Сижу. Открывается дверь, заходит Кулагин:
– А что ты тут делаешь? – Я же его подчиненный прямой.
– Евгений Васильевич, да вот, в командировку, Алексей Семенович послал.
Он говорит:
– Я знаю, зачем ты здесь. Ну, посиди еще пять минут, сейчас я твои вопросы решу.
Выходит. Действительно, через пять минут:
– Я тебя поздравляю, на тебе приказ, ты назначен начальником комбината.
– Евгений Васильевич, как так?
– Вот так вот, видишь приказ министра? С подписью министра.
Я там чуть в обморок не свалился зараз, я ж уже настроен был на Москву, мне уже ребята рассказали о должности и где квартиру получу.
Он ушел, я захожу к этому генералу, что ж случилось, как же так? А он говорит: «Очень просто, они взяли и провели заседание военного совета округа и назначили тебя на должность решением военного совета округа. Решение военного совета вправе отменить только министр с согласия начальника главпура. Сколько существуют вооруженные силы, таких прецедентов еще не было. Ты ж понимаешь, кто пойдет передокладывать министру, что есть вот такой Пинский, который не хочет туда отправляться».
Я с мордой, умытой слезами, вернулся в Норильск, и где-то в марте 1975 года уже был в Новосибирске. Оставил супругу одну там до навигации, потому что шмотки какие-то надо переправить, она уже была беременна снова к тому времени. Так у меня кончилась норильская эпопея.
И я должен сказать, что у Севера есть такая отличительная черта, я это могу смело сказать, у меня девять лет в общей сложности службы там получилось, Север очень сближает людей, очень сближает. Сволочи там просто очень быстро проявлялись, и было понятно, что они сволочи, и с ними просто не общались, ну они выпадали. То, что некуда особо разбежаться, сама природа заставляет быть до кучи. А когда все время общаешься, как-то и отношения просто складываются.
А что Новосибирск? В Новосибирск Кулагин ж меня не зря запер. Действительно, очень большой комбинат, громадный комбинат, две тыщи человек, примерно тыща гражданских, тыща военных. Если я не сильно ошибаюсь, 37 разных цехов. Единственное промышленное предприятие в округе. Вот если в Киевском округе у меня было два завода железобетонных конструкций, громадный завод металлоконструкций, деревообрабатывающий комбинат, лесозаготовительный участок… То там это все делал один комбинат под такую же программу, что делают в Киеве. Ну и, соответственно, и производство громадное, и народу дофига. И главное, что комбинат был к тому времени практически развален. Мой предшественник, говорят, хороший мужик был, я с ним, кстати, ни разу так и не встретился, кандидат наук, что, в общем-то, у строителей нечасто. Говорят, что толковый мужик, но запил и дело завалил.
Пришел я на этот комбинат. До того никогда не занимался промышленностью, для меня это было совершенно новое дело, всё новое, технология новая, организация новая, всё по-другому, это всё не строительство. Громадная территория, почти 43 гектара. Я его за день обходить не мог – времени не хватало просто. 37 цехов. Начальников цехов, соответственно, столько же. Причем, я когда подразобрался, а начальники-то цехов многие еще с войны в начальниках. При всем том, что я сейчас уже тоже не пионер, я ж понимаю, что возраст есть возраст, и, к сожалению, с годами лучше не становишься, ну чего-то там набирается, но основа-то теряется, работоспособность точно теряется. Потому что начальник цеха – это не та категория, где можно посидеть, подумать, что-то решить, там надо крутиться все время.
И плюс военно-строительный отряд здоровенный, те же тыща человек, и тоже нет командира отряда, и тоже все полуразваленное, и городок Матвеевка кругом-бегом на 10 тысяч жителей, которых надо содержать и которые топятся от той же котельной, что на комбинате.
Это, наверное, один из очень немногих комбинатов во всем Союзе был, который не имел своей железной дороги: я сырье и готовую продукцию вывозил на отдельный тупик, откуда отгружал, откуда принимал и возил. Меня обслуживала колонна в 600 машин, каждый день только этой колонной надо было еще управлять. Они не входили в численность комбината, это отдельная структура.
Я тебе скажу, что был даже рад, что жены не было, потому что у меня времени практически оставалось два-три часа в сутки: надо же было что-то почитать, чтобы понимать, о чем идет речь, надо было что-то делать, чтобы дело шло. Стал я разбираться, стал смотреть, стал как-то влезать в технологию, и понял, что главная проблема – нет организующего начала.
Есть начальник цеха, вроде хороший мужик, все знает, но он не в теме, он не в струе, он в своем цеху, а в комбинате его нет, он у себя. И так со всеми. А раз со всеми так, как управлять? И тогда я принял решение, стал проводить два раза в сутки планерки со всеми начальниками цехов. Первую проводил в 8 утра селекторную, они должны были быть на местах. Ну, специфика большая, много народу, много производства, производство разношерстное, и трехсменная работа, и без выходных. Утренние планерки еще как-то восприняли, а вечерние, которые я тоже проводил в 8 вечера, со скандалом. Я им сказал: ребята, давайте так, я скандалить ни с кем из вас не буду, но если вы не станете выполнять мои требования, мы с вами не сработаемся, поскольку я с комбината уходить не собираюсь – я только пришел, уйдете вы. Обижайтесь или не обижайтесь.
И все ж гражданские. Все низы – это все гражданские, там офицеров не было. У меня было на комбинате всего не то 12, не то 14 офицеров: главный инженер, зам по МТО, начальник планового дела, начальник производственного дела, главный механик. Кстати, когда я пришел, выяснилось, что я младший по званию среди всех этих ребят. Зам по МТО – подполковник, начальник планового – подполковник.
Повозмущались, поприсмотрелся я к людям, покопался и обнаружил, что есть целый пласт ребят, которые работают по четыре-пять лет, окончили институт и сидят в сменных мастерах, тот же Городецкий Володя. Там только из Брянска было четыре человека, которые окончили институт и ходили сменными мастерами. Когда я всех пособирал, я насобирал человек 12. И я в один месяц уволил 15 начальников цехов. Это был скандал. До начальника стройуправы, жалобы, политрабочие начали активно работать. Пережил. Причем на первый цех я Володю из сменных мастеров сделал главным технологом, потому что там с технологией было очень слабо, это железобетонные изделия, никак без технологии. В столярный цех поставил молодого парня из Белоруссии, самолюбивый такой он, хорошая голова, но злой только, психованный. Я с ним с трудом нашел общий язык, но потом хорошо работали.
Есть и освобожденный секретарь парткома, ему тогда уже было за 70. Опять-таки, повторяю, не было у меня такого, разогнать просто, чтобы разогнать. Но явный тормоз, ну не попадал. И была такая Валя Багри, зам начальника в производственном отделе, зам секретаря парткома. Стал я ее пропихивать, а мне мой молодняк говорит: а зачем нам Валя, давай Володю. А мне Володю жалко: только-только начал цех по-нормальному работать, что ж живого убирать. Но настояли – парторганизация большая, там такая заруба была, но Городецкий совершенно четко открытым голосованием встал в парткоме. Конечно, намного легче стало: у Володи была хорошая черта: он много брал на себя. Вот было плохо со столяркой, Володя месяца два жил там. Поставил койку в цеху, там и жил, и не вылазил.
Следующий ход был – надо командира отряда. А где я найду командира отряда? Я к тому времени уже долго пересекался с РВСН, и в Мукачево, и в Норильске. И, когда я пришел на комбинат, у нас тоже 60 % объектов были стратегов, мы много ими занимались, а главком стратегов очень талантливый мужик был, он понимал, что без строителей ничего не получается. Почему об этом вспомнил – я под этим флагом спер начальника штаба ракетного полка к себе на отряд. Молодой парень, 34 года, высшее училище ракетчиков окончил. Он, собственно, с подполковника на подполковничью и пришел, ничего не потерял. Я его сразу в командиры отряда, и он резко все изменил, резко. Грамотный, умный хлопец.
Ну, а дальше надо же все-таки выруливать производство. Начал я с лесопиления. Стояли у меня лесопильные рамы сто десятые, и тоже круглосуточная работа, это производительность примерно 100 кубов должна была быть, а получалось никаких не 100, получалось кубов 60. Я в жизни эту раму в глаза не видел, и что это такое не знал. А рама – это сложное дело, сама рама сложная, пилы очень сложные, клепать, какой пропил, какая скорость, подача бревен, раскрой бревен, целая наука. Японцы, к слову сказать, распиловку леса с помощью мозгов и хорошей компьютерной техники довели до того, что у них, когда вставляется бревно в пилораму, компьютер считает правильный раскрой, выставляет нужное количество пил с нужным расстоянием, и у них получается практически безотходное лесопиление. А у нас в древесину, которая не подлежит обработке, до 30 % уходило. Учитывая, что они работали на изготовлении столярных изделий, где есть жесткая номенклатура, еще хуже – меньше выход. В общем, кончилось тем, что взял я себе табуретку, пришел в цех, и трое суток оттуда никуда не уходил. Есть так называемый подрамщик, это тот, который толкает бревно. Вот он толкает, а я с секундомером. Я ему говорю:
– Ты добавь скорость.
– А я не могу.
– А ты добавь.
– А я не могу.
– Давай я тогда добавлю.
– Ну, тогда могу.
Я их заставил, за трое суток они стали пилить по 100 кубов. Когда эти 100 кубов напилили, я им сказал: попробуй мне еще раз заявить, что ты не можешь. Пошло дело.
Почти везде приходилось вот таким путем. Начались проблемы, не хватает плинтуса и наличников. Есть 4-сторонний станок, который изготавливает их, это уже другой цех, где Городецкий потом сидел.
– Все, станок больше не тянет.
Взял я Володю тогда, наготовили заготовок побольше и приурочили это дело к коммунистическому субботнику. Коммунистические субботники, кстати, на комбинате проходили блестяще, никаких этих митингов-лозунгов, все работали на своих местах. Единственное что, подбирал номенклатуру, которую легче и больше можно сделать. Так вот, если на этом станке делали 8000 метров в смену, мы с Володей за эту смену сделали 18 000. Конечно, это было подготовлено. Я задал вопрос: а почему ты не подготовишь на каждый день? Ты ж нам подготовил? Подготовил. Ну так и готовься каждый день.