Обернувшись, я обнаружила мачеху Николаса лежащей на кровати: ноги Джианны оставались на полу, а руки она вытянула над головой. Такая неженственная поза, Милашка Абелли бы так никогда не осмелилась. Я завидовала.
– Спасибо еще раз за одежду, – сказала я. – Я все постираю и верну…
– Оставь себе.
Между нами повисла тишина, и мне стало неловко.
– И часто он спихивает девушек в бассейны?
Она засмеялась и села.
– Нет, совсем нет. Он способен на такое только в том случае, если ему не наплевать.
Я молчала, не зная, что ответить, после того как она намекнула, что Николасу отнюдь не наплевать на меня. «Куда я влипла?» Ясно одно: надо как-то распутывать этот клубок.
– Все совершенно не так, – неуверенно возразила я, хотя пыталась говорить твердо.
Джианна улыбнулась, но ее глаза предательски выдали годы скрытых мучений, прежде чем она тихо сказала:
– Все всегда не так.
Спустя несколько минут я выяснила, что гости прекрасно видели, как жених сестры спихнул меня в бассейн. Похоже, даже Руссо с трудом понимали, почему это произошло, учитывая, что женщины семейства – особенно Валентина – таращились на меня так пристально, словно только недавно заметили, что я присутствую на вечеринке. Зато Джемма поглядывала на меня сочувственно, будто я впуталась во что-то такое, что со временем меня убьет. Теперь я вообще не знала, что и думать.
Однако я проигнорировала пьяные и любопытные вопросы Адрианы, злобный взгляд Бенито, сверлящий мой затылок, и ледяное молчание отца и брата. Перед тем как покинуть пентхаус вместе с родными, я обернулась и бросила взгляд в сторону кухни.
Николас оперся о кухонный остров и смотрел на меня. Кожу сразу опалило жаром. Я уже достаточно часто встречалась с ним глазами, чтобы привыкнуть к выражению лица Николаса, но сегодня что-то изменилось. Взгляд был не грубым, а задумчивым, расчетливым и слегка коварным.
Можно подумать, Николас собирался сделать то, чего делать явно не стоило.
Я сглотнула и шагнула к входной двери.
Я ожидала, что по пути домой меня станут отчитывать, но никто не проронил ни слова. Мама говорила о свадьбе в следующие выходные, а папа́ отвечал ей с водительского сидения.
Адриана уснула, уткнувшись головой в окно.
Тони крепко обнял меня за плечи. Я слушала гул мотора и смотрела на желтые огни, проносящиеся за окном и рассыпающиеся через стекло по салону машины.
И всю дорогу я не могла забыть задумчивое выражение на лице Николаса, не могла перестать чувствовать его взгляд, скользящий по моей коже.
Я была столь же уверена, что он думал именно обо мне, как и в том, что небо голубое.
Наступил четверг. Давно перевалило за полдень. Асфальт жгло горячим солнцем, а воздух перед дверями ресторана, принадлежащего Франческо, пропитался ароматом свежего хлеба, смешанного со специями и чесноком.
По дороге от машины до ресторанчика я смотрела себе под ноги: у меня расстегнулся ремешок туфли. Я попыталась его поправить и начала неловко прыгать, стоило мне пошатнуться, как сильная рука схватила меня за талию и поставила ровно.
– Ты ходячее бедствие, ты в курсе?
Я напряглась. Глубокий голос пробрал меня и наполнил теплом до краев. А мне не следовало чувствовать ничего подобного.
Когда я попыталась высвободиться, ладонь Николаса соскользнула с моей талии на бедро. Обжигающее прикосновение. То, что он вообще меня касался, уже было непристойным, как будто его руки находились не только на моем боку. Это раздражало, поскольку я не могла ничего поделать и не умела «отключить» мурашки, бегающие по коже при появлении Руссо.
Я прищурилась, но промолчала. Я заранее решила, как буду вести себя с этим мужчиной: никак. Не связываться с ним. Ничего лучше в голову не пришло.
Когда я побрела вперед, с ремешком, болтающимся на щиколотке, вдогонку мне полетело ироничное:
– Мне объявили бойкот?
Я стиснула зубы. Ему смешно. Как я могла чувствовать столько спутанных и перекрученных эмоций касательно Николаса, пока он просто развлекался?
Я развернулась, отбрив:
– Ты столкнул меня в бассейн! С чего мне с тобой разговаривать?
Светло-голубая рубашка, серые жилетка и брюки, черный галстук, наглое красивое лицо. Я сглотнула. «Ну и зачем опять связалась?» Отступать было поздно.
Он провел большим пальцем по нижней губе, оценив взглядом мое телесного оттенка платье без бретелек и розовые туфли.
– Это ты маленькая врушка, Елена.
Разумеется, он во всем обвинил меня. И он в этом хорош.
– Я? Ты меня шантажировал!
– Мне не пришлось бы так поступать, если бы ты меня сразу послушалась.
Он что, серьезно? Его глаза оставались спокойными. Уф, да он и впрямь не шутит.
Я развернулась, едва не упала, оперлась ладонью о горячую кирпичную стену и умудрилась застегнуть ремешок.
– Где твой кузен? – спросил Николас, что-то печатая в телефоне. – Тебе не следует быть здесь одной.
Бенито высадил меня возле ресторана и уехал на парковку, а мама и папа́ с Адрианой были в другой машине. Почему Николас лезет в не свое дело?
– Прекрати вести себя как мой брат, у меня уже есть один, – сказала я, кстати, будучи совершенно уверенной, что задену его.
Николас заиграл желваками.
– Внутрь, Елена.
– Попроси по-хорошему, – выдала я, передразнивая его тон.
Он удивленно оторвался от телефона.
– Если ты сейчас же не занесешь свою задницу в ресторан, Елена, и, пожалуйста, сделай это… кричать будешь ты.
«Боже мой».
– Какое неприличное замечание, – выдохнула я, направляясь к дверям.
– Абсолютно платонически, – откликнулся он.
В тот момент я поняла, как подставила себя с дурацким словом.
Сквозь стекло было видно красный знак «Закрыто», висящий рядом с полками со свежим хлебом, но, когда я толкнула дверь, меня немедленно поприветствовали возгласом:
– Mia bella ragazza![68]
Я улыбнулась.
– Дядюшка.
Двоюродный дядя обнял меня и наградил поцелуем в каждую щеку. Я вдохнула запах орегано, и меня накрыла волна ностальгии. Иногда в некоторых местах вы всегда чувствуете себя именно так, даже если вам не свойственно это сентиментальное чувство.
Франческо Абелли обитал на более мирной стороне Коза ностра. Каждый цент, отмытый от нашего имени, являлся продуктом труда этого шестидесятипятилетнего мужчины, который почти никогда не снимал фартук и белую майку, но и не расставался с парадными ботинками: когда дядя не обрабатывал чеки, он заведовал рестораном.
– Садись у окна. È una bella giornata[69].
Но день вовсе не так хорош. Было жарче, чем в аду, но дядя вряд ли выходил на улицу. Он жил над рестораном.
Я устроилась за столом и налила стакан воды из графина. Сквозь окно врывался ослепительный свет. Ужасное место, если честно, но слово дядюшки было столь же категоричным, как и замечание отца, и не имело значения, насколько люди из-за этого страдают.
Бенито вошел в зал и плюхнулся на стул, прочистив горло и налив себе чаю. Я прищурилась, потягивая воду через трубочку.
– У тебя засос на шее.
Он потер отмеченное место, пробормотав:
– Говорил же ей, что не надо.
Я покачала головой, не желая знать, как он успел с кем-то переспать по дороге от парковки до ресторана.
Через пятнадцать минут все были в сборе. Напротив сидели родители, с одной стороны от меня восседала Адриана, а с другой – Николас. Мама нахмурилась, когда поняла, что дочь и Руссо не сидят рядышком, но ни невесту, ни жениха формальный этикет не волновал. Тони, Бенито, Доминик, Лука и дядя Мануэль заняли соседний столик и разговаривали друг с другом.
Мама морщилась и моргала из-за яркого света, который озарял уже весь стол, а папа́ закрылся меню, которое знал наизусть.
Ланч не был таким напряженным, каким я его представляла. Вчерашний вечер, к счастью, ни на что не повлиял. Однако сестра казалась рассеянной и отстраненной, словно только физически пребывала вместе с нами, а мыслями витала где-то очень далеко. Она молча смотрела вперед, хотя обычно не могла сидеть сложа руки.
На столе были раскиданы бумаги, мама обсуждала с Николасом последние детали свадьбы, спрашивая мнение жениха касательно некоторых вещей.
– А что насчет медового месяца? – поинтересовалась она.
Я покрылась гусиной кожей и поежилась из-за плохого предчувствия.
Николас провел рукой по подбородку и обернулся к окну. Я проследила за его взглядом: улица Лонг-Айленда была залита солнцем.
Мое беспокойство только возросло, когда я увидела черный лимузин, слишком уж медленно едущий по дороге.
В тот момент, когда я разглядела на лице водителя татуировку МS, по ресторану разнесся возглас Нико:
– Giù![70]
Ложись.
Раздались крики. Giù, giù, giù, снова и снова, как записанное тысячей голосов сообщение. Воздух стал таким густым от тревоги, что я могла почувствовать ее вкус.
А затем из легких вышибло весь воздух, потому что меня повалили на пол. Тяжелое тело закрыло меня от стекла, разлетающегося в легко узнаваемом ритме. Огнестрел. Сердце грохотало в ушах, и я не могла отличить его стук от свиста летящих над головой пуль.
Я знала, кто лежал на мне, и пыталась выровнять дыхание посреди хаоса. Ресторан превратился в поле боя между самыми отпетыми преступниками Нью-Йорка, но я чувствовала себя в полной безопасности.
Создавалось ощущение, что перестрелка продолжалась бесконечно долго, пока наконец в зале не повисла тишина, звенящая эхом пулеметной очереди.
– Stai bene?[71]
Я слышала слова, но все мысли были окрашены красным: на деревянный пол капала кровь.