Она отрицательно покачала головой. Вот это не было любовью. Это — нечто иное. Нечто такое, что она должна раздавить еще в зародыше.
Но, похоже, она опоздала.
Колин сделал пару шагов по направлению к ней и заговорил страстным шепотом, который был ей очень даже знаком, потому что она слышала его в своем ухе всю ночь:
— Я могу пробраться в вашу спальню и сегодня вечером тоже.
— Нет! — выпалила она. — Вы не можете это сделать.
Он слегка наклонил голову:
— Очень хорошо. Тогда вы можете приехать ко мне в гости или же я могу организовать нашу встречу в каком-нибудь другом месте…
— Нет! Я не могу… Мы не можем повторить то, что было между нами.
Он замер.
А она продолжала:
— Это произошло только один-единственный раз. Мы удовлетворили свои желания относительно друг друга, и теперь между нами все кончено.
Он медленно покачал головой:
— Вы думаете, что между нами все кончено? Думаете, что больше ничего не будет? Думаете, что мы уже удовлетворили все те желания, которые у нас могли возникнуть?
— Друг с другом? Да.
Его глаза грозно блеснули, и у нее появилось странное ощущение, что она очень сильно задела его самолюбие.
— Вы хотите теперь удовлетворять свои желания с кем-то еще?…
— Что? Нет. Нет, не хочу. — Она бросила взгляд на дверь, опасаясь, что в ее спальню может снова кто-то войти. — Я просто имею в виду, что это вы теперь свободны и можете удовлетворять свои желания с кем-то еще. С дамой, которая подходит вам больше. Например, с Форзицией.
От одной мысли об этом у нее в животе что-то болезненно сжалось, но она не подала виду. Более того, она подошла к нему и стала подталкивать его в сторону балконной двери. Если он забрался сюда через балкон, то пусть и уходит отсюда точно таким же образом.
Ей оставалось только надеяться, что его не заметят, хотя уже наступил рассвет. Как бы там ни было, другого выбора у нее нет: Колин не мог остаться в ее спальне и тем более выйти из дома через парадный вход.
— Я ухожу, — решительно кивнул он.
Она облегченно вздохнула.
Подойдя к балконной двери, он остановился и, обернувшись, посмотрел на нее:
— Но знайте, что я не буду удовлетворять свои желания с какими-либо другими дамами, поскольку я думаю только о вас. Только о вас, Эла.
Ее сердце как-то по-дурацки екнуло.
— Вам нет необходимости давать подобные обещания. По правде говоря, они мне не нужны.
Он улыбнулся краем рта:
— Тем не менее я их вам даю. Даю вам такие обещания.
С этими словами он повернулся на каблуках и покинул ее комнату.
Она долго смотрела ему вслед, прежде чем решила начать что-то делать. Ее дочь и падчерица находились где-то рядом, в этом доме. Пришло время вернуться к реальности.
Глава 14
Прошло четыре дня. Грасиэла с головой погрузилась в общение с Кларой и Энид, всячески стараясь развлекать их и быть такой матерью, какой она была до всего того, что произошло у нее с Колином. Ей ведь следовало быть именно такой матерью… а не какой-нибудь безрассудной распутницей, ищущей для себя сладострастных утех.
Они посетили музей и устроили чаепитие вместе с леди Мэри-Ребеккой и ее дочерями. По вечерам они обычно ужинали в компании с Маркусом. Несмотря на холодную погоду, они отважились как-то раз во второй половине дня проехаться верхом в парке, однако очень быстро вернулись домой и стали отогреваться у камина и пить горячий шоколад. Грасиэла была рада такому общению, потому что очень соскучилась по своим девочкам. Даже Энид, весьма сдержанная по натуре, стала вести себя шумно и весело, когда они играли в вист.
Колин ни разу не появился, хотя Грасиэла подозревала, что он может прийти в ее дом как-нибудь вместе с Маркусом. Он ведь часто делал это в прошлом. В этом не было бы ничего необычного.
Его отсутствие и разочаровывало, и радовало ее. Она, похоже, представляла собой очень даже противоречивую женщину.
— Мама!
Грасиэла сильно вздрогнула. Она сейчас сидела за столом и писала письмо Поппи Маккензи. Эта ее подруга уехала на всю зиму на север. Бедняжка… Она, должно быть, там сильно мерзнет… Услышав крик дочери, Грасиэла поспешно встала из-за стола и направилась было к дверям, как вдруг двери резко распахнулись.
В комнату ворвалась Клара. Она держала на руках, прижимая к своей груди, какой-то маленький комочек меха.
Сердце Элы стало биться более спокойно при виде дочери — здоровой и невредимой. С ней в подобных случаях всегда происходило одно и то же. Ведь материнство отождествлялось у нее с пребыванием в постоянном беспокойстве о благополучии своего ребенка. Она не знала, происходит ли такое с другими родителями или же только с ней.
Клара была ее единственным ребенком, и, если верить врачу Элы, рождение Клары было настоящим чудом. Врач, пожилой доктор Уилкокс, сказал, что ей очень повезло, ибо больше она уже никогда не забеременеет. Впрочем, он ошибся: ей удалось снова забеременеть, причем два раза. Но в обоих случаях это закончилось выкидышем.
— Клара, ты меня напугала, — укоризненно произнесла она, прикладывая ладонь к своей груди в том месте, где у нее несколько секунд назад лихорадочно заколотилось сердце.
Вслед за Кларой в комнате появилась Энид, которая зашла более спокойным, чем у Клары, шагом. Она держала перед собой руки с прижатыми друг к другу ладонями. Ее падчерица была отнюдь не эмоциональным человеком. В отличие от Клары, Энид всегда вела себя очень спокойно, удерживая большинство из своих мыслей и эмоций глубоко внутри себя. Она была умной и начитанной. Даже в возрасте десяти лет, когда Грасиэла впервые встретилась с ней, она казалась развитой не по годам. Грасиэла тогда еще не очень хорошо знала английский и чувствовала себя какой-то дурой рядом с десятилетним ребенком, словарный запас которого был гораздо более обширным, чем у нее, Грасиэлы.
Грасиэла с нетерпением ждала того дня, когда падчерица сможет отделиться от нее. Она, Энид, все еще была молодой. Правда, она не проявляла никакого интереса к тому, чтобы выйти замуж и обзавестись своей собственной семьей, но это отнюдь не означало, что Грасиэла перестала надеяться, что это когда-нибудь все-таки произойдет.
— Мама!
Клара остановилась перед матерью, и та теперь могла видеть, что крохотный комок меха в руках Клары был не чем иным, как щенком. Маленькая коричневая мордочка с маленьким остреньким носом и высунутым языком повернулась в сторону Элы. Клара протянула собачку, и Эла взяла в руки это извивающееся всем телом существо.
Она вскрикнула, когда собачка начала ее лизать.
— Клара, чей это щенок?
— Наш! — сказала Клара, забирая щенка обратно.
— Что? — голос Грасиэлы стал суровым. — Этот щенок не наш…
— Да нет же, он наш. Тот парень, который принес щенка и передал его миссис Уэйкфилд, сказал, что он наш. Вместе с ним передали письмо. Прочти его.
— Какое еще письмо? — спросила Грасиэла, чувствуя, что в груди у нее похолодело.
— Вот это, — сказала Энид, подходя к Грасиэле и протягивая ей маленький конверт.
Грасиэла взяла его, заметив при этом, что Энид смотрит на нее с настороженным выражением в глазах.
Конверт был запечатан. Она покрутила его в руках, и ей стало страшно.
— Открой его! — стала настаивать Клара.
Грасиэла, кивнув, открыла конверт, и по ее телу побежали мурашки, когда она прочла лежащую в нем записку:
Эла!
Дарю Вам нечто такое, что согреет Вас этой зимой тогда, когда я не могу этого делать.
Грасиэла бросила быстрый взгляд на Энид. Та внимательно смотрела на нее своими уж слишком умными глазами.
— Что там написано? — Клара уткнулась носом в шею маленького терьера. — Эта собачка наша, правда? — Она с восторженным видом слегка подпрыгнула, как какая-нибудь маленькая девочка, хотя была уже почти взрослой девушкой. — Я это знала!
Грасиэлу охватило чувство разочарования: она теперь уже не смогла бы сказать «нет» и тем самым сильно расстроить дочь.
Заставив себя улыбнуться, она кивнула:
— Да, она наша.
Клара взвизгнула и закружилась вместе с собачкой, как в танце.
Это сделал он. Он не подписал эту записку, но, конечно же, щенка прислал именно он. Грасиэла поспешно запихнула записку обратно в конверт. Он, похоже, прекрасно понимал, что нужно сделать для того, чтобы забыть его стало невозможным. Впрочем, она и так бы не смогла его забыть. Но… Боже мой! Щенки! Dios no![7]
— От кого этот подарок? — спросила Энид, глядя вместе с Грасиэлой на то, как Клара присела на коврик и стала играть с этой восхитительной маленькой зверушкой.
Грасиэла не знала, что и ответить на этот — вполне резонный — вопрос. В ее мозгу лихорадочно закружились мысли. Колин своими действиями загнал ее в угол, и она не могла придумать, что же ей сейчас сказать в ответ.
Еще больше усложняя своим приходом и без того сложную ситуацию, появился Маркус. Он зашел в комнату своей элегантной походкой и широким шагом направился к ним.
— Маркус! Смотри! — Клара приподняла собачку. — У нас есть щенок!
— Щенок? — переспросил Маркус, улыбнувшись.
Здороваясь, он поцеловал каждую из них в щечку.
Энид посмотрела на часы, висящие над камином:
— Маркус, ты пришел как раз к ужину. Какое совпадение!
Он подмигнул ей:
— Никакое это не совпадение, уверяю тебя.
Клара захихикала и упала на спину на коврик, оттого что щенок добрался до ее уха и начал его лизать.
Маркус присел возле них на корточки и наблюдал за этой сценой с нежностью в глазах. Он протянул руку и погладил собачку между ушей. От такого проявления внимания к нему щенок тявкнул и устремился к Маркусу, явно радуясь тому, что в окружающем его мире появился кто-то еще. Маркус, засмеявшись, схватил собачку за извивающееся тельце.
— Ну и что у нас здесь? Откуда ты взялся, малыш?