Однако я не ожидал, что вместе со слабостью придет и странное спокойствие, и уверенность, что я умру быстрее, чем позволю кому-то коснуться Елены.
На верстаке зазвонил телефон, и я ответил, не посмотрев на экран.
– Да?
– Здравствуйте, я Джуди из «Эй-эм-си Голд». Это Николас Руссо?
– Да.
– Прежде чем продолжить, мне нужно сверить дату вашего рождения.
Боже, сама ведь мне позвонила. Я потер пальцем бровь и оттарабанил информацию.
– Отлично, спасибо. С вашим счетом были произведены подозрительные действия, я звоню, чтобы уточнить, точно ли это были вы.
Я прислонился к верстаку и выдохнул облако дыма.
– Какого плана действия? – Черт, все, что я делаю, подозрительно.
– Денежный перевод с вашего накопительного счета сегодня, шестнадцатого августа, в одиннадцать часов сорок две минуты.
Я замер.
– Сумма?
– Ровно два миллиона долларов, сэр.
С саркастичным смешком я провел языком по зубам.
– Перевод уже выполнен?
Она замешкалась.
– Да, сэр. В вашем профиле есть пометка не отмечать подозрительные переводы, но мы в «Эй-эм-си Голд» ценим наших клиентов и хотели уведомить вас на тот случай, если вы не одобрили операцию. У вас имеется шестьдесят способов оспорить…
– Я одобрил операцию. – Ни черта я не одобрял. Но я не разбираюсь с ворами через официальные каналы.
– Слава богу, – сказала она, неловко прокашлявшись. Она явно знала, с кем общалась. – Рада слышать. Сейчас сделаю пометку на счете. Хорошего дня, сэр.
Я дал отбой, шагнул во двор и поднял глаза на окно спальни. Солнце бликовало на стекле, но чем дольше я здесь околачивался, тем нечеловечески холоднее мне становилось с каждой секундой. Затянувшись в последний раз, я потушил сигарету о стену.
Когда я распахнул дверь дома, меня встретила тишина и на кухне, и в гостиной. Кожи коснулся прохладный воздух, но кровь внутри закипала, словно поставленная на горелку. Повсюду царила тишина, ни единого звука кроме шума кондиционера и стука подошв моих ботинок.
Ее телефон лежал на столе. Я взял его на ходу.
Когда я поднялся по лестнице, треклятый скрип прорвал тишину и почему-то отозвался резью под кожей. Размяв плечи, я попытался прогнать странное ощущение.
Обыскивая комнаты, я оставался бесстрастным. Моя комната… нет, наша. Гостевые. Ванные.
Везде пусто.
Что-то сдавило горло, а затем спустилось по пищеводу и продырявило грудь.
Она сбежала. Своровала денег и сбежала. К другому мужчине? Мать его, мертвее мужчины не найти на всем свете.
Ее одежда была на месте, как и сумка, но, может, они ей не нужны. Может, они бы ее только застопорили.
Я глубоко вздохнул и вернулся на первый этаж, набирая номер на телефоне. Гудки казались далекими, наполовину заглушенными стуком крови в ушах.
– Аллистер, – наконец в мобильном послышался невозмутимый голос Кристиана.
– Найди мою жену, – прохрипел я. – Она наверняка в моем банке. Или уже там была. – Я скрипнул зубами, прежде чем добавить: – А потом, вероятно, она отправится на автовокзал.
Две молчаливые секунды.
– Дай мне час, – ответил Кристиан и сбросил вызов.
Я сунул телефон в карман и нащупал ее мобильный. Не успел я моргнуть, как он уже летел в противоположную стену.
– Черт!
Я смел все графины с бара, после чего перевернул его целиком. Осколки стекла со звоном разлетелись по полу. В ноздри ударил терпкий запах алкоголя, жидкость растеклась под ногами. Грудь разъедала злость. Взъерошив волосы, я позволил себе погрузиться в опасное спокойствие.
Она называла меня сумасшедшим.
Она еще не знала, каким психом я могу быть.
У Кристиана был час, прежде чем я начну разносить этот город на кусочки.
Пламя костра трещало и трепетало на ветру. Я сидел на краю стула, облокотившись локтями о колени и постепенно сгорая изнутри. Хлопнула дверь, но я не поднял глаз. Я даже не помнил, что написал Луке. Он приехал несколько минут назад и сразу молча вошел в дом.
– Больно теплый денек для костра, – отметил он, садясь на шезлонг напротив меня.
Я не ответил, наблюдая, как огонь пожирает розовую ткань.
– Сжигаешь ее одежду?
Я затолкал футболку «Янкиз» глубже в огонь кочергой.
– Слушай, Туз, понимаю, ты сейчас в бешенстве… – Лука сделал паузу, когда я мрачно на него посмотрел. – Но она оставила здесь все розовое шмотье…
– Заткнись, Лука! – рыкнул я. Не хотелось слушать его тупые теории о том, почему она ушла. Плевать. Хотя нет, неправда: мне было настолько не наплевать, что аж передергивало.
Он поднял руки вверх, но снова открыл рот:
– Я просто не думаю, что такая, как она, бросит семью, Туз.
– Она однажды это сделала.
Лука покачал головой.
– Но тогда она не сбежала. Даже из города не уехала.
Я горько засмеялся, когда понял, что она действительно с большей вероятностью осталась бы… но ради кровной семьи, а вовсе не ради меня.
– Включи мозги, Туз. Черт, проверь дом.
Уже был там, потому и сидел снаружи.
Я прищурился и поймал его взгляд.
– Почему ты за нее заступаешься?
– Я не заступаюсь, хотя она и мечтает нарядить меня в розовое на вашу официальную свадьбу. – Лука поморщился. – Елена знает: когда ее папа́ услышит, что ты ее потерял, начнется война. Она не тупая. Я лишь суммирую факты, и что-то тут не сходится.
Как по мне, все кристально ясно. Идиотское кольцо. То, как она напряглась сегодня утром. Она любила другого и бросила все, чтобы с ним воссоединиться. В горле встал ком, в груди разверзлась черная дыра.
– Два миллиона, Лука. Объясни-ка это.
Он промолчал.
Я уставился в огонь. Не представлял, что буду делать, когда найду ее, но Лука прав. Когда речь шла о ней, рассудок отключался. Я хотел всегда видеть ее моей женой, но не следовало к ней привязываться, особенно если она не отвечала взаимностью.
Зазвонил телефон. Я схватил его.
Кристиан отчеканил адрес, и у меня подскочил пульс.
– Но предупреждаю, Туз. Она не одна.
Его слова ударили меня под дых, и я стиснул телефон в руке.
– Понял.
Глава сорок восьмая
Я думаю, что за любовь нужно платить горькими слезами.
Елена
– Кстати, – Себастьян почесал подбородок, – я мало знаю о Нью-Йорке, но, похоже, райончик явно не из лучших.
Он сидел рядом со мной на зеленой лавочке, липкой от пролитой газировки и других вещей, о которых мне даже думать не хотелось. Если в мире существовал неоновый знак «Обворуй меня», то Себастьян в сером костюме при золотых часах и запонках, сверкающих на солнце, был его олицетворением. Я нарочно оделась неприметно, но теперь, когда ко мне прилип этот мужчина, все труды пошли насмарку. За собственную жизнь я, впрочем, не боялась. Мой спутник, может, и выглядел интеллигентным выпендрежником, но профессия отражалась в его глазах, когда свет падал на них под правильным углом.
Он откинулся на спинку скамейки.
– И что мы делать будем? Ждать?
– Да.
На другой стороне замусоренной улицы стоял ряд видавших виды домов. Заколоченные окна первых этажей, отслаивающаяся краска, провисшие проволочные заборы. Я посмотрела на серое здание – оно находилось на достаточном расстоянии от нашей скамейки, скрытой деревьями, но с моего места открывался неплохой обзор на входную дверь.
Полчаса я искала правильный дом и все время думала о случившемся семь месяцев назад. Хотелось бы мне сказать, что я помнила его четко и ясно, но на самом деле он превратился в тень в моем сознании, да и та держалась лишь на ниточке вины.
Справа от нас раскинулся маленький парк. Себастьян наблюдал, как компания мальчишек играет в перестрелку, складывая пистолетики из пальцев.
– Может, в будущем они будут работать на тебя и на моего мужа, – сказала я.
Себастьян рассмеялся.
– Посмотрим через несколько лет. – Закинув руку на спинку скамейки, он спросил: – Ты же понимаешь, что он попытается меня убить?
– Зачем тогда пошел со мной, если так в этом уверен? – Я недоуменно встряхнула головой, но меня прошиб холодный пот. – Я не скажу ему, что ты тут был.
Он удивленно хмыкнул, наблюдая за полицейской машиной, подозрительно медленно проезжающей мимо нас.
– Елена, он уже в курсе.
Волосы на затылке встали дыбом.
Краем глаза я уловила движение и едва сдержалась, чтобы не вскочить со скамейки. Не стоило привлекать к себе еще больше внимания, когда рядом сидел колумбийский наркобарон.
– Похоже, рыбка клюнула, – сказал Себастьян.
Я прикинула, что на вид ей за пятьдесят: седые волосы убраны в низкий пучок, изможденное лицо отмечено морщинами, которые появляются от тяжелого труда. Она брела в нашу сторону с противоположного конца улицы. Женщина была в синей униформе, но я знала, что она не медик. Она стирала одежду в местном доме престарелых с четырех утра и до обеда, а потом работала на заправке до полуночи.
Она оказалась светловолосой, как и он, но другого сходства я не увидела. Хотя, если честно, я уже плохо помнила, как он выглядел. Ногти впились в ладони, когда она подошла к крыльцу, копаясь в сумочке в поисках ключей. Она замерла и посмотрела себе под ноги. Затаив дыхание, я наблюдала, как она наклоняется и поднимает зеленый конверт с деньгами.
Я помнила ту неделю фрагментами. Гул в ушах, когда дядя прострелил ему голову, а теплая кровь брызнула мне в лицо, проник в остальные воспоминания и измазал их красным. Однако я не забыла, сколько он работал: три места и смены длиннее, чем я представляла возможным. Большую часть времени я находилась в одиночестве в квартире его друга: парень угодил в тюрьму за мелкое воровство, пока он ходил на работу, чтобы обеспечивать мать и младшую сестру-школьницу.