Я отдам Николасу часть себя – ту, в которой он нуждается, – и попробую надеяться, что выживу.
Я не думала, что Николас станет спорить и ему вообще будет дело до моего отказа. А поцелуи, скорее, относились к романтической стороне дела, вряд ли ему хотелось от меня чего-то такого.
Мои пальцы сжимали столешницу: взгляд Николаса почернел от ненависти, стоило ему посмотреть на мою левую руку с кольцом. Я почувствовала его внезапную враждебность. Злость была не той реакцией, которую я ожидала, но, вероятно, отказать Руссо хоть в чем-то лишь означало заставить его желать сильнее.
– Раздвинь ноги. – Тон был грубым и опять взбаламутил мой страх.
С трудом сделав вдох, я подчинилась.
Одновременно с этим он провел ладонями по моим ногам, и его пальцы впились во внутреннюю сторону бедер, заставив меня сжаться от головокружительного ощущения. Загрубевшие ладони Николаса на моей коже казались чем-то совершенным.
Только раздвинув ноги и почувствовав воздух на стрингах, я осознала, насколько они намокли. Взгляд Николаса коснулся меня там, теплый и волнующий, однако оттененный злостью.
Он притянул меня ближе к себе, обняв за шею, пока моя обнаженная грудь не прижалась к его торсу.
Дыхание сбилось сильнее, когда он прорычал в мое ухо:
– Такая горячая, что аж бесишь. – А потом он укусил меня за шею.
Я вскрикнула от внезапного укола боли, но звук тотчас перешел в стон, когда он надавил пальцем на клитор сквозь ткань стрингов. Сильнее стиснув в кулаке мои волосы, он заставил меня запрокинуть голову и обхватил ртом мой сосок. В самом низу живота вспыхнула искра и необузданным пламенем разлилась по всему телу.
Все еще держа меня за волосы и не давая мне даже опустить взгляд, он провел пальцем по моему клитору вверх и вниз. Издав глубокий грудной стон, переключился на другую грудь, облизывая ее и всасывая, периодически цепляя зубами. Из меня вырвался совершенно постыдный звук, но я вся горела – и мне уже было все равно.
Откинувшись еще сильнее, я облокотилась на руки и начала покачивать бедрами в такт его движениям. Он все играл с моими грудями языком и руками, обжигая жаром своего рта, а я начала понимать, что еще немного и просто умру. Когда он отстранился, моя плоть закричала в негодовании.
Одарив меня сумрачным взглядом, в котором была уже не только злость, он схватил лямку моих стрингов на бедре, стащил их и бросил к остальным вещам на полу.
Я снова раскинула ноги, потеряв всякую способность рационально мыслить. Николас потряс головой, разглаживая галстук.
– Черт. – Больше он ничего не сказал, подхватил меня под бедра и опустил голову между них, подтягивая ближе к краю столешницы.
От первого прикосновения горячего, влажного языка я содрогнулась. Меня накрыло вспышкой удовольствия и, каждый раз, когда он проводил языком снизу до самого клитора, на тело накатывала все более сильная волна.
Этот безумно опасный мужчина вел себя на удивление нежно, можно даже сказать, боготворил меня, и что-то вспыхнуло в моей груди.
Впрочем, кротким его тоже назвать было нельзя.
Его руки держали меня очень крепко, и я не могла пошевелить бедрами, пока он медленно вылизывал меня, никуда не торопясь, словно бы делая это для собственного удовольствия, а не для моего.
– Боже, Николас! – простонала я, зарываясь пальцами в его густые волосы и царапая кожу головы короткими ногтями. С тех пор как мы познакомились, я называла его по имени несколько раз, но вот теперь, когда он обвел мой клитор языком, оно легко сорвалось с губ.
Он напрягся, и я запоздало поняла, что он не любит, когда я зову его Николасом.
– Как меня зовут? – хрипло спросил он, прежде чем проникнуть в меня языком.
Я и не знала, что способна на такой хриплый, порнушный звук, который из меня вырвался.
Когда я не ответила, он опять отстранился: горящий взгляд Николаса поймал мой.
Слова звучали отрывисто:
– Как меня зовут?
– Николас, – выдохнула я.
Он сверкнул глазами, а в следующий момент меня накрыло чувством наполненности, потому что он проник в меня одним пальцем. Чувство давления вспыхнуло и фитилем прошлось по кровотоку. Он не двигал рукой, поэтому я попыталась качнуть бедрами, но его хватка оказалась железной.
– Имя? – повторил он.
Я помотала головой, презирая игру. Уже готова была прошептать: «Николас», – но вдруг он убрал руку, а затем резко вошел в меня уже двумя пальцами. Задохнувшись, против своей воли я успела выговорить лишь: «Нико».
Дрожь пробрала тело, когда он нашел ртом мой клитор, терзая его языком и губами, двигая пальцами во мне назад и вперед, снова и снова. И все это так расслабленно, то и дело издавая горловые звуки удовлетворения.
Он никуда не торопился, замедлял движения, стоило напряжению начать расти, сводил меня с ума, пока наконец у меня не вырвалось: «Пожалуйста». Его пальцы согнулись во мне, и пламя вспыхнуло еще сильнее.
Когда он замедлился, я в панике замотала головой, потянув его за волосы. Я не знала, во что превратилась, – все, что я могла делать, это без конца повторять: «Пожалуйста». И он сжалился надо мной. Не сбавляя скорости языком, он трахал меня пальцами все быстрее и сильнее, до тех пор, пока не осталось ничего больше, кроме горячего, растущего возбуждения.
Темные глаза Николаса встретились с моими.
Моей последней мыслью прежде, чем я издала последнее «пожалуйста» и накопившееся напряжение взорвалось в венах лавовым потоком, было что-то вроде: «Он любит, когда его умоляют». Огонь сменился томным теплом, рассыпающимся по телу щекоткой.
Я лежала на столешнице абсолютно расслабленная и пульсировала вокруг его пальцев, а он лишь покрывал поцелуями внешнюю сторону моего бедра и продолжал двигать рукой, пока все не кончилось.
Я выдохнула, дрожа и зарывшись пальцами в волосы Нико, не готовая отпускать. Это было единственной его частью, которой мне удалось коснуться.
Таким был мой первый оргазм, и ради собственного здоровья мне не хотелось этого признавать, но из всего, что я когда-либо испытывала в жизни, он точно грозил вызвать сильнейшее привыкание.
Когда руки Николаса двинулись вверх по моим бедрам, вернулась тревога.
Хотел ли он, чтобы я ответила тем же?
Или хотел от меня полноценного секса?
Внезапно засмущавшись, я села, когда он облокотился руками о столешницу и взглянул мне в глаза, я была уверена, что он может видеть меня насквозь.
Он не снял и галстука, а я сидела перед ним совершенно голая. Сейчас, когда буря улеглась, все это показалось еще более неприличным… непристойным.
– Будешь звать меня Нико. И никакой ерунды с Николасом.
Я неуверенно кивнула. Все мои «пожалуйста» звенели в воздухе, и слова Руссо прорезали их острым ножом.
Я не знала, чего ожидала дальше, но, конечно не того, что он развернется ко мне спиной, выйдет из дома и захлопнет за собой дверь.
Выдохнув, я повалилась на столешницу.
Merda.
Я окончательно и бесповоротно пропала.
Глава двадцать восьмая
Я ничем не лучше самых плохих, но и, слава Богу, ничем не хуже самых хороших.
Елена
Пока я слезала с кухонного острова, мое внимание привлекло тиканье часов. Я помолвлена с Николасом всего ничего, но меня уже словно вывернули наизнанку, как будто он содрал с меня несколько верхних слоев, которые невозможно вернуть назад. Я знала, что решение не отдавать ему себя целиком оказалось правильным. Если бы не это, случилось бы неотвратимое, и я бы стала пылью под ногами короля криминального Нью-Йорка.
Кондиционер охлаждал обнаженную кожу. Я провела пальцем по кромке стакана с виски Нико, облокотилась о столешницу и немного отпила, надеясь, что алкоголь сотрет из памяти царапающееся ощущение щетины на моей шее, и спиртное перебьет мужской запах. Не помогло.
До ушей донесся звук открывающейся двери гаража, и я вздрогнула. Задалась вопросом, уж не решил ли Николас оставить меня здесь одну, однако звука двигателя не последовало, и я пришла к выводу, что будущий муж просто возится с машинами.
Я опрокинула в себя остатки теплого виски и поставила стакан на столешницу, но вдруг взгляд привлекли лежащие рядом бумаги. Преследуемая сомнениями, я все равно сделала шаг вперед и двумя пальцами взяла лежавший сверху лист.
Перед глазами оказалась банковская информация жениха, и сердце начали раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, – нерешительность касательно моих дурных намерений, а с другой, – надежда на искупление, даже если и совсем небольшая.
Мир, в котором я родилась и выросла, был темным, но работал элементарно. Коза ностра являлась просто-напросто честной версией сообщества политиков, улыбавшихся со страниц газет. Я знала этот мир, изучила его сумрачные и светлые стороны. А еще знала, что лично я была хорошей, но даже у хороших людей найдется, что скрывать.
Чтобы не погрузиться в размышления, я принялась открывать ящик за ящиком в поисках бумаги и ручки, а когда отыскала их, то записала обнаруженную информацию и спрятала листок на дно спортивной сумки.
Ты либо плывешь, либо тонешь.
В этом мире невозможно плавать, но я часто слышала, что смерть от утопления – самая лучшая.
Одевшись, я отправилась исследовать дом. На втором этаже оказалось три спальни, и я бросила сумку на двуспальную кровать в той, что явно была гостевой. Кремовые стены, белое белье и светлая мебель. Комната являла собой недооцененную элегантность, сразу становилось ясно: декором здесь занимался точно не Нико.
Дальнюю стену занимал эркер с широченным подоконником, за окном виднелся гараж. Прикоснувшись пальцами к стеклу, я нашла взглядом Нико, голова которого была скрыта под капотом машины во дворе. Тем не менее я могла прекрасно рассмотреть его фигуру, и сердцебиение тотчас участилось. На нем была белая футболка, а рубашка с галстуком лежали небрежно брошенными на шезлонг.