Маги провела неделю в ночной рубашке и в халате, меряя шагами слишком сильно натопленную комнату, невидящим взглядом водя по обоям, словно их гладкая кремовая поверхность могла оградить ее от горя. Шторы в комнате не открывали, горели все лампы, а Маги все ходила из угла в угол, дрожа, ссутулившись, словно она могла умереть от страданий, если остановится хотя бы на минуту. Она боялась ложиться в постель и просто падала туда от усталости.
Няня на несколько минут приводила к ней Тедди. Маги, ничего не видя и не чувствуя, прижимала к себе ребенка, пока живая и непоседливая Тедди не вырывалась из ее рук и не убегала играть. Эта малышка осталась единственным теплым существом в ее жизни. Маги была похожа на человека, легко и радостно скользившего на коньках по серебристому льду и неожиданно провалившегося под лед в холодные воды Арктики и начавшего тонуть. Она опускалась все глубже… глубже. Но Тедди была такой теплой. И Маги не могла утонуть, потому что Тедди все еще дарила ей тепло.
— Мы вернемся в Париж, мадам? — спросила няня Баттерфилд, заметив, что Маги готова подумать о будущем.
— Сколько денег у меня осталось?
— Около трехсот долларов, мадам.
— Я должна дать телеграмму мэтру Юло, чтобы он выслал мне еще. Этой суммы не хватит на билеты, — глухо ответила Маги.
Ответная телеграмма пришла на следующий день:
«Глубоко скорблю вашей потерей. Мистер Килкаллен не оставил никаких распоряжений по поводу вашего содержания, кроме ежемесячной оплаты квартиры и личных счетов. Все оплачено. Денег вперед выслать не могу. Передал все дела его адвокату Нью-Йорке мистеру Луису Фэрчайлду, Бродвей, 45. Советую вам обратиться за деньгами к нему.
Мэтр Жак Юло».
— Посмотрите на это, — Маги протянула телеграмму няне Баттерфилд, слишком изумленная, чтобы возмутиться.
— Он просто умыл руки, — прокомментировала ситуацию англичанка.
— Значит, необходимо встретиться с мистером Фэрчайлдом, — сказала Маги.
— Да, и как можно быстрее, — няня посмотрела на смертельно бледную Маги, с красными от слез глазами, с опухшим лицом. — Почему бы вам не написать ему и не договориться о встрече? И простите меня, мадам, но сегодня вам следует одеться и пойти погулять с Тедди и со мной. Здесь есть очень милый парк, и перемена обстановки пойдет вам на пользу. Стоит такая хорошая, солнечная погода.
— О нет, няня, я не могу.
— Вы должны, — ответила няня, а с ней никогда не спорили ни дети, ни взрослые.
Через три дня Маги встретилась с Луисом Фэрчайлдом в его офисе. Она каждый день по нескольку часов гуляла в парке с Тедди, а этим утром отправилась в салон Ричарда Блока, чтобы привести в порядок волосы. Ради встречи с адвокатом Маги накрасила губы самой яркой красной помадой.
— Благодарю вас за то, что вы уделили мне время, — обратилась она к седому мужчине, сидевшему за внушительным письменным столом.
— Не стоит благодарности. Должен сказать, что я был удивлен, получив ваше письмо…
— Вы знаете, кто я? — взволнованно спросила Маги.
— Разумеется, но бедняга Перри не говорил мне, что вы должны приехать в Нью-Йорк. Позвольте мне принести вам свои искренние соболезнования. Он был моим другом. До сих пор не могу поверить, что такой молодой человек, который никогда ничем не болел…
— Мистер Фэрчайлд, — взмолилась Маги, — прошу вас, перестаньте. Я не могу об этом говорить. Я пришла к вам за советом. Не могли бы вы прочитать эту телеграмму и сказать мне, что я должна делать?
Адвокат долго, внимательно читал текст, потом покачал головой.
— Я ведь говорил Перри, чтобы он составил завещание! Но он так этого и не сделал. Как и многие люди в его возрасте, он полагал, что у него в запасе еще много времени.
— Я не понимаю… Пожалуйста, обрисуйте мне мое положение.
— Положение? Боюсь, что у вас его просто нет.
— Но Перри намеревался разводиться! Мы должны были пожениться! — воскликнула Маги.
— Он умер женатым человеком, мисс Люнель. С точки зрения закона у вас нет никаких прав. К несчастью, в его бумагах нет никаких распоряжений на ваш счет.
— Но как же Тедди, наша дочь! Что будет с ней? — В голосе Маги слышалось неподдельное недоумение.
— Весьма сожалею, но прав нет и у нее.
Луис Фэрчайлд подумал, что, если бы Мэри Джейн была настроена иначе, он бы, возможно, сумел уговорить ее выделить девочке какую-то сумму, пусть и незначительную. Но жена Перри настаивала, что именно из-за этого ублюдка ее муж умер, не раскаявшись в своих грехах. Во всем виновата эта француженка и ее незаконнорожденная дочь, говорила она.
— Но ведь Перри обещал… — голос Маги прервался.
С той минуты, как она оказалась в Нью-Йорке, она ощущала только огромную, невосполнимую потерю. А теперь гнев сдавил ей горло. Маги вдруг увидела себя со стороны, как она сидит перед адвокатом и хнычет: «Он обещал», как делали это миллионы других женщин испокон веков. Глупых, наивных, пострадавших женщин. Непростительно глупых женщин, веривших в своих мужчин, этих беззаботных мужчин, получавших то, что они хотели. Эти мужчины лгали, лгали, лгали… Жюльен Мистраль и Перри Килкаллен. Маги выпрямилась в жестком кресле и взглянула на совершенно несчастного адвоката.
— Прошу вас, мистер Фэрчайлд, скажите мне, чем я владею?
— В вашем распоряжении только ваша личная собственность, драгоценности, меха и подарки, полученные от мистера Килкаллена. Возможно, у вас есть машина?
— А наша квартира в Париже?
— Ею и ее содержимым распорядятся до того, как наследники получат наследство.
— Распорядятся, — повторила Маги. Гнев сделал ее голос сухим и деловитым. — Полагаю, слугам заплатят?
— Мэтр Юло переписывается со мной по этому вопросу.
— Я надеюсь, что они получат компенсацию за то, что лишились работы без предупреждения. Это будет справедливо, не так ли? К счастью для них, они потеряли только место. Да, мне тоже следовало бы научиться чему-нибудь полезному.
— Что вы будете делать? — спросил Фэрчайлд. На самом деле, ему совершенно не хотелось этого знать, не хотелось думать о будущем этой удивительной, но абсолютно неимущей женщины. Но приличия требовали задать этот вопрос.
— Вот об этом мне придется очень хорошо подумать. — Маги накинула на плечи великолепную шубу из серебристой лисицы и принялась натягивать длинные серые перчатки.
— Если я могу помочь вам советом…
— Вы могли бы подсказать мне имя честного ювелира. Полагаю, будет весьма разумным избавиться от кое-каких безделушек, которые у меня не будет времени носить. — Маги старалась говорить как можно беззаботнее. За гостиницу предстояло расплачиваться в конце недели.
Фэрчайлд написал имя на своей визитной карточке.
— Я всегда обращаюсь к мистеру Соммерсу, когда ищу жене подарок ко дню рождения. Скажите ему, что вы мой друг. Послушайте… — Адвокат замялся, не решаясь предложить денег взаймы самой обворожительной женщине, которую ему приходилось встречать. — Если вам нужны наличные, я буду рад помочь вам…
— Благодарю вас, вы очень добры, но этого не понадобится. — Маги вспомнила о собственной гордости. Есть вещи, которые делать не следует ни при каких обстоятельствах. Во всяком случае, пока.
Луис Фэрчайлд проводил ее до лифта, а потом вернулся, чувствуя себя совершенно несчастным. Какая несправедливость. Он полагал, что мисс Люнель отправится обратно в Париж и найдет себе мужа. Такие женщины всегда могут найти себе спутника жизни. И если быть честным, то он совершенно не осуждал Килкаллена. Если бы у него появился шанс получить такую женщину, он бы его не упустил. Только ему хватило бы здравого смысла составить завещание. Во всяком случае, он на это надеялся. Такая женщина кого хочешь заставит забыть обо всем на свете.
Вечером Маги впервые раскрыла свою шкатулку с драгоценностями с тех пор, как оказалась в Штатах. Красивые, сверкающие украшения казались давно позабытыми детскими игрушками. Она задумчиво отложила натуральные камни в одну сторону. В другую сторону Маги положила бижутерию, и эта горка оказалась значительно больше.
Тем не менее этого достаточно, чтобы они продержались долго, очень долго, размышляла она. Перри любил заходить с ней к ювелирам без всякого повода, каждый раз, когда они оказывались рядом с Вандомской площадью. Он требовал, чтобы Маги выбрала себе что-нибудь, просто чтобы отпраздновать еще один день, проведенный вместе. «Надо как-то отметить четвертый зубик Тедди», — говорил он, или: «Это исключительно ради твоих сосков, самых розовых сосков в Париже».
Маги решительно вынула все настоящие драгоценности, за исключением жемчуга — женщина должна иметь жемчуг — и любимого браслета, из бархатных футляров и сложила в свою сумочку. Ей не по карману сентиментальность, и, кроме того, она покончила с чувствами раз и навсегда, потому что они в конце концов приводят к печальной развязке.
Молодая женщина не могла простить себя. Она оказалась простодушной, легковерной дурочкой, над которыми всегда смеялись французы и которые верили любым розыгрышам. После встречи с Фэрчайлдом Маги почувствовала себя намного старше, мудрее и жестче. Никогда больше она не поверит мужчине. Маги чувствовала, как растет эта уверенность в ее душе, и она словно согревалась изнутри, в ней зарождалась новая сила. Не слишком весело в двадцать два года понять, что ни одному мужчине — любит он тебя на самом деле или нет — нельзя верить. Не слишком весело сознавать, что надеяться можно только на себя. Но зато это было полное понимание, без вопросительных знаков и исключений. Мутная, холодная вода, с которой боролась Маги, отступила, оставив ее на суше. Возможно, это пустой и неприветливый берег, но он куда меньше пугал ее теперь, когда она узнала, что помощи ей ждать неоткуда. Так бывало и раньше, но она выжила.
Маги выпрямилась в полный рост и посмотрела на свое отражение в зеркале. «Тебе остается только идти вперед», — сказала она себе и задумалась, что лучше всего надеть для встречи с ювелиром. Во-первых, простое черное платье от Вионне. Затем черное пальто от Скиапарелли, с широкими плечами, двубортное, напоминающее деревянног