Она подняла руку, и на этот раз к ней тут же подъехал стоявший неподалеку наемный экипаж. Кучер, соскочив на землю, открыл для нее дверцу.
Грасиэла подошла поближе к Стрикленду и коснулась рукой его груди — коснулась лишь слегка. Наклонившись вперед, она прошептала свой ответ ему на ухо, не обращая внимания на то, как сильно заколотилось ее сердце от такой физической близости к нему:
— Будьте уверены, что если у меня возникнет напряжение между ног, которое нужно будет снять, то я найду кого-нибудь другого — не вас, — кто бы это сделал.
Повернувшись, она устремилась внутрь экипажа, испытывая глубокое моральное удовлетворение. Он оскорбил ее — и она ему отомстила. Он оскорбил ее не столько своим предложением стать ее любовником, сколько той насмешкой, которая прозвучала в его голосе, когда он заявил, что вовсе не предлагает ей выйти за него замуж. Пусть он думает, что она станет искать себе другого мужчину. Может, и станет.
Она услышала, как граф сообщил кучеру ее адрес. Она откинулась на спинку сиденья и затаила дыхание в ожидании, когда экипаж тронется с места, чтобы увезти ее прочь от «Содома».
Всю дорогу до своего городского особняка Грасиэла сидела в напряжении и почувствовала себя в безопасности, только когда зашла внутрь покоев. Служанка Минни помогла ей раздеться и лечь в постель.
Уже лежа на огромном матрасе, укрытая покрывалами, она уставилась невидящим взглядом куда-то в пустоту.
Зимний ветер завывал за стеклами ее многостворчатого окна со стойками. Это были унылые звуки, но они подбодрили ее. Ведь они были для нее такими знакомыми. И находиться одной в постели — это тоже было ей очень даже знакомо.
Сегодня вечером ее впервые поцеловали за последние более чем десять лет.
Она стала вспоминать, как все это происходило. Буквально все — вплоть до тех резких слов, которые она произнесла, расставаясь со Стриклендом. С Колином.
Грасиэла подтянула колени к груди и свернулась в плотный клубочек. Лежа сейчас таким образом в постели, женщина представила себе, что бы произошло, если бы она приняла его предложение: он, наверное, орудовал бы у нее между ног — там, где сейчас и в самом деле возникло напряжение.
Ее рука скользнула в промежность и прикоснулась к женскому органу. Он показался ей горячим, и напряжение в нем было сильным и почти болезненным. Она аж застонала от неудовлетворенности. Хотя, вообще-то, это и было чем-то порочным, она все же стала ласкать саму себя, надавливая основанием ладони на свой женский орган и потирая пальцами маленький выступ, способный доставить немаленькое удовольствие. Она делала это, пока все ее тело не начало подрагивать, а дыхание стало быстрым и прерывистым. Она пыталась довести себя до оргазма, но он все никак не наступал. В конце концов она сдалась и почувствовала при этом такое разочарование, что едва не расплакалась.
Она убрала руку из промежности и перевернулась на спину. Ее дыхание было тяжелым и шумным.
Ей показалось, что она зависла над бездонной пропастью. После этого вечера она уже не могла быть такой, как прежде. Она находилась на грани совершения какого-то значительного поступка, и ей было необходимо решить, что же это будет за поступок.
Когда она была маленькой девочкой, папин смотритель — его звали Франсиско — брал ее с собой на рыбалку. Порой ей удавалось поймать рыбу, и она внимательно рассматривала ее, стараясь запомнить форму и блеск переливающегося брюшка, а затем аккуратно вынимала крючок из раскрытого рта и отпускала ее обратно в темные воды бухты. Ей вспомнился сейчас голос Франсиско и его слова: «У каждого существа есть свои ограничения. Рыба, например, не может жить на суше. Выясни, без чего не можешь жить ты, mi niña, и затем никогда не отпускай это от себя».
К сожалению, Грасиэла до сих пор еще толком не знала, без чего же она не может жить. Она в своей жизни вышла замуж, похоронила мужа и перенесла несколько неудачных родов. Она знавала утраты и радость. Самым ярким лучом света в ее жизни была, конечно же, ее дочь.
Однако, как бы она ни любила дочь, Клара уже становилась взрослой и начинала от нее отдаляться. Было, конечно же, справедливо и правильно, что ее дочь найдет себе в жизни свою собственную дорогу. Хотя при мысли об этом сердце Грасиэлы болезненно сжималось, она осознавала, что расставание с Кларой — нечто неизбежное. Ей скоро придется отпустить от себя свою дочь. А потому Клара не может быть тем, без кого она, Грасиэла, не может жить. Ей скоро придется приучаться жить без Клары.
И она, Грасиэла, словно бы снова оказалась на берегу бухты, где она смотрела в воду, в которую только что выпустила рыбку, и ломала себе голову над тем, без чего же она не может жить.
Пришло время это выяснить.
Она, пожалуй, начнет с того, что заведет себе любовника.
Глава 6
На следующий день Грасиэла, вернувшись с похорон в свой городской особняк, тяжело вздохнула. Последнее прощание с Эванджелин ее сильно утомило. Взглянув на свое тяжелое платье из черной шелковой ткани, она очень сильно захотела его снять и вообще как-то от него избавиться. Может, даже сжечь его. А почему бы и нет?
На похоронах все было таким же мрачным, как и в предыдущий день прощания с усопшей. Грасиэле пришлось общаться с пожилыми дамами, рассказывающими о тех женщинах, с которыми им когда-то довелось быть знакомыми и которые ушли из жизни, будучи еще молодыми. Один из таких рассказов был про юную баронессу, которая случайно упала со скалы, разыскивая в тумане свою любимую свинку.
Зато, по крайней мере, это мрачное мероприятие позволило Грасиэле избежать расспросов со стороны Мэри-Ребекки относительно событий, произошедших предыдущим вечером. Она видела вопрос в глазах своей подруги и осознавала, что Мэри-Ребекка жаждет ее объяснений, почему она, Грасиэла, вчера вечером исчезла, но не была готова давать такие объяснения. Она, конечно же, могла соврать или же отказаться что-либо говорить по данному поводу, но ей не хотелось этого делать. Она рассчитала все так, чтобы приехать на похороны и уехать после них в одиночестве. При этом она тщательно избегала оказываться наедине с Мэри-Ребеккой. Последняя была ее ближайшей подругой и единственным человеком, которому она могла в чем угодно довериться, а потому, когда наступит подходящий момент, она ей обо всем расскажет, но не сегодня.
— Добрый день, ваша милость.
Миссис Уэйкфилд поприветствовала ее в вестибюле, тут же расплывшись в улыбке. Грасиэла посмотрела снизу вверх на эту статную женщину, которая была на несколько дюймов[5] выше ее.
Экономка жестом велела стоящему у дверей слуге отойти в сторону и сама взяла у Грасиэлы ее плащ, перчатки и шляпку.
— Вы, должно быть, продрогли до мозга костей. Сегодня ужасно холодно — слишком холодно для того, чтобы выходить из дома, ваша милость.
— Да, это верно. Да и весь сегодняшний день был каким-то ужасным, — сказала Грасиэла, направляясь к лестнице и горя желанием побыстрее снять с себя платье и отдохнуть в своей уютной спальне.
Эванджелин ушла из жизни и лежит теперь в земле. От осознания этого на душе у Грасиэлы стало так же холодно, как было холодно за окном в этот зимний день.
А вот вчера вечером Грасиэла чувствовала, что ей тепло, чувствовала, что она жива. Когда Колин усадил ее на колени, она испытала сильное и приятное волнение. Ей тогда показалось, что она буквально может выскочить из кожи. Она каким-нибудь образом попытается снова испытать это чувство. Но только не с Колином. Она найдет кого-нибудь другого. Кого-нибудь более подходящего.
— Его милость в библиотеке. Он приехал больше часа назад.
— Маркус?
Грасиэла замерла, держась одной рукой за балюстраду. Ее сердце лихорадочно заколотилось. Интересно, он приехал сюда по какой-то конкретной причине или чтобы попросту, безо всякого повода повидаться с ней?
На несколько секунд у нее появилось опасение, что лорд Стрикленд все рассказал Маркусу, но затем она решила, что он не стал бы этого делать. Ведь он предпринял огромные усилия, дабы вывести ее из клуба так, чтобы ее пасынок не узнал ее. Стрикленд не стал бы сообщать правду после таких усилий.
— Да, — кивнула миссис Уэйкфилд. — Вы пообщаетесь с ним или же вам хочется отдохнуть?
Грасиэла ответила на этот вопрос после долгой паузы:
— Ну конечно же, я с ним пообщаюсь.
Приподняв юбки, она направилась в библиотеку. Идя по коридору в своих шуршащих иссиня-черных юбках, она чувствовала себя какой-то черной вороной.
Библиотека всегда была для Маркуса его любимым местом в доме, хотя у него имелся другой дом в другом районе города. В этой библиотеке каждый сезон появлялись новые книги: их покупали по его заказу. Их набралось уже впечатляющее количество.
Дверь в библиотеку была приоткрыта. Грасиэла, зайдя, увидела, что ее пасынок сидит, развалившись, на диване перед камином. Он уже снял верхнюю одежду и ослабил галстук, а потому чувствовал себя очень даже комфортно.
— Привет, Маркус. Я очень рада, что…
Она замолкла, когда увидела, что Маркус в библиотеке не один.
В одном из кресел сидел Колин. Он вытянул перед собой ноги и небрежно держал в руке бокал с виски. Однако из его бокала — в отличие от бокала ее пасынка — похоже, не было еще сделано даже и одного глотка.
Увидев Грасиэлу, оба мужчины встали.
Ей вообще-то не следовало бы удивляться тому, что он тоже находится здесь.
Колина можно было частенько застать в компании с Маркусом. Несколько лет назад — они в то время все еще учились в Итонском колледже — Колин неизменно составлял компанию Маркусу, когда тот приезжал домой на выходные дни. Грасиэла всегда испытывала чувство сострадания к этому юноше, который осиротел в раннем возрасте и у которого из родни осталась лишь безразличная по отношению к нему бабушка, предпочитавшая проводить все свое время с другими пожилыми великосветскими дамами в курортном городе Бат, а не уделять внимание своему внуку.