— Да не драматизируйте вы так сильно, — насмешливо произнесла она.
— Он потребовал, чтобы вы закрыли дверь и не смотрели на них.
Он, Колин, очень хорошо помнил повелительный голос герцога, крикнувшего своей супруге: «Черт возьми, Грасиэла! Тебя что, не учили стучать в дверь, прежде чем зайти? А ну закрой эту чертову дверь! Я выйду отсюда, когда закончу…»
Она вздрогнула, и Колин осознал, что эти слова сейчас снова прозвучали у нее в мозгу.
— Я тогда была еще очень молода, и мне только предстояло понять, каковы реалии браков в светском обществе.
— Вы были прекрасны, — пылко произнес Колин. — Ваше сердце было наполнено любовью и надеждой.
— Да. — Она подняла взгляд на него. Ее глаза затуманились от нахлынувших на нее эмоций. — Как я уже сказала, я была очень молода. Теперь же я не настолько глупа, чтобы позволять завладевать мною таким чувствам, как надежда и любовь.
— В вас все еще бьется нежное сердце. Оно очень хочет любви. — Он обнял ее за талию чуточку покрепче. — Именно это и привело вас в «Содом». Не самое подходящее, возможно, место, но с такой подругой, как леди Толбот, это даже удивительно, что вы сопротивлялись так долго. Думаю, мне следует радоваться тому, что я оказался там, когда вы туда пришли.
Ее тело вдруг показалось ему еще более теплым, а прикосновение к ней — еще более приятным. И его очень сильно потянуло к ней.
— Вы знали о том, что произошло тогда, в тот день, все это время. — Она покачала головой. — Каждый раз, когда я говорила что-нибудь о своем покойном муже, о том, каким он был удивительным и как сильно я его обожала… вы втайне смеялись надо мной.
— Нет. Я никогда не стал бы над вами смеяться.
— Значит, вы втайне жалели меня. А это еще хуже.
Она опустила голову и невесело засмеялась. Выражение лица при этом у нее было такое, как будто ей больно.
— Эла…
— Нет, — оборвала она его. — Перестаньте разговаривать со мной таким ласковым голосом, как будто вы переживаете за меня. Вы в действительности испытываете ко мне всего лишь сострадание, смешанное с каким-то порочным стремлением одержать победу.
— Одержать победу?
— Да. С момента нашей встречи в «Содоме» вы преследуете меня. — Она замолчала и тяжело вздохнула. — Уж лучше бы вас не было там в тот вечер.
Ее слова достигли своей цели и укололи его. Однако он тут же отмел их в сторону, не поверив в то, что они были сказаны искренне.
— В самом деле? Вам хотелось бы, чтобы вас поцеловал другой мужчина? Возможно, вы воспользовались бы одной из отдельных комнат «Содома», если бы встретили там кого-нибудь другого, а не меня.
— Может, и воспользовалась бы, — сердито ответила она, и ее глаза сверкнули.
— Вы очень хорошо умеете врать, — пробурчал он.
Держа ее рукой за талию, Колин притянул женщину к себе. Приблизив свое лицо к ее лицу, он произнес следующие слова, почти касаясь ее губ своими губами:
— А то, что произошло на вечеринке в доме лорда Нидлинга? Вы и об этом жалеете? А вот мне показалось, что тогда вы об этом не жалели. — Он поцеловал ее — медленно и крепко. Она обомлела от его поцелуя, ее губы раскрылись, и их языки встретились и стали тереться друг о друга. — А еще мне кажется, что вы не пожалеете о том, что произойдет сейчас.
Он заставил ее попятиться, и они оба начали потихоньку перемещаться в сторону кровати, пока не уперлись в нее и не рухнули вместе на мягкое ложе, застеленное роскошным бельем.
Грасиэла застонала и оторвала свои губы от его губ. В ее голосе чувствовалось страстное желание, когда она сказала:
— Я жалею о том, что произошло в доме лорда Нидлинга. — Она протянула руки и стала лихорадочно дергать его за одежду, что явно не соответствовало тем словам, которые она только что произнесла. — И вот об этом я тоже буду жалеть. Можете даже не сомневаться.
Тем не менее это наконец-таки начало происходить.
Он отстранился и стащил с себя верхнюю одежду. Затем его пальцы стали поспешно развязывать галстук. Она нашла нижнюю часть его рубашки и, стащив с него этот просторный предмет одежды через голову, бросила рубашку на пол.
Ее ладони легли ему на грудь, а затем спустились к плоской поверхности живота.
— Ваша кожа, — сказала она, тяжело дыша, — как шелк на стали. Я раньше не…
Она замолчала, сильно заморгав, и так и не произнесла тех слов, которые начала было говорить. Затем она слегка покачала головой. Он понял, что она мысленно сравнила его со своим покойным мужем. Он увидел это в ее глазах. Она опустила взгляд с таким видом, как будто совершила какое-то преступление.
Колин приподнял пальцами ее подбородок и заставил женщину посмотреть ему в глаза.
— Вам не нужно прятаться от меня. Прячьтесь от всех других людей, если это вам так нужно, но не от меня. Не от меня.
Она медленно кивнула.
А он продолжал:
— Я никогда не буду диктовать, что вам следует говорить, думать и чувствовать.
В этом отношении он был совсем не таким, как старый Отенберри. Совсем не таким. И тут дело было не только в том, какое ощущение возникало у нее, когда она прикасалась к его коже. Дело было в том, что он представлял собой как человек. Он никогда не стал бы относиться к ней как к своей собственности. Он никогда бы не опозорил бы ее и не обесчестил.
А еще немаловажным был тот факт, что он намеревался заниматься с ней любовью так, как ее муж-мерзавец никогда этого не делал.
Он засунул руку под ее ночную рубашку и провел ладонью по ее голому бедру. Просто чтобы почувствовать ее. Тепло ее тела, упругая плоть под его пальцами, быстрый вздох…
Чувствуя, что начинает возбуждаться, Колин сказал:
— Ваша кожа как шелк.
Затем он засунул под ее ночную рубашку и другую руку и стал гладить обеими руками ее бедра снизу вверх. Обхватив ладонями ее ягодицы, он приподнял ее и прижал к себе. Припав губами к ее шее, он с раздражением подумал о том, что до сих пор еще во что-то одет.
Единственная проблема с раздеванием заключалась в том, что, для того чтобы раздеться, ему пришлось бы перестать к ней прикасаться — пусть даже и ненадолго, — а одна даже мысль об этом была для него невыносимой.
Начав сжимать и ласково поглаживать ее нежные округлости, он почувствовал возле своего уха ее учащенное дыхание. Эта женщина была создана для него. Никогда ему еще не было так приятно от прикосновения к женщине.
Их действия, руководимые инстинктом, стали согласованными. Он сжимал ладонями ее ягодицы, а она одновременно с этим прижимала свой женский орган к его мужскому органу.
Они оба уже тяжело дышали и постанывали.
— Колин… — взмолилась Грасиэла, коснувшись пуговиц на его штанах.
Слова уже были не нужны. Он чувствовал такое же настойчивое желание, как и она, но ему не хотелось действовать слишком быстро. Ему раньше даже в голову не приходило, что вот такое когда-нибудь будет происходить между ними, но сейчас у него возникло ощущение, что он ждал этого момента всю свою жизнь. И ему хотелось насладиться им сполна. А еще ему хотелось, чтобы это понравилось им обоим.
И часть этой долгожданной близости с ней заключалась в том, чтобы ласкать ее до изнеможения и познать ее тело так же хорошо, как он знал свое. Он провел ладонями по ее животу, с наслаждением раскрывая все ее секреты.
Затем он пощекотал ее пупок. Нежная кожа ее живота затрепетала. Ему очень захотелось прикоснуться к ее пупку губами и затем опуститься туда, где он уже вкушал ее. И где он жаждал вкусить ее снова.
Она напряглась, и ее рука обхватила его за запястье.
— Я… Я не молода, — прошептала она дрожащим голосом. — И… я… уже рожала. Я совсем не такая, как те молодые женщины, к которым вы привыкли. Я…
Он заставил ее замолчать крепким поцелуем в губы.
Она тут же разомлела и, отвечая на его поцелуй, обхватила его руками за шею. Он стал целовать и обнимать ее крепче, наслаждаясь тем, как она прижимается к нему.
— Все мысли о какой-то другой женщине блекнут рядом с вами. Даже не сомневайтесь в этом.
Он ухватился пальцами за ее ночную рубашку и одним движением стянул ее через голову женщины, в результате чего Грасиэла оказалась перед ним полностью обнаженной.
Колин стал пожирать ее взглядом. Она была даже лучше, чем он мог себе представить. Широкобедрая, с узкой талией. С грудями, которые не поместятся в его ладони. Медовая кожа с темными, величиной с один пенс сосками, которые ему тут же очень захотелось поласкать ртом.
Его член напрягся до боли.
Колин почувствовал себя еще совсем молоденьким юношей, у которого семяизвержение может произойти еще до того, как началось совокупление.
Она кусала губы, ерзая под ним, и он понял, что ее, несмотря на его недавние заверения, терзают сомнения.
Он потянулся рукой и откинул прядь темных волос с ее плеча:
— Я должен сделать признание.
— Признание? — удивленно спросила она, и ее голос при этом задрожал, как перышко на ветру.
У нее был такой вид, как будто она готова схватить свою ночную рубашку и прикрыться ею.
Он прикоснулся к ее щеке и провел кончиками пальцев по ее мягкой коже. Она была такой красивой, что его даже возмутило, что она стесняется своей наготы.
Его большой палец обвел ее губы.
— Я уже давно мечтал о вас такой. Голой. Лежащей подо мной. И должен признаться, что эта моя давнишняя фантазия не может даже сравниться с реальностью.
Грасиэла на несколько секунд замерла, и Колин невольно задался мыслью, не обидел ли он ее, не зашел ли слишком далеко, но затем она медленно заморгала и от ее длинных ресниц по щекам забегали тоненькие шаловливые тени. Это было очень соблазнительно.
— Расскажите мне об этом, милорд. — Ее голос с характерным акцентом стал хрипловатым и гортанным. — Когда у вас была такая фантазия? И какой конкретно вы представляли меня?
— Я всегда считал вас красивой и привлекательной, но сдерживал свое воображение, поскольку это касалось не кого-нибудь, а вас. Моя первая фантазия относительно вас… Это было как-то раз на Пасху. Маркус привез меня к себе домой из Итона. Мне тогда было семнадцать лет. Вы помните то время?