отнесу гостям, — с улыбкой сказала Иммельда. — Спасибо, девушки. Уверена, все будут в восторге от вашего печенья.
Ханна и Мишель постарались как можно быстрее покинуть кухню. Всюду сновали дамы, и им не хотелось мешать приготовлениям. Они снова вошли в зал. Тут тоже расхаживали женщины, разносившие блюда, миски и закрытые кастрюли по столам, которые были сдвинуты в переднюю часть зала, чтобы освободить место для поминального фуршета.
— Здравствуй, мама, — поздоровалась Ханна, садясь рядом с ней. — Привет, док! — поприветствовала она доктора Найта, который сидел напротив Долорес.
— Привет, девушки! — сказал доктор обеим. — С вами все в порядке?
— Все хорошо, — ответила Мишель за двоих. — Вашими молитвами, доктор.
— Похороны — это всегда стресс, — заметила Долорес с приличествующим случаю скорбным видом. — Думаю, отец Коултес произнес замечательную заупокойную речь, правда?
— Очень трогательную, — согласился доктор, — но мне хотелось бы, чтобы он не называл Пи Кея полным именем. Неудивительно, что сам Пи Кей предпочитал называться инициалами.
— Он говорил, что не хотел, чтобы его звали чем-то средним между стейком и пылесосом, — объяснила Мишель.
Долорес издала сдавленный смешок, но быстро взяла себя в руки.
— Мне не следовало этого делать, — извинилась она. — Это печальное событие.
Ханна и Мишель затряслись от беззвучного смеха, хотя изо всех сил старались напустить на себя серьезный вид.
— Что с вами, девушки? — спросила Долорес.
— Они стараются удержаться от смеха, — объяснил доктор.
— Но почему?
— Это печальное событие, — повторил доктор. — Пожалуйста, перестань шутить, Лори. Ты же знаешь, что твои шутки смешат меня до упаду. Мне и так нелегко удерживаться после того, как Мишель сказала о стейке и пылесосе.
— Да, она так сказала, — признала Долорес. — Просто я никогда не думала, что… — Она сделала паузу и глубоко вдохнула. — Это было нечаянно, но лучше я промолчу. — Она прикрыла рот ладонью, показывая, что говорит серьезно, и глаза ее наполнились решимостью. Когда Долорес опустила руку, ее рот был плотно закрыт.
Ханна, Мишель и доктор обменялись взглядами. Все они знали, что Долорес не способна долго удерживать язык за зубами.
На их конце стола воцарилось молчание. Никто не произносил ни слова, даже Долорес. Свое обещание молчать она держала не меньше двадцати секунд, на пятнадцать секунд дольше, чем предполагала Ханна. Затем Долорес повернулась к Ханне и открыла рот:
— Девушки, когда придет Эдит, я вас с ней познакомлю, и мы выразим наши соболезнования.
— У тебя есть план, как получить нужную нам информацию? — спросила ее Ханна.
— Да, и я почти уверена, что он сработает.
— Хочешь, чтобы мы тебе помогли?
— Да. Ты, Мишель, просто стой рядом со скорбным видом.
— Но как мне следует поступить, если мать или отец Пи Кея зададут мне вопрос?
— Разумеется, вежливо ответить. А ты, Ханна… — Долорес обратилась к ней. — Я беру на себя ведущую роль, но мне надо, чтобы ты подыграла. Ты как раз в нужном возрасте для этого.