Тургенев служил при московском главнокомандующем и был одной из первых фигур московского масонства и другом Николая Ивановича Новикова. Тургенев сразу понял состояние молодого человека. Он сам в юности пережил нечто подобное и по праву старшего и более опытного в жизни человека убедил Карамзина ехать в Москву, говоря, что грех зарывать талант в землю, что Николай Иванович Новиков и все «Дружеское ученое общество», сочленом которого является и сам Иван Петрович, будут рады, если он разделит с ними их труды по просвещению и воспитанию русского общества.
Так Карамзин оказался в Москве.
Новиков отличался какой–то магической силой привлекать к себе людей, делать их своими единомышленниками, сотрудниками, приверженцами, друзьями, возбуждать к деятельности и к долговременному труду, который мог поддерживаться только внутренней глубокой убежденностью.
Карамзин не избежал общей участи. Впрочем, наверное, не тайной гипнотической силой воздействовал Новиков на привлекаемых им к работе сотрудников, а тем, что умел дать им такое занятие, которое наиболее соответствовало их желаниям и способностям.
Николай Иванович предложил Карамзину заняться переводом философского трактата Штурма «Беседы с богом» и пригласил поселиться в доме «Ученого общества» возле Чистых прудов, где жили учившиеся на средства общества семинаристы. Ближайшим соседом Карамзина оказался Александр Андреевич Петров, студент, окончивший курс и теперь работавший над переводами для «Типографической компании», созданной членами «Ученого общества» для издания своих трудов. Петров был всего на несколько лет старше Карамзина, они вскоре стали друзьями. Петров ввел Карамзина в область интересов новиковского кружка, пробудил в младшем друге интерес к духовной жизни.
Когда Карамзин жаловался на скуку, то Петров, подняв голову от книги или листа бумаги, который он заполнял ровными плотными строчками, и, обведя рукой вокруг, говорил с легким упреком: «Посмотри, сколько противоскучия можно найти, не выходя за ворота: читай книгу, пиши, у тебя есть собственная фантазия — предавайся мечтаниям».
В конце концов серьезная и глубокая духовная жизнь стала для Карамзина потребностью. И тогда Карамзин впервые задал себе вопрос: в чем смысл жизни и как надо жить?
С этого вопроса жизнь для Карамзина обрела смысл и цель.
Сколько было перечитано и переговорено, какие только вопросы не затрагивались в беседах друзей и заставляли их забывать о времени. Вскоре Карамзина перестала удовлетворять переводческая работа, он начал писать сам, и незаметно для себя и окружающих вдруг стал больше автором, чем переводчиком. Стихи, повести, романы, драмы, размышления, рассуждения, философские трактаты — много было задумано им на Чистых прудах. Осуществлено было не так уж много, да и то сказать — планов хватило бы на целую жизнь…
Часто бывал Карамзин у Новикова дома, за обеденным столом которого собирались интересные люди, в большинстве своем причастные к «Дружескому ученому обществу» и «Типографической компании»: князь Николай Никитич Трубецкой, Иван Петрович Тургенев, князь Иван Владимирович Лопухин, Алексей Михайлович Кутузов — друг юности Радищева, вышедший в восемьдесят третьем году в отставку и теперь отдававший обществу все время и силы; преданный душою Новикову купец Походяшин, пожертвовавший значительную часть своего капитала на благотворительные дела; авторы и переводчики, сотрудничавшие в изданиях компании: великолепный знаток природы и сельского хозяйства Андрей Тимофеевич Болотов, который в течение десяти лет один, только своими собственными статьями заполнял журнал «Экономический магазин», причем не было случаи, чтобы своевременный выход журнала задержался бы по его вине; бывали московские литераторы, студенты, актеры, профессора университета, приезжие из Петербурга, где у Новикова тоже было немало знакомых. Короче говоря, за столом Новикова собирались люди, стоящие на разных ступенях общественной лестницы, — от титулованного вельможи до студента из крестьян, но объединенные волей хозяина и любовью к книге и просвещению.
В 1787 году Новиков поручил Петрову и Карамзину составлять и редактировать журнал «Детское чтение для сердца и разума», который выдавался как бесплатное прибавление к «Московским ведомостям». Николай Иванович полностью доверил всю работу юношам: они сами искали для перевода статьи, переводили их; если же в иностранных журналах и книгах не находилось нужной по теме статьи, то сочиняли сами. В «Детском чтении для сердца и разума» Карамзин напечатал первую написанную им повесть «Евгений и Юлия».
Ни для кого в Москве не было секретом, что все главные члены «Дружеского ученого общества» были масонами: и Новиков, и Тургенев, и князь Трубецкой, и Лопухин, и Кутузов, так же, как и многие из друзей и постоянных посетителей новиковского дома.
Масонским духом невольно проникались и студенты — обитатели дома на Чистых прудах.
О собраниях масонов, происходивших втайне, на которые посторонние не имели доступа, в обществе ходили разные слухи. Одни считали, что масоны — колдуны и чернокнижники и на своих сборищах они вызывают нечистую силу. Другие полагали, что масоны обладают знанием какого–то божественного откровения. Третьи были уверены, что масонские ложи наполняют бунтовщики, замыслившие свергнуть существующие власти и самим занять их место.
Подобные разговоры о масонах с самыми фантастическими и душераздирающими подробностями вроде того, что они по ночам выкапывают покойников на могил для своих бесовских действий, Карамзину часто приходилось слышать и в Москве и в Симбирске. Но первое же знакомство Николая Михайловича с московскими масонами заставило его посмеяться над всеми этими слухами и разговорами. И чем более он присматривался к людям, в круг которых его ввел Тургенев, тем более интереса и симпатии они вызывали у него.
То, что узнавал Карамзин о масонстве, и та деятельность, которой занималась «Типографическая компания»: издание книг для просвещения народа, организация народных школ, открытие аптек, больниц, широкая благотворительность, — все это было созвучно его мечтам о полезной обществу, проникнутой высокой духовностью жизни, и он тянулся к этим людям и к масонству.
Масонское движение возникло в Англии в начале XVIII века. Оно было протестом частных людей против бесчеловечности и лжи государства, в своих интересах попиравшего нравственную и религиозную мораль. Эти люди мечтали противопоставить государственным учреждениям, основанным на разделении и вражде людей, некий тайный всемирный религиозный братский союз. Гуманистические основы масонства нашли широкий отклик в умах людей, и масонство быстро распространилось по всему миру.
В различных странах и в разные времена масонство имело различную окраску. Иные ложи (так назывались организации масонов) приобретали характер религиозного ордена, со слепым подчинением младших старшим, углублялись в мистику; другие ставили на первый план благотворительность; третьи — просветительство. Случалось, что политические деятели использовали некоторые масонские ложи для своих целей. Существовало несколько «систем» масонства. Очень сложная и туманная мистическая философия масонства трактовала о Божественной природе мира, о взаимоотношении Добра и Зла, и искала пути познания Божественного начала и Божественной воли, познание которых дало бы счастье человечеству.
Политические взгляды масонов отличались неопределенностью. Современные социальные системы с их социальным неравенством и угнетением они отрицали и подвергали критике, они мечтали о будущем царстве всемирного братства и справедливости, где не будет насилия и угнетения. Но путь к этому царству, считали масоны, лежит не через политическую борьбу и революцию, а через мирное нравственное перерождение людей. Поэтому самой главной задачей, стоящей перед масонами, была работа по самоусовершенствованию, воспитание в себе добрых качеств и черт характера, избавление от пороков. Это называлось «работой над диким камнем».
Собрания масонов сопровождались таинственными обрядами, имевшими символический смысл. На этих собраниях (масонами они назывались «работой») читали масонские сочинения, слушали речи, обсуждали практические дела, пели масонские гимны. Бывали специальные «столовые ложи», то есть общие масонские обеды и ужины. Иногда устраивали открытые собрания, с приглашенными гостями, с дамами; тогда масонская ложа превращалась в светский салон.
Практическая деятельность Новикова и его товарищей проходила перед глазами Карамзина, масонские сочинения печатались в типографии и продавались в лавках — их Николай Михайлович читал. Однако все это было лишь частью работы масонов, причем, как многозначительно они намекали сами, внешней и не главной. Главная же цель, главная тайна масонства открывалась только посвященным. И Карамзин жаждал узнать эту тайну.
Однажды Иван Петрович Тургенев пришел на Чистые пруды какой–то особенно торжественный.
— Мы, Николай Михайлович, вчера много говорили о вас, и вот общее мнение: вы, по вашим достоинствам и образу мыслей, достойны войти в наш тесный братский союз. Конечно, если вы сами этого пожелаете, — быстро добавил он и продолжал так же торжественно: — Я вызвался быть вашим поручителем.
Карамзин просиял от радости, взволновался, бросился обнимать Тургенева, повторяя:
— Я счастлив… Я счастлив…
Карамзин прошел торжественный обряд посвящения и стал масоном.
Члены масонских лож имели условные имена, которыми назывались на заседаниях и во взаимной переписке. Так Новиков был брат Коловион, Трубецкой — брат Поректус, Лопухин — Сацердос. Карамзин получил имя — брат Рамзей.
Первое время Николай Михайлович с большим волнением принимал участие в работе ложи. Его волновала и таинственная полутьма комнаты на заседаниях, и фартуки–запоны с символами и знаками, которые надевали масоны, и речи, в которых почти каждое предложение заключало в себе или древнюю формулу, или глубокое иносказание.
Карамзин был полон желания постичь тайное знание масонства, спрашивал о нем старших братьев–масонов, с трепетом ожидал ответа, но братья, многозначительно и ласково улыбаясь, говорили, что со временем ему откроется все, если он будет «работать над диким камнем».