Пульс стал неровным. Я сделала вывод, что, если бы вышла за этого человека замуж, он бы оставлял на моем сердце исключительно разломы и трещины – однако оно об этом не знало. А может, и знало, просто сердце приготовилось рисковать, невзирая на доводы рассудка. Я, к счастью, была реалисткой и чаще слушала именно голос разума.
Вот только когда речь шла о Николасе, часть меня руководствовалась совсем другим: животными инстинктами. Вот так человечество и продолжало размножаться. С помощью непреодолимого влечения и похоти. И матушка-природа без устали напоминала: рядом находится самец в самом расцвете сил.
Вчера мы сделали то, чего делать определенно не стоило. Не то чтобы окончательно перешагнули черту, но совершенно точно балансировали на грани. В следующий раз можно будет продвинуться еще дальше. Я ступила на скользкую дорожку – и следовало держать себя в руках.
Я и понятия не имела, как Николас теперь будет общаться со мной, после того как я попросила его относиться ко мне неуважительно. Лично я решила делать вид, что ничего вообще не случилось, но тело ничего не забыло. Оно пело в присутствии Николаса, а глупое сердце согревалось, не догадываясь, что его ждет.
Николас обошел вокруг острова, и я протянула ему вино с безмолвной просьбой откупорить бутылку.
Судя по его взгляду, он прекрасно помнил о моих вчерашних словах и не собирался притворяться, но выражение лица было безразличным. Может, он к этому привык. Уверена, так оно и было. Я держала телефон Николаса в руках от силы две минуты и уже лицезрела фотографию голой девушки. Я и представить не могла, чего бы навидалась, если бы заполучила мобильный Руссо на целый день.
Николас взял бутылку и открутил крышку. Прежде чем вернуть ее обратно, он сделал глоток из горлышка, не отрывая от меня взгляда. В животе вспорхнули бабочки от мысли распить с ним бутылку, но я проигнорировала глупейшее чувство.
Я с трудом сглотнула, когда он вернул мне вино и направился к раковине. Нахмурилась, глядя на полупустую бутылку. И как мужчины делают такие большие глотки?
Облокотившись о холодильник и поднеся бутылку к губам, я наблюдала, как Николас моет руки.
Он обернулся: глаза скользнули по моим распущенным выпрямленным волосам, по золотому платью, заканчивающемуся на середине бедра. Сузились, как будто ему это жутко не понравилось. Когда Николас обратил внимание на белые туфли, его взгляд медленно скользнул вверх по моему телу.
Я знала – он ищет на мне розовый.
Опасность. Игривость. Лихорадка. Смесь из взрывных ощущений вспыхнула в груди, проникая в кровоток и стекая между ног. Прямо на легкие розовые стринги, которые внезапно стали тяжелыми, горячими и влажными.
Голова чуть закружилась, и я прикусила горлышко бутылки, царапнув его зубами.
Взгляд Николаса потемнел.
Кажется, воздух становился жарче?
Cazzo.
Муж моей сестры. Муж. Моей. Сестры.
Я склонила голову набок и замерла.
Вода в раковине стала розовой.
Он смывал кровь с рук.
– Хороший день сегодня на работе? – мило и саркастично спросила я.
Он удивленно вскинул бровь.
– А у тебя здорово получается изображать жену. Начинаю думать, что мне не повезло.
Я проследила за его взглядом и обнаружила Адриану. Сестра примостилась в углу – она сидела прямо на полу, скрестив ноги, и играла во что-то в телефоне. По крайней мере, на ней было подобающее желтое платье-халтер с лямками через шею и туфли на плоской подошве. На каблуки Адриану можно было поставить, только прибегнув к шантажу.
Из-за низкой стенки, отделяющей кухню от гостиной, доносились звуки телевизора, и я сразу подумала о Бенито, который наверняка развалился на диване, закинув руки за голову, как и всегда. До моих ушей долетел восторженный возглас мамы, восхищающейся ванной комнатой.
Я хмыкнула.
– Тебе не кажется, что как fratello и sorella мы друг другу больше подходим?
Николас облизнул губы, задумчиво их пожевал, причем похоже было, что думал он совсем не о тех вещах.
Бабочки отправились в полет.
– Как скажешь, Елена.
– Так и говорю, Туз.
Николас вытер руки и бросил полотенце на столешницу. Это так по-мужски не повесить его на место.
– Ты читала обо мне?
– Может быть. – Я дернула плечом. – Но никто достоверно не знает, почему тебя прозвали Туз. Ты способен убить человека игральной картой?
Руссо развеселился.
– Почему обязательно все должно быть связано с убийствами? А если я просто хорошо играю в карты?
Я прищурилась.
– А ты хорошо играешь?
Сердце забилось сильнее, когда Николас подошел ко мне. Он двигался плавно как хищник: словно подкрадывался.
– Я неплох. – В глазах вспыхнули искорки, будто ему известно то, чего не знала я. Николас остановился в полуметре, облокотился рукой о стену и наклонился, закрывая обзор: теперь в поле зрения был только он.
Я затаила дыхание.
Взгляд у него был задумчивый. Вероятно, он не мог решить, надо ли доверить мне какой-то секрет, хочется ли ему это делать.
– Ты не особо много обо мне читала, – предположил он.
Я покачала головой.
Николас провел пальцем по моему подбородку, где имелась маленькая ямочка.
– Когда я впервые убил человека, затолкал ему в глотку туз пик.
Я нервно сглотнула, а он отступил в сторону и развернулся.
– С тех пор кличка приклеилась ко мне.
– А вон та?
– Обозленная на всех бисексуалка, – безэмоционально ответила Адриана, сидя рядом со мной за кухонным островом и попивая вино.
– Откуда ты знаешь, что она бисексуалка? – спросила я.
– Она заценила сиськи Джианны и Бенито.
Я помедлила.
– Ну, на ее сиськи сложно не смотреть.
Сестра повернула голову, чтобы взглянуть на грудь Джианны.
– А ты права.
В пентхаусе было около двадцати Руссо, которых я едва знала. Женщины тусовались в уголке и о чем-то болтали, но мне абсолютно не хотелось говорить о погоде. Адриане следовало бы познакомиться с ними поближе, но когда она вообще что-то делала по правилам?
Папа́ общался с Нико, который пару минут назад вернулся из спальни, вымытый и переодевшийся в черный костюм. Мама фальшиво улыбалась, неубедительно изображая интерес в беседе с теткой Николаса. А мы с Адрианой играли в игру, где описывали людей двумя словами, и то только потому, что родительница отобрала у моей сестры телефон (а вместе с ним и «Энгри Бердс») и накричала на дочь, чтобы та встала с пола.
Адриана была уверена, что окружающие озлоблены и скрывают сексуальную ориентацию. Я считала, что она воспринимает все слишком серьезно.
Сестра до сих пор не рассказала мне, что ее расстроило накануне, а это могло означать две вещи: либо она обдумала проблему и решила, что ситуация не настолько катастрофична, как ей показалось вначале, либо – и этот вариант меня беспокоил – решила, что не подчинится выдвинутым требованиям. Как на подобное отреагирует Николас? У меня внутри все сжалось.
– Твоя очередь, – пробормотала Адриана, ковыряя этикетку на пустой бутылке.
В этот момент дверь распахнулась, а через несколько мгновений у меня со стоном вырвалось:
– Ну зачем?
В пентхаус заявились Тони и Дженни. Светлые волосы девушки были распущены, сама она облачилась в облегающее темно-синее платье под цвет глаз.
Дженни быстро обнаружила нас.
– Божечки мои, привет! Сто лет не виделись!
Адриана закатила глаза. Сестра ненавидела наигранную радость, да и вообще любые проявления эмоций в принципе. Я тоже не была фанаткой громких возгласов, а наигранность чуяла за километр.
Я пихнула Адриану плечом, дескать, будь поприветливее.
Высокий голос Дженни заставил всех повернуться в ее сторону. Николас бросил на нее беглый взгляд, продолжая разговаривать с папа́. Не знаю, чего я ожидала, но точно не того, что он безразлично отвернется, дабы закончить начатую фразу.
Тони направился к Бенито и Доминику, которые торчали у мини-бара, а Дженни порхала вокруг нас. Я напряглась, когда брат прошел мимо Николаса, и выдохнула, когда стычки не последовало. Они только глянули друг на друга без какого-либо интереса. Никогда не пойму мужчин.
– Я ужасно рада за тебя, Адриана! – затараторила Дженни. – Твоя свадьба уже так скоро! – Похоже, Дженни хотела ее обнять, но по лицу моей сестры стало ясно – ее лучше не трогать.
Дженни неловко отступила на шаг и замолчала, а я попыталась разрядить обстановку и улыбнулась.
– Как ты? Я слышала, ты скоро закончишь кулинарную школу.
– Да, но не думаю, что когда-нибудь стану готовить столь же хорошо, как Селия, – ответила она достаточно громко, чтобы услышала моя мама, которая поджала губы и отпила коктейль.
Могу поклясться, она слышала, как Адриана проворчала:
– Подлиза.
Если честно, Дженни никому не нравилась.
Папа́ нахмурился, когда ее увидел, а мама притворилась, что ее вообще здесь нет. Отец ее не жаловал, поскольку она не была итальянкой и, конечно, ее родные не принадлежали к Коза ностра, а значит, девушка являлась обузой. В свою очередь, Дженни знала о делах семьи Абелли, хотя никогда этого и не показывала. Она не была верна Тони и не любила его.
В нашем мире женщина из другого сообщества остается с мужчиной, которого не любит, только по одной причине: деньги.
Дженни была охотницей за деньгами.
Очень милой, но в любом случае охотницей.
Тони оплачивал все: кулинарную школу, ее квартиру и алмазный браслет на запястье Дженни.
Я всегда старалась не думать о ней плохо, но, увидев ее ню-фото в телефоне Николаса несколько дней назад, поняла, что ошиблась.
Однако Дженни была сиротой и выросла в бедной приемной семье. Я не могла винить Дженни за то, что она старалась наладить жизнь всевозможными способами, но мне было не по душе, что ради этого она играла с сердцем Тони.
Но я никогда никому не предъявляла претензий.