«Оскар Перес, каждый раз, когда ты его приглашаешь…»
– Уже никто, даже если он выбрался оттуда.
– Отлично, – рыкнул папа́, – будем надеяться, что не выбрался.
На что я надеялась?
– Нико, нам надо поговорить, если у тебя есть минута. Елена, загляни к Бенито на кухню, проверь, жив ли он еще.
Я захлопала ресницами.
– Что?
– Его сегодня подстрелили. Хотя, похоже, это тебя волнует меньше, чем то, кто привез тебя домой.
Я нахмурилась.
Задетая отцовской подколкой, я резко развернулась, совершенно забыв про Николаса. Я врезалась в него и оперлась ладонью о твердый живот, чтобы поймать равновесие. Жар просочился сквозь ткань одежды и впитался в мою ладонь. Боже, ну и печка! Я невольно сжала пальцы на его мускулах, прежде чем шагнуть назад.
– Я считаю, тебя надо было назвать Неуклюжей Абелли, – недовольно буркнул Николас.
Я сверкнула глазами.
– Очень мило.
Его губы тронула тень искренней улыбки, однако он схватил меня за локоть, грубо выставил за порог и захлопнул дверь папиного кабинета.
Я передернула плечами, стряхнув щекотное ощущение тепла, которое оставили его пальцы, и направилась по коридору на кухню. Я понимала, что Бенито будет жить. Однако, открыв дверь, я застыла как вкопанная при виде весьма откровенного зрелища.
Бенито облокотился о столешницу и прижал к плечу полотенце, а Габриэлла, которой вообще не следовало находиться здесь в столь поздний час, целовала его в краешек губ, тихонько что-то воркуя. Я расслышала нечто вроде: «Мой бедный мальчик».
Но самым отвратительным оказалось то, что ее рука была у него в штанах. Я крутанулась на месте и кинулась к себе в комнату. Кузену дрочили прямо на кухне, и, хотя это более чем негигиенично, я не могла сказать им переместиться куда-нибудь еще.
Позже я лежала в кровати и пялилась на потолок, на единственную светящуюся звездочку, оставшуюся там с незапамятных времен. Увы, всякий раз, когда я закрывала глаза, перед внутренним взором вспыхивал огонь, отражающийся в янтарном взгляде.
И каждый раз, когда я закрывала глаза, меня целовал не тот мужчина.
– Повторяю, нам вовсе не обязательно ехать.
– Знаю, Елена, но не волнуйся: все в порядке.
Я вздохнула и откинулась на спинку сидения. Я ждала эту вечеринку, но после вчерашнего уже не была столь уверена, что проводить больше времени с Тайлером является хорошей идеей. Особенно теперь, когда я знала, с какой легкостью Николас Руссо мог уничтожить жизнь другого человека за какие-то пять минут.
Городские постройки, все еще залитые лучами солнца, проносились мимо размытыми пятнами, пока мы стремительно неслись в центр. Бенито вел здоровой рукой, постукивая пальцами в такт и подпевая песне «Как глубока твоя любовь» «Би Джиз»[44], льющейся из колонок. Так-то ничего необычного, но всю поездку он был подозрительно молчалив… Я понаблюдала за ним минуту и поджала губы.
– Ты что, на обезболивающем?
Он нахмурился.
– Я принял всего три штуки пятнадцать минут назад.
– То есть как раз перед тем, как мы сели в машину.
– Ну да, с апельсиновым соком, – ответил он, как будто это была самая важная деталь.
Я закрыла глаза. Кузен явно под кайфом. Он должен знать, что обезболивающие таблетки, которые нам поставлял Вито, были в лошадиных дозах, и проглотил целых три.
Я потерла виски.
– Тебе не надо водить.
– И что? – фыркнул он. – Дать тебе порулить? Ты ведь не умеешь.
– Нет, я имела в виду, что нам следовало остаться дома. – Я осеклась, в недоумении глядя, как он сворачивает с автострады. – Бенито, ты чего? Нам нельзя здесь съезжать.
– Можно. Свадьба, Елена.
И как я могла забыть? Впервые оказавшись на улицах, которые были под контролем Руссо, я действительно начала ощущать реальность ситуации. Сестра выходила замуж за Николаса. К горлу подкатил ком.
– Что мы тут делаем? – Я словно попала в другое измерение, хотя мы оказались всего лишь в той части Нью-Йорка, которую я никогда толком не видела. Семья тщательно укрывала меня от мира. Я путешествовала по Италии и Мексике – вот и весь список. В Италии мы навещали маминых родителей и многочисленных родственников, в Мексике всегда проводили ежегодный отпуск, хотя я подозревала, что это только прикрытие для папиных деловых встреч с местными картелями.
– Надо кое-что завезти к Нико.
Я сглотнула и велела себе оставаться спокойной, но так и не смогла сдержать вспышку предвкушения. В итоге с досадой покачала головой. Правда заключалась в том, что меня невероятно привлекал жених сестры, независимо от того, нравился он мне как личность или нет. А он мне не нравился. Мысль, что я увижу Николаса из окна машины ввергала в дрожь. Меня все это напрягало, но каким образом можно отключить взвинченное состояние, я не знала.
Город проносился перед моими изумленными глазами: здесь находилась территория Руссо.
Мы вращались в шикарном обществе Лонг-Айленда. Единственным нашим соседом, чей особняк хорошо просматривался с заднего двора, являлся Тим Фульц: ему принадлежала юридическая фирма, через которую папа́ отмывал деньги (по крайней мере, так мне однажды сказал Бенито). Кстати, он оказался неплохим человеком. В общем, район был тихим и закрытым, и я всегда думала, что и Николас жил в похожем месте. Однако я ошибалась. Он поселился в Бронксе, в доме из красного кирпича с маленьким белым крылечком и личной подъездной дорожкой, ведущей к гаражу.
Бенито заехал во двор и припарковался рядом с машиной Николаса. Дверь гаража была открыта, а внутри стояли две машины, черные, как душа Николаса. Я заметила, что у одной поднят капот. Я не разбиралась в автомобилях – можно ли меня винить? Меня и водить-то не учили, но тут я сообразила, что это классические модели. Я сразу узнала «Гран Торино»: ведь совсем недавно я вместе с Бенито посмотрела одноименный фильм[45]. Кузен тихо плакал, хотя никогда бы в этом не признался, а поскольку плачущий мужчина – самая грустная вещь на свете, то и я к нему присоединилась.
Сердце сделало кульбит, когда Николас вышел из недр гаража, вытирая руки тряпкой. На нем были темные джинсы и простая белая футболка. Никогда не видела, чтобы перепачканный в масле мужчина выглядел так хорошо. Я откинулась на спинку сидения.
– Твою ж мать. Я опять в кровище.
И правда, сквозь ткань белой рубашки Бенито проступило алое пятно. Мы ехали на вечеринку у бассейна, но кузен не собирался плавать или раздеваться. Куда бы он тогда спрятал пистолет?
– Тебе разве не наложили швы?
– Наложили. – Он достал ключи зажигания. – Но часть разошлась.
Я додумалась спросить:
– Это чем же ты таким занимался?
– Сексом с Габриэллой, – усмехнулся он.
– И еще… – Я наморщила нос. – А вы можете держаться с этим делом подальше от кухни?
Кузен прищурился, а потом просветлел и хмыкнул.
– Понимаю, Елена, у всех свои тараканы в голове, но ты все-таки моя кузина. Шпионь за кем-нибудь другим.
Я закатила глаза, открыла дверь и вышла из машины быстрее, чем поняла, что делаю. Сидеть в душном салоне совершенно не хотелось, кроме того, кожа и так была горячее обычного из-за присутствия конкретного мужчины.
Николас облокотился о стенку гаража, держа тряпку в руке. Наши взгляды встретились. Глаза Руссо чуть сузились, прежде чем переключиться на Бенито, который протянул ему манильский конверт. Как же мужики любят манильскую бумагу…
– Слушай, могу я зайти в ванную комнату?
Николас обратил внимание на кровавое пятно и коротко кивнул.
– Вторая дверь слева.
– Спасибо, – сказал Бенито и направился в дом.
Мы с Николасом продолжали смотреть друг на друга. Его взгляд упал на белую лямку лифчика от бикини, на который я надела розовое платьице в комплекте с босоножками на платформе. Весьма милый наряд, но я получила за свой образ лишь неодобрительный оскал.
Я насупилась и оборонительно скрестила руки на груди.
Николас еще секунду глазел на меня, а затем вернулся в гараж. Я проводила взглядом мускулистую спину, прикрытую футболкой, пока он не нырнул под капот, перестав обращать на меня внимание. То еще гостеприимство.
Стоял один из тех дней, когда жара вцепляется в тебя и отказывается отпускать. В середины июля лето было прохладным, но перед начинающимся завтра августом, похоже, решило вывалить на нас все сразу. Солнце жгло абсолютно беспощадно, даже моя оливковая кожа краснела, если я находилась на свежем воздухе слишком долго.
Непрекращающаяся жара и вид уже вынырнувшего Николаса, вытирающего пот с шеи воротом футболки, подернули края моего сознания дымкой.
У двери жужжал вентилятор. Через открытое окно соседнего дома доносились звуки бейсбольного матча, а в маленьком телевизоре в углу гаража транслировали новости. Я хотела послушать краткую сводку, но звука было почти не слышно, а чтобы подойти поближе, мне следовало преодолеть несколько метров пространства и обогнуть Николаса. Я помедлила.
Сказав себе, что маюсь дурью, я решилась. Все нервные окончания звенели, пока я протискивалась мимо него, чтобы подобраться ближе к деревянному верстаку и табуретке. Взяв пульт, я сделала звук погромче, хотя поиск кнопки звука занял чересчур много времени. Я чутко улавливала каждое движение, каждый звук за спиной. Словно нас связывало статическое электричество. По позвоночнику скатилась капля пота, кожа покрылась мурашками.
Пытаться смотреть новости в присутствии Николаса было все равно что читать в одной комнате с ним: невозможно. Убирая волосы в хвост, я притворилась, что слушаю, что говорит блондинистая ведущая.
Я чувствовала его взгляд на обнаженных лопатках, пока обвязывала резинку вокруг длинных прядей. Дыхание сбилось. Зуд. Жар. Зря я не пошла сегодня в церковь: ведь нельзя так чувствовать себя в присутствии будущего мужа родной сестры. Но я осталась дома, иначе опоздала бы, копошась со сборами, на вечеринку.