о ниже его. В особенности — за этими, с эмблемой "КИНГАЭР" на серебристом хвосте. Супермагнат! Кингмен приобрел за немалую толику, наличности, кучу обещаний, устную договоренность с профсоюзами и три миллиона долларов долга обанкротившуюся "Транс-аэр-лайнз". Краска эмблем "КИНГАЭР", вероятно, еще пахла, а чернила под контрактом только-только успели высохнуть. И вот — Кингмен Беддл, когда-то не имевший возможности приобрести даже игрушечный самолет, ныне стал владельцем целого воздушного флота. Три сотни блестящих самолетов с его именем на хвосте! В то время как другие честолюбивые люди довольствуются тем, что помещают свои имена на салфетках для коктейлей или мячах для гольфа, чтобы произвести впечатление на своих коллег. Кингмен сам не знал точно, к чему он подошел, но остальному миру должно было казаться, что он достиг всего, что можно пожелать.
"НИККЕЙ" шел в рост. Токийские акции успели подняться на 209,56 пункта с тех пор, как он встал с постели. Доллар держался низко и обещал и дальше падать, так что он дал команду выбросить часть нефтяных акций и акций предприятий общественного пользования. За последние два года он прибрал к рукам двадцать пять маленьких телекомпаний и в настоящее время вел переговоры с британским предпринимателем Робертом Кастеллом на равных паях основать информационную телесеть, способную конкурировать с Си-Эн-Эн. Японский заем, который он ухитрился получить, был на целых два пункта ниже первоначальной процентной ставки. Гораздо выгоднее, чем вариант, с которым подкатывался к нему Мэнни Хэнни, ныне именуемый "химиком".
Кингмен самодовольно вдохнул дым кубинской сигары. Пару дней назад он имел в Гаване ленч с Фиделем Кастро — обсуждал с ним проблему строительства бейсбольных площадок и финансирования чемпионата. Кубинский коммунист давно уже был мертв как ископаемый динозавр, но этот старый партизан все пытался зазвать туристов в гости к дряхлеющей Латинской Леди, превратив ее в подобие Майами-Бич. Кастро обещал "КИНГАЭР" эксклюзивные права на пользование маршрутом Майами-Гавана, если только Кингмен финансирует бейсбольные прожекты. Кингмен тогда помечтал о своих собственных "Гаванских ураганах", о воздушных правах над всей Латинской Америкой, которая — карамба! — просто без ума от бейсбола, и о том, как все это станет средством установления глобального мира и одновременно стартовой площадкой для его оперившейся к тому времени "Всемирной телекомпании новостей и развлечений" — ТНР. Но "Акт об отношениях с враждебными странами", запрещавший американцам осуществлять коммерческие операции на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже, все еще оставался в силе, и стоял за ним не какой-нибудь Госдеп, а само министерство финансов! А никакой уважающий себя магнат от коммерции, каждый день балансирующий на туго натянутом канате, в самом дурном сне не пожелал бы иметь дело с министерством финансов!
Он написал тогда Кастро благодарственную записку за сигары "Монте-Кристо" и перестал мечтать о своей неотразимо эффектной команде. Кастровские доктора уже не разрешали бедному старому другану курить сигары. Кингмен ухмылялся, шлепая себя по плоскому животу и стряхивая пепел в антикварную плевательницу из серебра высокой пробы. Сидя в своем высотном офисе, он выпускал идеально правильные колечки табачного дыма в воздух. Прелестная идея, но не настолько, чтобы вконец из-за нее утрахаться.
В среду он слетал в Вашингтон на Кингаэровском аэробусе для приятельского ленча с Чарли Макбейном, заместителем госсекретаря, где и закинул удочку на предмет того, чтобы обойти правила. Лучше иметь бизнес с Норьегой, чем впутываться в дела с министерством финансов! Все, кроме этого! МАНЬЯНА[2], Фидель. Кингмен забросил ноги на письменный стол и пробежал глазами список дел на неделю, который приготовила Джойс.
Как-то Флинг уговорила его субсидировать строительство Беддловского дома престарелых, где бездомные и старичье нашли бы внимание и заботу со стороны монахинь. Оказаться старым, беспомощным, в обществе монахинь — б-р-р! Для Кингмена это было чем-то вроде чистилища. А Флинг только об этом и думала. Престарелые. Бездомные. Преследуемые. Короче, все обитатели планеты. Церемония освещения Беддловского дома была назначена на пятницу. Кинг уже видел это число во флинговском "Любительском календаре", обведенным в красный круг и помеченным крестиками и восклицательными знаками. Эта девушка была так чудесна и так чертовски красива, что иногда ему казалось, что она дана ему лишь взаймы. Кто он такой, чтобы иметь нечто столь совершенное? Почти два года брака, и все превосходно, лучше некуда. Да, все-таки он везучий дрын! А сейчас Кингмен Беддл, помимо прочего, еще и на редкость важный дрын, вот так-то! Кингмен полностью овладел поистине военной дисциплиной бизнеса, гордясь про себя своей пунктуальностью, и вполне усвоил нью-йоркский великосветский этикет. Он сказал твердое "ФИНИТА" поцелуем в обе щеки, когда речь шла о "трофейных" женах, подражавших повадкам европейских герцогинь, и бросил привычку тыкать сигарой, как счетчиком Гейгера, указывая горящим кончиком на других грандиозных ребят, ворочающих другими грандиозными делами. В духе Уинстона Черчилля и Эдварда Бернстайна он практиковал в обществе импровизированные анекдоты. Для таких случаев Джойс держала для него целый набор уже готовых шуток и острот. Он усвоил, что могущественные люди должны обладать способностью удерживать внимание аудитории, так же как культивировать приятельские отношения с банкирами, политиками, инвесторами и прочими своими людьми. Привлекательность для окружающих — часть джентльменского набора.
Он в совершенстве овладел правилами игры и неукоснительно следовал им, всему светскому кодексу. Никаких интрижек с женами других участников игры — как бы ни были они привлекательны для неистощимого в своей любвеобильности Кингмена. Эти люди, вскарабкавшиеся на верхние ступеньки корпоративной лестницы при поддержке первых жен — благодаря их талантам либо благодаря их банковским счетам, — до достижения ими определенного социально-коммерческого уровня имели в качестве спутниц, как правило, женщин спортивного типа, с короткой стрижкой, мощными бедрами и выражением постоянной озабоченности на лице — приобретение прошлых куда более тяжелых лет. Хорошие спортсменки, славные девахи, они умели быстро упаковываться, носить в любом сочетании плащ "барберри", пить и курить, как мужики, каковыми многие из них, можно сказать, и стали. Как, например, жена Гордона, Бидди. Это были грубоватые, все повидавшие на своем веку компанейские девчонки, прошедшие через финансовые крахи и времена, когда денег куры не клюют, закаленные годами непрекращающейся суеты и периодами острой нужды.
У них всегда был чуть извиняющийся вид, и они явно чувствовали себя не в своей тарелке на бизнес-вечеринках, особенно у Кингмена, в обществе вторых жен, являвших собой приобретение эпохи "Милкена", когда новоявленные "князи из грязи" нарасхват загребали под себя лежавшие под ногами дешевые деньги, женщин с длиннющими ногами, часто на шесть или семь дюймов выше, чем они сами, и вдобавок к этому лихорадочно деятельных. Как правило, бездетных. Они и были "трофейными" женами.
Кстати, их-то Кингмен как раз и не любил, находя очень неаппетитными и агрессивно амбициозными. Нет, он-то все сделал правильно, поступил гораздо умнее и лучше. Энн помогла получить ему определенный статус, стряхнуть виргинскую красную глину с ног, позволила ему прийти в Нью-Йорк этаким виргинским джентльменом, а не каким-то там жадным и агрессивным чужаком без роду и племени, поспешившим на пир стервятников.
Флинг оказалась идеальной второй женой. Из всех "трофейных" жен она была трофеем номер один. А ведь она даже не пыталась что-то строить из себя. Застенчивая от природы, она одним своим появлением ставила под контроль любую нью-йоркскую гостиную — и все благодаря своей живости и безусловному физическому совершенству.
Аромат "ФЛИНГ!" собрал за второй год свыше семидесяти миллионов долларов! Косметический набор "ФЛИНГ!" обещал стать товаром десятилетия, ее видеозаписи с комплексом гимнастических упражнений на мировом рынке шли сразу за кассетами с записями Джейн Фонды, а "Флинговский календарь исчезающих животных и растений" стал популярнее, чем календари Синди Кроуфорд и Гарфилда, взятые вместе. Она давала навар больший, чем другие вторые жены, якобы успешно работающие, а на самом деле постоянно нуждавшиеся в финансовых вливаниях.
Один такой несчастный сукин сын, Берни Болсам, вынужден был бухнуть больше тринадцати миллионов баксов в сенсационную постановку на Бродвее, единственно для того, чтобы его вторая жена могла стать "режиссером" и приобрести хоть какой-то статус за пределами мужниных миллиардов. Берни пришлось лопатами кидать доллары в эту ненасытную топку — пьесу жены, музыкальную интерпретацию "УНЕСЕННЫХ ВЕТРОМ", особенно после того как Фрэнк Рич, театральный критик из "Нью-Йорк таймс", и Джон Симон из "Нью-Йорк мэгэзин", образно говоря, сплясали на ней джигу. Решительная миссис Болсам упорно топила и топила деньги мистера Болсама в своей водянистой постановке, где третий акт знаменовался дождем, хлещущим над разрушенной плантацией, что, вероятно, должно было символизировать закат славы горячо любимого Скарлетт О'Хара Юга. "ПОЮЩИЕ ПОД ДОЖДЕМ" — так окрестил критик из "Дейли сан" все это действо, не забыв при этом осудить расизм, "олицетворяемый танцующими чечетку рабами в костюмах, промокших от дождя", а заодно и зарницы с громом — как дешевый, чисто механический трюк, столь обожаемый публикой определенного сорта, что-то вроде вертолета, зависшего над сценой в "Мисс Сайгон", или люстры, с грохотом падающей в задымленные переходы и темницы в "Призраке оперы". Кингмен и Флинг промокли насквозь, сидя на премьере в первом ряду, в то время как прочие, оказавшиеся на заведомо худших местах, попросту умирали от смеха. Первые шесть дней и первые семь миллионов долларов, "унесенных ветром", театр и его постановка отметили полным выходом из строя оркестровой ямы и первых шести рядов — металл ржавел, кожа вздувалась, дерево разбухало и трескалось. И все это, в конечном счете, нужно было только для того, чтобы вторая жена Берни, с ее вечными великосветскими амбициями, могла ответить что-нибудь вразумительное, когда на званом обеде джентльмен, повернувшись к ней, спросит: "А чем вы занимаетесь?" Кингмен хихикнул, вспомнив еще раз о незадаче приятеля. Похожая на статуэтку, рыжеволосая, неукротимая, как атомный смерч, миссис Болсам, в конце концов, ретировалась из театра и возобновила жизнь курортницы-попрыгуньи и любительницы шоппинг-туров — в любом случае оба эти хобби были менее обременительными для семейного бюджета, чем служение Мельпомене.